Михаил Широкий - Куколка

– Мне так страшно, братуша. Так страшно… Мне кажется, я не переживу этого… Обними меня покрепче.

И, поскольку эта своеобразная полушутливая, полусерьёзная игра происходила между ними довольно часто и очень нравилась им, Толян не разрушал иллюзию, охотно подыгрывал партнёрше и, гладя своей огромной короткопалой ручищей её изящную, будто игрушечную головку, прижавшуюся к нему словно в поисках защиты и укрытия от окружающего страшного и враждебного, по её же собственным словам, мира, приговаривал ей на ушко, почти касаясь его губами:

– Надо, сестричка, надо. Другого выхода нет. Иначе нам капец… Мы за два года двенадцать душ загубили. А сейчас ко всему прочему ещё и ментов положили. За такое нас по головке не погладят, вот как я тебя сейчас… почётную грамоту не дадут. Совсем другое дадут… Такое, что и сказать противно… – и при одной мысли о возможном воздаянии за содеянное его лицо передёрнуло, как от кошмарного видения.

Лиза вдруг резко отстранилась и взглянула на него озабоченно и хмуро.

– А мать? – глуховатым голосом произнесла она. – Что с ней будем делать? С собой, что ли, потащим?

Физиономия Толяна омрачилась. Низкий, немного вогнутый лоб пересекла глубокая складка.

– Это будет проблематично, – пробурчал он.

– Вот и я о том же, – поддержала Лиза, значительно вскинув бровь. – В нашем нынешнем положении это обуза. Серьёзная обуза. Которую, боюсь, мы просто не потянем.

Толян утвердительно тряхнул головой.

– Угу… – прогудел он. – И пенсии её нам больше не видать, как своих ушей. Невелики, конечно, гроши, но всё же…

– О, читаешь мои мысли! – Лиза подняла указательный палец и прикрыла глаза ресницами, точно пытаясь скрыть свои мысли, которые выдавал её мерцавший недобрым светом взор.

Толян кивнул. Его крупные, рубленые черты искривила чёрствая, жестокая ухмылка. И, судя по всему, в этот момент участь парализованной матери страшного семейства, ставшей ненужной своим прагматичным детям, была решена.

Лиза хотела ещё что-то добавить, но в эту минуту к ним подбежал запыхавшийся, разгорячённый движением Валера, на блестевшем от пота лице которого сияла счастливая, бесшабашная улыбка.

– С Вольфом мяч погоняли! – похвалился он, шумно дыша и едва сдерживая распиравший его смех. – Вернее, нет… Мяча у нас не было. Но зато были головы мусоров… И я их так запинал, что там от кожи одни лохмотья остались. А от их голов – грязные безглазые черепушки… Вот я даже прихватил с собой одну… не помню только чью… Да и какая нахрен разница, все они одинаковые!

И он протянул вперёд руку, в которой держал покрытый пылью, грязью и запёкшейся кровью череп с висевшими кое-где обрывками кожи и чёрными, забитыми землёй глазницами, по которому действительно уже невозможно было определить, кому он принадлежал, лейтенанту или его напарнику.

Лизино лицо перекосилось от отвращения.

– Какого чёрта ты приволок это сюда! – рявкнула она на скудоумного брата. – Убери немедленно эту гадость!

Немного опешивший от такого приёма Валера, поняв, что далеко не все разделяют его пристрастие к черепам, опустил руку, вздохнул и, бросив на сестру обиженный взгляд, побрёл со своей ношей в глубь двора.

Лиза, проводив его косым, брезгливым взором, покачала головой и взглянула на Толяна, при виде всего этого не смогшего сдержать смеха.

– Ну вот, ты видел, братуша! Ну не кретин ли?

Толян лишь развёл руками и рассмеялся ещё сильнее.

– И знаешь, – продолжила она, чуть погрустнев, – мне кажется порой, что с годами он тупеет всё больше. Раньше он вроде умнее был.

Толян оборвал свой смех и тоже посмурнел.

– Ну что ж, родакам, ещё когда мы малые были, врачи сказали, что это вполне возможно. Что он будет деградировать до тех пор, пока вообще не перестанет быть человеком и не превратится в совершенное животное.

Лиза, слушая его, кивала и хмуро, исподлобья глядела на Валеру, со скучающим видом бродившего поодаль и уже не обращавшего внимания на собаку, прыгавшую вокруг него и тонким повизгиванием словно приглашавшую хозяина продолжить игру.

– Ладно, поживём – увидим, – проговорила девушка чуть погодя, отбросив назад упавшую на лоб длинную прядь. – Сейчас есть дела поважнее. Надо собираться. Пошли!

Она решительно двинулась было в сторону дома, но почти сразу же остановилась, заметив тускловатый отблеск, выбивавшийся через приоткрытую дверь сарая.

– Ой, чуть не забыла! – хлопнула она себя по лбу. – Там же этот задрот висит, который вздумал стонать в самый неподходящий момент. Надо с ним поквитаться.

И она, резко изменив направление, устремилась к сараю. Толян, хотя и без особой охоты, поплёлся за ней.

Денис был без сознания и поначалу даже не ощутил, как его бесчувственное тело, оторванное наконец от столба, к которому оно за последние два часа будто приросло, повалилось на пол и как на него обрушился град ударов и пинков, которыми щедро принялась награждать его внезапно пришедшая в бешенство Лиза.

– Гадина, мразь, уёбок!!! – вопила она, исступлённо топча простёртое у её ног податливое, даже не пытавшееся защищаться, как будто уже неживое тело. – Всё-таки дал о себе знать, да? Всё-таки обнаружил себя, урод!.. Ты что же, думал, это поможет тебе? Надеялся, что мусора спасут тебя, вызволят из узилища? Ошибся, сучёныш! Просчитался, ублюдок! Они и себя спасти не смогли, не то что тебя. Вон они, твои спасители, валяются безголовые во дворе. Как и ты скоро будешь валяться…

Она ещё некоторое время остервенело пинала его ногами и изрыгала угрозы и брань, похоже мало интересуясь тем, слышит ли он её. Пока не выбилась из сил и не вынуждена была прекратить избиение. После чего минуту-другую стояла без движения, тяжело дыша и вращая помутившимися, налитыми кровью глазами, точно не в силах прийти в себя. Затем уронила на скорчившееся на полу безжизненное, похожее на труп тело гадливый, уничтожающий взгляд и коротко велела Толяну, вернувшемуся к своей привычной роли безучастного наблюдателя:

– Свяжи этот кусок дерьма. Да покрепче.

– Да может просто прикончить его? – решился возразить Толян. – Чё возиться-то? Нам не до этого сейчас.

Лиза строго сдвинула брови к переносице.

– Не спорь со мной. Здесь решаю я. Делай что велено.

Толян равнодушно пожал плечами и, найдя подходящую для этой цели верёвку, крепко связал едва живому, тихо стонавшему Денису руки и ноги. Сильно сомневаясь при этом в целесообразности этого: пленник был так изранен и избит, что вряд ли можно было ожидать от него, что он сбежит от своих мучителей. Разве что на тот свет. Но в этом случае путы не могли бы стать для него препятствием.

Лиза же, не дожидаясь брата, медленно, слабой, шаткой походкой, как если бы она смертельно устала и еле держалась на ногах, двинулась к выходу, невнятно бормоча себе под нос: