Марк Грим - ИНСАЙТ

Я лежал, а по мне скользило холодное тело чудовищной многоножки. Медленно, издевательски медленно, тварь приблизилась к лицу. Я ударил рукой, царапаясь о жвалы. Ударил со всей силы. Но воздух был, словно густой кисель. Он выпил всю силу, и я только слегка толкнул коричневый хитин, ничуть не замедлив продвижения насекомого. Распахнутая пасть источала жуткую вонь, жвалы коснулись лица и… Я проснулся, в холодном поту.

Была кромешная тьма, но я видел. ОН опять был здесь. Я, с трудом, сел и, внезапно засмеялся. Я смеялся долго, как в тот, давний (– Не дёргайся, это поможет! – Улыбака пытался зафиксировать мою голову, пока…) первый раз. Задыхался, из глаз лились слёзы, а губы, казалось, вот-вот порвутся, так широко я улыбался. Звонарь неподвижно стоял у стены и смотрел, как меня скрючивало. Только огоньки свечей в его «глазах» плясали, в такт моему хохоту.

– Н-ну? – меня наконец, отпустило и я зло сплюнул. – Теперь-то что, художник херов?

– О, кисонька, ты успокоился? Хорошо. Нам предстоит лицезреть концовку первого акта! – он коснулся ремней, стягивающих мои руки, и те рассыпались в гнилые лоскуты, снова схватил мои волосы, и мы шагнули (Он шагнул. я просто поволочился за ним по полу) в толщу камня. Голые, будто оплавленные стены пещеры. Знакомый колченогий стол. Лиса входит в нашу «квартирку». Сегодня Улыбака не взял нас в рейд. До Звона ещё есть время, и мы относительно спокойны. Она напевает. Её тело соблазнительно изгибается, а куртка рейдера, башмачки, штаны, постепенно, в такт песенке разлетаются по углам. Я теряю голову, когда её ножка дразняще касается моего бедра и… (МОЁ! НЕ ТРОГАЙ! НЕ ЛЕЗЬ!!!).

– Я раньше жил здесь. С ней… Зачем ты меня сюда притащил, а?

Звонарь спрыгивает со стола (он уже сидел там, когда я открыл глаза):

– О! Никаких романтических реверансов, ты не подумай! – Он присел рядом и погладил меня по голове. – Просто это помещение прямо над большой пещерой.

Он вдавливает моё лицо в пол пальцами, похожими на ледяные тиски, так, что из носа снова хлещет кровь:

– Не дыши пока. – его свободная рука упирается в камень рядом с моей головой, и скала будто кричит.

Пол становится вязкой смолой и моё расквашенное лицо тонет в нём. Я пытаюсь вдохнуть, но здесь, внутри, нет воздуха! Оплывающий камень ласкает мои щёки и пытается заползти в рот, в гротескной пародии на поцелуй. Приступ паники. Удушье. Рёбра будто стиснуло бугристыми клещами. Это проходит, когда в нос, пополам с кровью, наконец попадает затхлый воздух. Потом сквозь жидкий камень выныривает вся верхняя половина головы. Я, мой рот запечатан вновь отвердевшим камнем, вишу над общим залом. Свора здесь. Рейдеры в углу, перебирают добычу. Лиса, нервно оглядываясь, уводит младших в «детскую» пещерку. Хряк (ДАЙ! ДАЙ! ДАЙ!!!) и ещё пара человек у огня, пьянствуют. На высоком потолке, рядом со мной, никем не замеченный, всплыл Погонщик Кошмаров. Плащ облегает сухопарую фигуру, свисая вверх, впиваясь полами в камень.

– Ну, можно начинать, да? – он снял с пояса колокольчик и встряхнул его. Я не услышал звука, тот потонул в Звоне. Теперь я воспринимал его как-то спокойнее. Кости всё так же пробивала мучительная вибрация. Голову наполняли ужасающие видения. Но ко всему этому, смягчая, добавилось какое-то мрачное предвкушение непонятно чего. Фигурки внизу, на секунду, замерли и скрючились, а после (МУРАВЬИШКИ, ХА!) засуетились. Лиса увела плачущих детей. Остальные расползлись по углам. Хряк с собутыльниками пили, как ни в чём не бывало (Пыль, как же иначе). И Звонарь исчез.

