Марк Грим - ИНСАЙТ

– И всё-таки ты меня, бл*, не порезал. – Хряк потихоньку приходил в себя. И – неожиданно задумчиво добавил, – Не могу понять, почему?

– Брат, – я наблюдал, как Тени выползают из канав, подвалов и переулков, выбираясь (К НЕМУ!) на дорогу. До убежища оставалось ещё два квартала. Я обнял Хряка и, улыбнувшись, посмотрел ему в глаза. Не знаю, что он там увидел, но его отвратительная нижняя губа отвисла, прикрыв язву, разъедающую подбородок, а сам он будто обмяк. – Ты же помнишь, что я сказал?

– Ч-ч-что не убъёшь меня. Что н-н-нельзя так… Да?

– Да, – на пальцы моей, поддерживающей жирдяя, руки уже намоталась большая часть серебряной цепочки. – И ещё, что мне руки марать не охота, ты ж, хахахгха, гнилью всё забрызгаешь! НО! – я (ИГРИВО!) по-дружески поддел его плечом. Я правда считаю, что так нельзя. Что… Нельзя. Так. Просто.

«Телефон» уже выскользнул, как почуял, из рукава в мою свободную ладонь, и, резко дёрнув цепочку к себе, я дважды нажал на кнопку Артефакта. Направив разъём прямо в жирный бок. Вкус патоки(Ммммм)…

– АААААА! – лезвия прошли навылет, выйдя над правым бедром и раскрасив асфальт карминовыми цветами. Из трещинок камня под ногами вынырнули несколько маленьких, как у ящерок, язычков и принялись слизывать алую влагу.

– ААааахрр! – Хряк захлебнулся криком и тяжело, марая (УКРАШАЯ!) мою куртку кровью, сполз на землю. Тени были уже близко, а из хлипкой двери домишки на предыдущем перекрёстке, появилась человеческая фигура в плаще, сотканном из темноты. Она нетерпеливо, с претензией на элегантность, будто перетекая, двинулась в нашу сторону, и факелы гасли там, где она проходила. По лицу существа плавали рваные фрагменты фарфоровой маски.

– Ну, брат, – чтобы быть уверенным, я со всей силы пнул его по больной ноге, заставив исторгнуть очередной вопль боли. Тени будто ускорились, спеша на крик. – Как не грустно мне, радость моя, тебя покидать, но пора, пора… Долг тебе я отдал, но есть ещё.

– Кооооот… – фу, он ещё и обделался, – Бл*… Б*ЯЯЯ!

– Ну-ну, – я наклонился и легонько потрепал его по щеке, по которой текли слёзы и гной. – Поплачь, если хочешь. Лиса, если помнишь, тоже плакала.

Он разревелся, а кровь его впитывалась в трещины на мостовой. Ногу начало обхватывать проросшее из дороги шипастое щупальце. Тени и Расколотый были уже близко. И я побежал. Всё это время я слышал мерзкий, хрипящий плач, будто приложил ухо прямо к его гнилым зубам. Я так же ясно слышал, уже подбегая к оказавшемуся на месте убежищу, как плач перешёл в визг, сменившийся нечленораздельным бульканьем, длившимся очень, очень долго. И всё это время, занавешивая дверь сарая, наслаждаясь, смакуя симфонию его ужаса на языке, я был… Счастлив?

