Марк Грим - ИНСАЙТ

Один из Озарённых, тем временем, подбежал к Якову и оттарабанил:

– Двадцать два заблудших мертвы. Детей, одиннадцать и их сиделку, нашли в отдельном помещении. Мы пока не входили, чтобы не впустить кошмары. Меченого нет. Комната пуста.

– Половину наших и детей – сюда. Сиделку оставьте с ними, будут покладистей. Защищайте их. Остальные – найдите мне Меченого!!!

Я, никем не замеченный, продолжал болтаться в толще камня, пока белые крысы обшаривали Шпиль. Иногда я чувствовал, как их ноги давят на мою спину в нашей с Лисой бывшей «квартирке». Но меня так и не нашли. Наконец они все собрались внизу. Дети сгрудились в центре, окружённые Озарёнными, грубо заталкивающими обратно в толпу каждого, кто пытался вырваться. Беспомощное хныканье и плач испуганных малышей совершенно не трогали белоплащников. Они, сохраняя бесстрастно-добродушное выражение на лицах, нещадно били всякого, кто пробовал выйти за границы круга. Лиса тоже была там. Я видел, как Яков взял её за подбородок (УБЬЮ! УБЬЮ!!! МОЁ!!!) и, пробормотав что-то о просветлении, оттолкнул обратно к детям. Тени и пара Расколотых скользили по краю круга света от центрального костра, не приближаясь к Озарённым и окружённым теми детям. Бледное свечение, будто отталкивало порождения ужаса, причиняя им боль. Куски темноты, откатывались в стороны, замирали над распростёртыми телами моей семьи и скользили дальше, к следующим телам. Предсмертный ужас висел в воздухе, и я чувствовал это!!! Меня наполнял, насыщал вкус свежего мяса с острым соусом безысходности. Я корчился в своём каменном коконе от страха и неожиданного удовольствия.

– Ясно. – Яков взмахнул рукой, выслушав доклад очередного своего фанатика. – Значит Кошмар успел утащить своего последыша. Братья! Окружите детей и пустимся в обратный путь! С нами Свет!

– С нами Свет! – грянули фанатики так, что Тени шарахнулись. Озарённые и дети (И Лиса. Моя Лиса!) ушли. Остались тела, растекающаяся кровь, Тени и Расколотые. Звонарь снова вынырнул рядом, его голова, жуткой хэллоуинский тыквой, проросла сквозь потолок, а за ней появилось угловатое тело и тошнотворно колыхающийся, пародией на крылья, плащ:

– Ну, можно и антракт, согласен? – Он снова потряс колокольчиком и в уши полился «утренний» Звон. Тени выползли через бойницы, а Расколотые – исчезли в стенах, жадно слизывая напоследок кровь с пола. Тело Хряка куда-то исчезло.

– Теперь достанем тебя, радость моя! – Я почувствовал, как, в толще скалы, моё плечо сжали ледяные пальцы, и мы начали падать. Медленно. Очень медленно. Опустившись на пол, Звонарь отпустил мою руку, и я, похрустывая позвоночником, выпрямился. В меня упёрся взгляд Мумии. Его левый глаз уцелел, как и кусок черепа, и теперь смотрел на меня. У меня уже не осталось сил на чувства, так что я просто закрыл этот зелёный (КРАСИВО ЗЕЛЁНЫЙ!) глаз и отвернулся, безуспешно борясь с дрожью. Меня продолжало трясти от ужаса и… Желания?

– Ладно, сейчас антракт, и ты, мой ненаглядный, готов! Твой выход! – Звонарь уже исчезал в толще скалы. – Действуй, я в тебя верю!

Чудовище, взмахнув набалдашником трости, послало мне воздушный поцелуй и растворилось в камне. А я остался. Один. Посреди бойни, учинённой людьми над людьми.