Не знаю, сколько прошло времени. Картина внизу не менялась. Хряк с собутыльниками то и дело нюхали порошок и прикладывались к потёртым бутылкам, совершенно не обращая внимание на атмосферу пронизывающей паники. Остальные, кто ушёл, кто уснул. Я и сам чувствовал себя разбитым, бесконечно отчаявшимся и уставшим. Потерявшим контроль над собственной жизнью. Хотелось закрыть глаза и отключиться. Но мои веки держал щупальца застывшего камня, и я не мог даже моргнуть. Так что, видел всё, что произошло дальше.

Несколько силуэтов, вынырнувших из уводящего на верхние уровни коридора, приблизились к пьющим. Хряк визгливо смеялся и не видел их, пока ближайший (Мумия!) не ударил его в висок чем-то тяжёлым. Обхватив за лоб голову опрокинувшегося вожака, рейдер приставил к обрюзгшей шее шило и, внимательно следя за вскочившими хрячьими собутыльниками кивнул (Дятлу!):

– Иди! Вытаскивай Кота!

Петля, тем временем, забрала ножи у остальных и встала возле Мумии. Эта четвёрка вполголоса переругивалась, когда всё изменилось. Резко. Страшно.

Послышался скрип (ворота!). Потом полог, закрывающий входной проём в зал, сорванный, полетел на пол. На сознание обрушился давящий ужас улицы. Он, будто герметик, медленно и неизбежно, заполнял тёплое, уютное, обжитое пространство Шпиля. Скользя в этом зловещем потоке, но совершенно на него не реагируя, в пещеру вошёл Яков, а с ним человек тридцать Озарённых. Куда больше, чем я видел раньше, при переговорах со Сворой. И все сжимали в руках самодельные палицы, копья и другие орудия кровавого ремесла.

– К-какого…?! – Мумия отпрянул, когда Яков могучим ударом разбил голову первому из замерших пьяниц. Второго быстро забили подбежавшие белоплащники. Он только нечленораздельно что-то пробулькал, прежде чем замереть на полу. Каждого (я сразу заметил, как иголки вонзились в глаза) окружал слабый, но режущий глаза, свет (Солнце?! Откуда?!). Мумия отпустил волосы Хряка и скользнул вперед, прикрывая закричавшую Петлю. Нож в его руке прочертил кровавую полосу на руке первого из нападавших, но на худую кисть тут же, с жутким хрустом, опустился кусок ржавой трубы. Петля бросилась ему на помощь и, продолжая кричать, вонзила трофейный нож в живот раненого фанатика. Тот скорчился и упал на пол – Мумия от души зарядил ему в висок. Но тут подоспели остальные. Визг Петли превратился в бульканье, а после затих, пока её, вместе с её мужчиной, вбивали в каменный пол. Я чувствовал их боль, перемешанную с любовью, будто в меня вонзилось множество электродов, проводящих чужие чувства. Кто-то из Озарённых, для порядка, пару раз треснул Хряка и все они сгрудились около Якова. Тот громогласно шептал:

– Вперёд, братья! Ищите детей. Ищите Меченого. Остальных освободите от ужаса бытия. Вперёд.

Фанатики, как бесшумные белые крысы (Никто не проснулся. Крики во сне – дело привычное) рассеялись по залу. То один, то другой ныряли в ниши, где спали люди. Один-два чавкающих удара, и Озарённый выныривал обратно, только их мантии всё гуще усеивали кровавые брызги. А я не мог даже закричать. Запах (ВКУС!) крови стал таким насыщенным, что меня затошнило. Несколько человек выдирали ветошь из бойниц, в которые мгновенно начинал вливаться затхлый ужас Города. Я почти видел его, искрящуюся, графитовую массу, подобно тяжёлому дыму, вывалившую растекающийся по полу язык. В зёв пещеры, пошатываясь, ввалилось несколько Теней. Не обращая внимания на Озарённых, они подползали к распростёртым возле костра телам и жадно, отталкивая друг-друга, принялись гладить ещё трепещущее мясо, только что бывшее живыми, любящими людьми. Тени щебетали, всхлипывали и растирали кровь друг по другу, вздрагивая, словно в экстазе. Меня бы вырвало, но рот всё ещё был запечатан в камне.