Михаил Широкий - Куколка

Денис не шелохнулся и не сделал ни малейшей попытки быстро и беспрекословно выполнить приказ.

Чем вызвал всплеск неудовольствия у девушки. Она, видимо начиная терять терпение, нахмурилась и с расстановкой произнесла:

– Ты что, не догоняешь, придурок? Я ж русским языком тебе сказала: открой рот! Мне десять раз повторять, что ли?

Но и это, по-видимому, не произвело впечатления на Дениса, то ли действительно не понимавшего, чего от него добиваются, то ли использовавшего это мнимое непонимание в качестве самозащиты.

Однако таким способом он мог лишь немного потянуть время, но никак не избежать неминуемой развязки. Валера вмешался и подсказал напарнице:

– Да что ты валандаешься с ним, сеструха? Дай ему молотком по зубам, он и раззявит пасть!

Совет, видимо, показался Лизе дельным. Она приблизила своё, вновь тронутое улыбкой и слегка зарумянившееся лицо к застылому, белому как бумага лицу Дениса и вполголоса вымолвила:

– Слыхал, а? Мне сделать так, как брательник говорит, или ты всё-таки раскроешь свой хлебальник?

Угроза подействовала. Денис медленно, неуверенно, точно его лицевые мускулы были сведены судорогой, начал приоткрывать губы, а затем, после новых, ещё более настойчивых и нетерпеливых понуканий девушки, вынужден был расцепить плотно стиснутые зубы. В образовавшуюся щель тут же проникла Лизина стамеска, и он ощутил её холодные резкие прикосновения к языку и дёснам и неприятный металлический привкус, отчего он скривился, а на глаза его невольно навернулись слёзы. Он непроизвольно попытался отстраниться, но упёрся затылком в бревно, к которому был привязан.

Лиза же принялась разжимать его будто одеревенелую челюсть, сопровождая свои действия насмешливо-похабными комментариями:

– Ну, ты давай заплачь ещё, как девчонка! И не морщись так, будто тебе член в рот суют. Это тебе не грозит, можешь не беспокоиться… Хотя для тебя, наверно, было бы лучше член пососать. Это мало того что совсем не больно, так даже приятно. Уж поверь мне, я знаю, о чём говорю. Опыт какой-никакой в этом деле имеется…

Балагуря и похохатывая, она ещё некоторое время растягивала его рот до нужного ей предела, а когда наконец он оказался распахнут настежь, заглянула в него с внимательно-заинтересованным видом и стала водить кончиком стамески по зубам нижней челюсти.

– Ну-с, больной, поглядим на ваши зубки. Проверим их состояние. Посмотрим, много ли сладкого вы едите… А, что, любишь сладенькое? – неожиданно отвлёкшись, подмигнула она Денису и растянула губы в шаловливой улыбке. – Любишь, признайся. Все вы любите. Вон твой приятель не скрывал этого. Даже бравировал этим. За что, правда, и поплатился по полной программе… А ты, как я погляжу, скромник такой, тихоня. Прям как целка. Или только вид делаешь, а на самом деле… В тихом-то омуте, сам знаешь… Ой! – вдруг вскрикнула она, расширив глаза и устремив пристальный взор в глубину его рта. – Больной, да у вас кариес! Вот, на зубе мудрости, червоточинка. Безобразие! Нужно срочно удалить. Немедленно!

Денис так никогда и не узнал, был ли у него кариес на самом деле или это была милая шутка вошедшей в роль стоматолога девушки, потому что он не увидел больше свой зуб мудрости. Лиза приставила к нему острый кончик стамески, сощурив левый глаз, примерилась, чуть повернула её, устанавливая поточнее, и, взмахнув молотком, ударила по её ручке. А затем, почти сразу же, ещё раз.

Неимоверная, чудовищная, жгучая, как огонь, боль пронзила его насквозь. Он даже представить себе не мог, что может быть так больно. В этом Лиза оказалась права: никогда в жизни он не испытывал такой боли. В первые секунды после удара она буквально разорвала его челюсть, затем охватила, точно пылающим жгутом, голову, погасив свет в глазах и взорвав мозг. После чего стремительно растеклась по телу, затопив нечеловеческой мукой все его части, заставив трепетать и содрогаться каждую клеточку, превратив всего его в одно сплошное невообразимое страдание.

Денис даже не закричал. Он просто завыл, как зверь. Откуда-то из глубины его вырвался такой дикий, ни на что не похожий, ни с чем не сравнимый звук, который ни разу ещё не доводилось ему издавать. Он весь скорчился у своего столба, как раздавленный червяк, выгнулся какой-то немыслимой дугой и, уронив голову на грудь, исторг изо рта поток слюны и крови, вместе с которым вывалился и злосчастный зуб мудрости с действительным или вымышленным кариесом.

Всё это происходило под аккомпанемент громкого задорного смеха Лизы, которая, не отводя от своей скрюченной и воющей жертвы неотрывного горящего взгляда, покатывалась от хохота, схватившись за бока и раскачиваясь из стороны в сторону. Ей вторил Валера, присоединив к её мелодичному переливчатому смеху своё сиплое бухающее гоготанье. И лишь Толян был невозмутим и наблюдал за всем с чуть отстранённым видом и едва приметной небрежной улыбкой на тонких сомкнутых губах. По-видимому, он не воспринимал происходящее всерьёз и рассматривал это как невинную детскую забаву, своего рода разминку, подготовку к чему-то гораздо более важному и трудоёмкому, где уже понадобится его непосредственное и, возможно, решающее участие.

Лиза между тем никак не могла успокоиться, хохоча как сумасшедшая, отирая выступившие на глаза слёзы и едва выговаривая сквозь смех:

– Ну, как из меня стоматолог? Клёвый, да? Тебе, я вижу, понравилось… Да и не только тебе. Все, кто побывал тут до тебя, были в восторге от моего искусства… Которое я оттачиваю от раза к разу. А то раньше, бывало, пока выбьешь зуб, весь рот раскровянишь больному, так что и зубов уже не видно. А сейчас, сам видел, один, максимум два удара – и готово! И я рада, и пациент доволен… Так ведь, да? Ты доволен, сучёныш? – вдруг резко оборвав смех и брезгливо оттопырив губы, неожиданно грубо спросила она. – Попробуй только скажи, что нет!

Но это был праздный вопрос. На него не могло быть ответа. Денис не мог сказать ни «да», ни «нет». Он вообще не в состоянии был произнести ни слова. Лишь протяжный захлёбывающийся вой и невнятные прерывающиеся всхлипы вырывались из его перекошенного кровоточащего рта, извергавшего всё новые то ярко-красные, то бледно-розовые струйки, стекавшие по подбородку и шее и капавшие на пол.

– А-а, ну да, понимаю. Тебе трудно говорить, – напустив на себя комично-участливый вид, проворковала Лиза, сочувственно покачивая головой. – Моё лечение немного жестковато, признаю это. Ограниченность в средствах даёт себя знать… Ну, впрочем, как и во всей нашей медицине… Приходится экономить буквально на всём, в том числе на болеутоляющих… Но, в конце концов, не так уж это страшно. Врач вынужден причинять боль, это неизбежно в его профессии. Он делает это ради высшей цели – исцеления больного. И я этой цели достигаю всегда. Моё лечение необычайно, просто феноменально эффективно! Жалоб от больных, во всяком случае, на моей памяти ещё не бывало. А у меня ведь было много пациентов… даже не припомню уже, сколько именно… Братан, сколько додиков побывало у нас тут? – осведомилась она, полуобернувшись к Валере.