Спал я сегодня удивительно спокойно, даже кошмары не были так мучительны, как обычно. И скребущие по деревянным стенам ветхого сарайчика ногти, на нарушали моего умиротворения. Очнувшись, я не почувствовал ни голода, ни жажды. Хряк (ЗАСЛУЖИЛ! ДА! ДА!) заслужил свою судьбу. Я жалел только, что за учинённое насилие и боль Лисы, за своё унижение не могу бросить его в водоворот кошмара ещё раз (И ЕЩЁ!). Тихим, почти нежным звуком ксилофона пришёл утренний Звон и на секунду я пожалел, что всё кончилось. Потом пришло ощущение спавшей с плеч тяжести. Задышалось легче. Заставив себя съесть пару каменных сухарей и выпить воды, я отпер дверь и снова вышел в вечную городскую ночь. Сарай, где я спал, теперь стоял посреди небольшого озерца затхлой, тинистой воды. На всякий случай я несколько раз вспорол жидкость кулоном-артефактом и только после этого, перейдя превратившийся в огромную лужу пустырь и, протиснувшись между почти сомкнувшимися стенами окруживших его домов, вернулся на улицу. Нужно было идти дальше, но я не смог побороть искушение вернуться обратно и ещё раз взглянуть на место, где вчера (Я ПОЛУЧИЛ НАСЛАЖДЕНИЕ!) свершилась расплата. Перекрёсток был почти пуст, только возле треноги с потухшим факелом маячили над кучей тряпья несколько собак. Огромные, злобные твари – только такие и выживают на этих улицах, остальных быстро съедают – мясо в Городе огромная редкость. Чтобы не рисковать, я издали всадил в ближайшую лезвие и шайка поражённых проказой дворняг, злобно тявкая, откатилась дальше по улице.

Там, где Хряк (СТРАДАЛ! ПОДЫХАЛ! ПЕЛ!) упал, мостовая была совершенно чистой. Даже трещинки в камнях исчезли. Ни пятнышка крови, ни клочка одежды. Но что-то не давало мне покоя. Я, ставшим привычным движением, слегка высунул язык и пошевелил им, пробуя вкус вечно-багровой ночи. «Закрой глаза!»: Шёпот прозвучал прямо в черепе, минуя уши. Он не испугал меня, почему-то. Я просто сделал, как было велено.

«Вот оно!», – в черноте закрытых глаз, там, где должна была быть мостовая, висело грязно-жемчужное облако, похожее на случайный клок тумана. Его будто било штормовым ветром, но оно упорно не двигалось с места, только скручивалось и извивалось, принимая форму то искажённого криком лица, то распростёртого, разодранного на куски тела. Тонкая, почти прозрачная нить вела из середины этой несчастной (ДУШИ!) субстанции в сторону от дороги. Запомнив направление, я открыл глаза и прошёл вдоль уже не видимой мне нити. Буквально в десяти шагах, почти перекрытый огромным, ржавым мусорным баком (будь это рейд, обязательно бы его обшарил), уводил в прелую тьму между домами кривой, тупиковый проулок. Я вынул факел из ближайшей треноги, запалил его зажигалкой и шагнул в вязкую темноту. Долго идти не пришлось. На куче гниющего мусора, слабо освещённая красным глазом луны, скрючилась одинокая Тень. Прореха в реальности, по форме человеческого тела. Жирного тела.

– Сука! Хряк… Ха. Ха-ха-ха-ха…

Тень не слышала. Она, обхватив себя за плечи, маниакально раскачивалась и тихонько всхлипывала, периодически бормоча:

– Брат…. Куда… Не бросай, не бросай. Боооольно. Ииииии, не надо больш… больше…

Кулон сам скользнул мне в руку. Я уже раскручивал его, готовясь перерезать твари шею, как вдруг почуял… От неё веяло такими (СЛАДКИМИ) шокирующими ужасом и болью, что мне будто молот врезал под дых. Эмоции накатывали волнами, через равные промежутки. Существо передо мной явно раз за разом переживало момент собственной смерти, поставленный на повтор. Я осел на колени, задыхаясь от эмпатического страдания, смеясь и с трудом выдавливая слова сквозь (КЛЫКИ) зубы:

– Сука, а я ещё жалел, что не могу снова тебя «порадовать»! – с огромным наслаждением я плюнул в то место, где раньше было его одутловатое лицо. – Не убью тебя. Ха-ха-ха-ха-ха! Так нельзяяяя! Да? ДА, СУКА?!

Продолжая хохотать, я бросил факел в канаву и пошёл дальше, среди пляшущих улиц, доверив «чуйке» выбирать направление. Получалось у меня всё лучше и лучше.