Разруха была полной. Под ногами валялись одеяла, посуда, вещи, многие поломанные святошами от тупой злобы. И кровь. Она рябиновыми гроздьями усеивала пол пещеры, стены комнатушек, в которые я заходил, чтобы раз за разом обнаруживать только изувеченных мертвецов. Я привык бояться ужаса снаружи. Расколотых, Теней, Морока, пестрящих глазами и щупальцами стен, тёмных подвалов, тупиковых улиц и бесконечных, выводящих самих в себя лестниц. Но сейчас я с удивлением обнаружил, что страх этот поблек. Теперь место самых страшных чудовищ в моей голове заняли люди. Потому, что все безумия Города жили и действовали исходя только из своей сути. А люди… У людей была воля, и на каждых Улыбаку, Розочку, Лису, находился свой Хряк, Терьер или Яков.

Я не успокоился, пока не обошёл все помещения в общем зале. По возможности закрывал глаза тем, у кого головы уцелели. Озарённые действовали крайне грязно и эффективно. Единственным живым, кого мне удалось обнаружить, стал Дятел. Он, сломанной куклой, привалился с сырой стене коридора, ведущего к камере (видимо, шёл обратно). Когда я присел рядом, он пошевелился и приоткрыл правый глаз. Я подхватил его под голову и почувствовал под ладонью осколки черепа. Рейдер попытался что-то сказать, отрыгнул мне на грудь сгусток раскалённой крови и обмяк. Возле его изогнутой под неестественным углом, ноги лежал фонарь. Я забрал и фонарь, и окровавленный нож из стремительно коченеющей ладони и замер на мгновение. Меня окружала влажная, будто пульсирующая, глотка Шпиля, люди, которых я знал, были мертвы, Машинист всей этой безумной карусели что-то от меня хотел, обещая и спасение, и награду. А мне хотелось сесть возле Дятла, закрыть глаза и не думать, не шевелиться, не действовать.

Была, правда, ещё Лиса, которая не оставила меня, даже когда я превратился бессловесное животное. Были Розочка и Воробей. Всех их увели эти еб*чие фанатики. Как сказало это чудовище: «Актёры должны играть с душой!»? Хорошо. Моя душа хотела мести (УКРАСИТЬ УЛИЦЫ ИХ ВНУТРЕННОСТЯМИ!!!), хотела найти детей и Лису (ДАДАДААААЙ!!!). Значит нужно было уходить в Город и искать среди океана безумия, искать информацию об Озарённых. Я ведь даже не знал, в какую сторону они ушли. Да и в этом вечно меняющемся лабиринте, нельзя было быть уверенным даже в знакомых маршрутах… Мне нужен был проводник…

Невнятный хрип застал меня врасплох. Честно, сначала я просто дал стрекача и, выставив нож, замер в темноте за предыдущим поворотом. И ждал, окостенев от напряжения. Хрип повторился и перешёл в жалобный стон. Тонкой нитью сочился он по коридору, заползал в уши и извивался внутри. Это было щекотно (И ПРИЯТНО!). Всё ещё таясь, я пошёл по коридору вперёд, пока не оказался перед «детской». Из-за плотно занавешенного тряпками проёма и раздавался звук. Тень, возможно. Забралась и теперь не может уйти. Будет скитаться по вечно меняющимся коридорам и плакать. Плакать и стенать… Кончиком ножа я отвёл в сторону ткань и на миг зажмурился (детская всегда была ярко освещена). Возле дальней стены, немного не доползя до пробивающейся из камня воды, скорчилось массивное тело. Чудо, что ему удалось доползти сюда и укрыться от Теней. Вытянув руку, человек смачивал пальцы в скопившейся лужице и жадно облизывал их. На ладони у него была намотана серебряная цепочка.

– Хряк…

Жирдяй повернул голову и снова, с подвыванием, застонал. Выглядел он паршиво: половина лица – огромный фиолетовый кровоподтёк; левая рука бессильно вытянулась вдоль тела, искривлённая посередине предплечья; а когда он попытался отползти (оказывается, мои повреждённые зубы теперь здорово напоминают клыки), левая же нога, бесполезным отростком потащилась за ним.