Михаил Широкий - Куколка

Её голос, делавшийся, по мере того как она говорила, всё слабее и прерывистей, оборвался, и она смолкла, потупившись и уткнув взгляд в пол. А когда подняла голову и опять взглянула на Дениса, в её глазах блестели слёзы. И голос был сдавленным, задыхающимся, когда она повела свою речь дальше:

– Но, как оказалось, эта каменная стена на самом деле так хрупка. Как стекло… И её так легко разрушить… сравнять с землёй… Достаточно одного малолетнего подонка, у которого молоко на губах не обсохло, за рулём дорогой тачки, чтобы убить такого человека. Больше, чем человека… Моего отца!..

Силы вновь изменили ей, и голос её пресёкся. Она снова уронила голову и некоторое время безмолвствовала, и Денис даже начал думать, что она умолкла окончательно. Но девушка, видимо одолев нахлынувшее волнение, опять вскинула на него пылающий, пронизывающий взгляд и возбуждённо, с надрывом заговорила:

– Он был ещё жив… И он узнал меня… И даже нашёл силы улыбнуться… И хотел что-то сказать мне… Наверно, как всегда, утешить… или попрощаться… Но не смог. Не хватило сил. Он стал задыхаться, захрипел, изо рта хлынула кровь… – Она стиснула кулаки и сверкнула глазами. Денису показалось, что она сейчас прожжёт его этим огнистым, испепеляющим взором. – И умер! У меня на руках… Лучший человек на свете… Лучший из отцов… Отец, о котором можно только мечтать…

Подступившие к горлу слёзы помешали ей говорить, и она опять утихла, покачивая головой и стискивая и покусывая побелевшие губы, точно сдерживая готовый вырваться крик. Очевидно, тяжёлые воспоминания двухлетней давности всколыхнулись в ней с новой силой и заставили её вновь пережить случившееся тогда. Даже Денис, которому, казалось бы, было совсем не до того, поневоле вслушался в её рассказ и ощутил всю безмерность и безысходность горя, испытанного когда-то этой в прямом смысле роковой для него девушкой. И не то чтобы посочувствовал ей – испытывать к ней участие после всего происшедшего и обещавшего произойти он был не в состоянии, – но как будто уловил в её голосе, тоне, во всём её облике что-то человеческое, наличия чего в ней даже не предполагал. И это на мгновение оживило в нём умершие было надежды. Он поверил было, захотел поверить, что не всё ещё потеряно, что он не обречён окончательно и бесповоротно, что его участь не предопределена и совершенно неожиданно может измениться в лучшую сторону…

Однако ему не слишком долго пришлось тешить себя иллюзиями, так легко, с такой готовностью вспыхивающими в отчаявшемся сердце. В глазах Лизы, вновь устремившихся на него, загорелись безумные, дьявольские огни, черты исказились, а в голосе прозвучали стальные ноты, когда она произнесла, с нажимом отцеживая слова:

– И ведь в тот проклятый день я потеряла не только отца, но фактически и мать. Она не выдержала всего этого, у неё случился инсульт, и с тех пор она…

Её голос опять сорвался, лицо болезненно искривилось, губы задрожали. Но она тут же усилием воли сжала их, мотнула головой, словно отметая воскресшие в памяти страшные картины, и после короткого перерыва продолжила:

– Не знаю, как я сама не умерла после всего этого. Или не сошла с ума… Но я выдержала, выстояла. Я ведь сильная. Я в отца. Не внешне, так внутренне… Только слабаки и неудачники вечно ноют, скулят и жалуются. И пальцем не пошевелят, чтобы изменить хоть что-то в своей никчёмной жизни. А сильные люди умеют постоять за себя. Не склоняются, не покоряются, не пасуют перед трудностями. Даже самое страшное горе, даже потерю того, чью потерю вроде бы невозможно пережить, они умеют принять и перенести с достоинством. И жить с этим дальше, как бы ни было тяжело и нестерпимо больно… Но самое главное, – тут она гордо вскинула голову и торжествующе усмехнулась, – самое главное – они умеют мстить! Ничего не забывают и не прощают. Воздают своим врагам полной мерой. И не беда, если и сверх меры. Око за око, зуб за зуб! Мудрое правило. Наверно, единственное, что стоит запомнить из той толстой скучной книжонки, которую я от нечего делать почитывала когда-то. И я запомнила. И следую этому правилу неукоснительно. Порой буквально… Вот и сейчас, пожалуй, сделаю так же. Первое, что я возьму у тебя, будет зуб. Ну а потом уж всё остальное. Внутренние органы, как обычно, оставим напоследок. На десерт, так сказать.

С этими словами и с ехидной ухмылкой на лице она двинулась к Денису, у которого от её последних слов захолонуло сердце. «Ну вот и всё, – мелькнуло у него в голове, – сейчас начнётся… Дай мне сил!» – мысленно обратился он к кому-то, сам не представляя к кому, закатив глаза кверху и упёршись взглядом в тёмную, будто закопчённую, дощатую кровлю.

Лиза между тем, остановившись в шаге от него, коротко бросила через плечо:

– Инструменты.

Валера, словно только и ждал этого приказания и отлично знал, какие именно инструменты требуются сестре для осуществления задуманного, немедленно подал ей молоток и стамеску. Взяв молоток в правую руку, а стамеску в левую, девушка приблизилась к окаменевшему, полумёртвому Денису вплотную и заглянула в его округлившиеся, полные невыразимого ужаса глаза. И, вероятно, увиденное понравилось ей, так как лучезарная улыбка осветила её лицо и весёлые озорные огоньки заплясали в её глазах.

– Ты боишься! – сказала она, забираясь, точно буравом, казалось, в самую глубину его расширившихся и потемневших зрачков. – Боишься так, как не боялся ещё никогда в своей жизни. Так ведь?.. Как же я люблю видеть этот страх! Видеть и ощущать его почти физически. Как он исходит, истекает, струится из вас. Таких вот, как ты и твой дохлый кореш. Это чувство ни с чем не сравнимо. Оно опьяняет, будоражит кровь… А сейчас, – улыбнулась она ещё ярче и светозарнее, – сейчас ты испытаешь боль, какую никогда ещё не испытывал. Я бы сказала, квинтэссенцию боли. Вариант адских мук, которые тебе доведётся пережить ещё здесь, в этом мире, прежде чем отправиться в другой. И я, тут можешь не сомневаться, сделаю всё для того, чтобы это не произошло чересчур скоро. Нам бы не хотелось потерять тебя так же быстро, как твоего приятеля-кастрата. Такой досадной ошибки мы не повторим… Ну а теперь, – улыбка вдруг испарилась с её лица, а голос, утратив мягкость и певучесть, стал сухим и жёстким, – поиграем в стоматолога. Обожаю эту игру! Надеюсь, тебе тоже понравится. Открой-ка рот, да пошире.

Денис не исполнил требуемого. Он, казалось, вообще не понял, что она имела в виду. Лишь продолжал таращиться на неё с недоумевающим, обалделым видом.

Лиза усмехнулась и отчётливо и раздельно, будто втолковывая ребёнку или разговаривая с плохо слышащим, промолвила:

– Ты не смотри на меня такими жалкими собачьими глазами, а делай то, что я велю. Мои приказы надо выполнять быстро и беспрекословно.