Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

Присутствие поблизости богов и расположение их духа изгои чувствовали острее всех прочих людей на свете – без этого им бы так долго не протянуть, и странную безжизненную пустоту вышних сфер почуяли еще до того, как на горизонте показалась островная гряда, тянувшаяся от большого острова, от острова Ау, к югу. С подобным им сталкиваться прежде не доводилось. Держа ухо востро, выжидая и наблюдая, флот двинулся вперед, и спустя пару дней общепризнанный вождь, человек по имени Стек, капитан «Праведной Мести», велел вознести самые нейтральные, самые непредвзятые молитвы да принести скромную жертву богам местных вод, кто бы они ни были таковы.

Вскоре после этого двенадцать человек бесследно исчезли в ночи. Больше их никто не видал. Разумеется, уцелевшие Безбожники сразу же поняли: это знак, и шестеро капитанов собрались на совет на борту «Ни Воды, Ни Земли».

Флот в это время шел мимо крохотного островка. Черные отвесные скалы берега с гнездами морских птиц на каждом выступе венчала корона зеленых трав. Ветер был холоден, а яркое солнце в безоблачном синем небе словно бы вовсе не согревало, и потому все шестеро тесно сгрудились вокруг жаровни на межкорпусной палубе.

– Что делать будем? – спросил Стек остальных пятерых, дождавшись, когда все устроятся поудобнее.

Как всякий Безбожник, был он жилист и мускулист, без капли жира под кожей. Долгая жизнь под открытым небом высветлила его темные волосы до рыжины, а кожа, какой бы оттенок ни придала ей судьба, потемнела от солнца. Взор его карих глаз мог показаться туманным, но, стоило ему заговорить, от видимой рассеянности не осталось ни следа.

– У меня уже есть кое-какие мысли, – продолжал он, – но лучше нам выслушать всех, ни единой возможности не упуская.

– Уходить надо, – сказал капитан «О, Боги, Смилуйтесь», плечистый, одноглазый и однорукий здоровяк с лицом, загрубевшим, точно седельная кожа. – Местный бог наверняка жутко капризен.

– А кто из богов не капризен? – возразил еще один из капитанов. – Давайте жертву ему принесем. Обильную, чтобы побольше еды, и пир на всех шести лодках закатим. И воззовем к «богу, покаравшему нас за недавнее прегрешение». Таким образом мы его, по крайней мере, ублагостим.

– Мысль твоя неплоха, – согласился Стек. – Мне это тоже на ум приходило. Вот только я еще не решил, что лучше – пир или, наоборот, аскеза какая-нибудь, вроде покаяния.

– Так, может, и то и другое? – предложил четвертый. – Сначала аскеза, а потом и пир.

– Да, это на все возможные случаи сгодится, – сказал Стек.

И все согласились с ним, кроме капитана «О, Боги, Смилуйтесь».

– Этот бог коварен и жаден. Хлеще всех остальных. Уж лучше попытать счастья в других водах.

Сказав так, от участия в выборе выражений и форм ритуалов он устранился – просто прикрыл единственный глаз да придвинулся поближе к жаровне.

Когда совет завершился и капитаны начали разъезжаться, Стек отвел его в сторону.

– Отчего ты сказал, будто местный бог коварен и жаден хлеще всех остальных?

– А отчего ты спрашиваешь об этом, когда совет уже кончен? – буркнул капитан «О, Боги, Смилуйтесь», сощурив единственный глаз.

Но Стек пререкаться не стал. Просто стоял да смотрел на него.

– Ну, хорошо, – уступил одноглазый. – Спроси себя о простой вещи: где все прочие боги? На весь флот не сыщется ни одного младенца, который не чуял бы разницы между этими водами и теми, что мы недавно покинули. Местный бог выжил отсюда всех остальных, а то и истребил. Он явно из тех богов, что не терпят жертв, принесенных не им. Но, в таком случае, зачем ему было дожидаться наших ошибок? Отчего бы сразу не ниспослать предостережение и таким образом не заручиться нашей покорностью? Выходит, гибель дюжины наших ему в радость, это уж точно. Дурак бы ты был, если б не понял этого сам, а я тебя никогда за дурака не держал.

– Я это понимаю, – подтвердил Стек. Без ровного нрава и недюжинного ума он нипочем не достиг бы вершины власти. – А еще понимаю, что благоволение бога, которому хватило могущества выжить из своих угодий всех остальных, нам вовсе не помешает.

– Верно, Стек, верно, но во что оно обойдется?

– Сделки с богами еще никогда не обходились нам даром, – напомнил Стек. – И ни разу еще мы не вели с ними дел по собственной воле. Любая утрата – и последняя тоже – не по сердцу никому, но выгод, что подворачиваются под руку, упускать нельзя. Сам знаешь: не в том мы положении.

– Я бросил сына тонуть в волнах, потому что не мог вернуться за ним, не подвергнув опасности лодку со всеми, кто на борту. Не думай, будто я говорю все это из сентиментальности.

Оба ненадолго умолкли.

– Я против власти твоей не пойду, – продолжал одноглазый, – но скажу так: ты совершаешь ошибку, которая может стоить жизни всем нам.

– Я высоко ценю твой совет, – сказал Стек, крепко стиснув плечо капитана «О, Боги, Смилуйтесь». – Об одном попрошу: не молчи. Почуешь недоброе – говори сразу. И сейчас, и в будущем.

С тем они и расстались, с тем и разъехались по лодкам.

За тысячу лет до всего этого жили в деревне Илу на острове Ау два брата, а звали их Этойе и Экуба. Родились они в один день, и, когда отец их умер, стало им непонятно: как же пожитки его разделить?

Отправились братья со спором своим к богу, что жил в пещере неподалеку от Илу. Пещера та вела в глубину склона горы, к исходящему паром, воняющему серой колодцу, и в прошлом тамошний бог нередко помогал людям добрым советом.

– Пускай Экуба делит наследство к своему удовольствию, – отвечал им бог. – И Этойе пускай себе долю выберет. Да пускай братья после от выбора своего не отказываются, не то ждут вас гибель и бедствия!

Но вместо того, чтобы устроить дележ по справедливости, Экуба зарыл самую завидную долю отцовских пожитков под кучей, на которую Этойе уж точно не польстится. Вскоре Этойе обман его разгадал, в гневе вытащил нож и ударил Экубу так, что тот рухнул с ног, обливаясь кровью. Подумав, что убил брата насмерть, Этойе взял челнок и бежал.

Самый дальний к югу от Ау остров в великом дыму и огне, окутанный тучами пепла, поднял над водой плечи и голову еще во времена прадеда Этойе. Но птицы сторонились его до сих пор, а потому подходящим для охоты местом остров тот не считался. Берега его были черны и отвесны, так что и причалить-то некуда, однако Этойе отыскал острый каменный выступ, привязал к нему челнок и вскарабкался по утесам наверх – туда, где сквозь пепел робко пробивались травы и мох, да исходил паром теплый источник. Больше на острове ничего интересного не оказалось.

Однако небо темнело к ночи, а податься Этойе было некуда, и потому уселся он у источника поразмыслить над собственным положением.

– Эх, Этойе, – сказал он себе, – доведет тебя твой гнев до погибели. Но… что тебе еще оставалось?