Марк Грим - ИНСАЙТ

– Ох и натерпелся я сегодня, господа. Всё ныли и скреблись в окна, сволочи! – он устало прижал руки к глазам. – Пойду, посплю немного, с вашего позвления.

– Спасибо тебе. Пришли потом кого-нибудь, двери запереть. – Серафим поднялся с пола и спрятал мешок с кофе в складках плаща.

– Хорошо. Прощайте господин. – Червь поклонился Бауте, как-то дёргано кивнул мне и направился к двери в подвал.

Я тоже поднялся. Хотелось что-то сказать, но я чувствовал – то, что произошло вчера, углубило пропасть между мной и моим загадочным спутником. Напряжение было разлито в воздухе, пока Серафим напряжённо наблюдал за моими сборами. Наконец я закинул арбалет и мешок на плечи.

– Идём? – голос был скрипучим и неприятным спросонья, но, что радовало, всё-таки моим. Человеческим. Я боялся, что и он изменился. Стал тем скрежещущим плачем-смехом, в который превращался во сне.

Серафим кивнул и молча направился к дверям. Стеклянные створки поддались с трудом – на улице бушевал ветер, протаскивая между домами мусор и одеяла дужной, колючей пыли. Она разбивалась о стены, ржавые мусорные баки, о замершую у ближайшего проулка Тень и, подсвеченная прожекторами, будто окружала всё каким-то электрическим ореолом. В этом была гнетущая, отчаявшаяся, какая-то мрачная красота. Странно. Ветер стонал, и я почти разбирал в нём голоса, поющие о боли и отчаянии. Это было приятно. Тело налилось новыми силами, а от сонливости не осталось и следа.

Баута свернул направо и, прикрываясь плащом от ветра, побрёл по тротуару. Мне он в тот момент, показался каким-то маленьким и уставшим, меня же ветер будто огибал, наоборот подталкивая вперёд. Я быстро догнал Серафима и окликнул его:

– Баута!

– М? – он, продолжая идти, слегка повернул голову.

– Я… Я буду бороться с этим. Не сдамся (ПРАВДА?). Но, прошу, помоги мне.

– Посмотрим, Кот. – он снова отвернулся и голос звучал невнятно. – Мне бы этого хотелось, но я не слишком надеюсь. Ты ведь уже чувствуешь?

– Что?

– Город. – Серафим взмахнул плащом, указывая на гротескные, зловещие здания вокруг. Две Тени, сидящие у фонарного столба рядом, шарахнулись от него и конвульсивно выползли на дорогу. – Он питает тебя, даёт силы. Плохой знак. Но сила тебе понадобится. И скоро.

Меня пробрал озноб и не от ветра. Я сам не заметил, как страх и вечная паранойя улиц сменилась в моей душе на какое-то спокойствие. Я чувствовал себя, не знаю, дома? Нет(ДА)! Мне это не нужно. Мне нужна Лиса(ДАААА! МОЁ!)! Я найду её, вытащу из лап Озарённых, найду ключ, отдам его Серафиму, остановлю Звонаря (ЗАЙМУ ЕГО МЕСТО)! А там, посмотрим. Пока я раздумывал, Баута пропал в клубах пыли. Я чертыхнулся и побежал за ним, давя проснувшуюся тревогу. Ландшафт вокруг опять менялся…

-Здесь. – Серафим остановился, тяжело опираясь на подножие невысокой, зловещей статуи. Сплошь чёрный металл, шипы и лезвия. По пути мы видели много таких. Вокруг был настоящий ад. Под ногами скрипел гравий. Фонарей и факелов не было, да они и не были особо нужны. Пламя давало достаточно света. Вокруг, вместо знаний, пусть страшных и искажённых, высились горящие обломки. Искорёженные автомобили. Вонзившийся носом в землю огромный самолёт. Остов гигантского корабля, выброшенным на берег китом, растянулся справа, полыхая огнём сквозь рваные раны корпуса. Было жарко. Пепел забивал горло и становилось тяжело дышать. В треске пламени слышались вопли и крики. Я закашлялся.

– Радуйся, что мы не оказались тут после Звона, Кот. – Серафим плотнее запахнулся в плащ.

– Откуда здесь это всё? Что за безумие?

– Это? – Баута засмеялся. – Это – боль. Просто боль потерянных в Городе душ. Тех, что не были пожраны Расколотыми… Или нами, да. Смотри вокруг! – вторя его крику, пламя вокруг взревело и рванулось ввысь. – Это – сердце Города, его суть! Его энергобатарея! Ну, по крайней мере, одна из.

Я отвернулся от слепящего пламени и подышал через прижатые к лицу ладони, стараясь унять головокружение.

– И зачем мы здесь?

– Это – средоточие. Узловой центр, вокруг которого извивается ужас, который и есть Город. Пройдём через него, думая о Храме и окажемся рядом с тем, что ищем. Скорее всего.

Баута снова засмеялся и, будто не замечая жара, двинулся среди раскалённого металла:

– Пойдём. До входа недолго. Там станет легче. Телу, да, не разуму.

Я, пошатываясь, двинулся следом. Глаза слезились, голова кружилась всё сильнее, в черепе образовалась гулкая пустота, которую тут же наполнило эхо стонущих вокруг обломков. Все силы уходили на то, чтобы не терять из виду фигуру в чёрном плаще. Благо идти, и вправду, было не далеко.

Мы вышли на окружённый пламенем каменистый пятачок, свободный от обломков. Посреди него возвышалась бетонная платформа, увенчанная тяжёлым, выпуклым люком. Баута запрыгнул наверх и взялся за массивное металлическое кольцо:

– Помогай!

Я взобрался рядом и положил ладони рядом с его. Металл был пронзительно холодным, он обжёг руки и, будто приморозил их к себе. Закрыв глаза, я увидел брызжущие из люка вихри энергии. Эмоции всех спектров негатива: боль, отчаяние, ужас, меланхолия! Я стал впитывать их, насыщаться, чувствуя, как руки наливаются силой. Рядом со мной кряхтел Серафим, но даже вдвоём, переполненные тёмной энергией, мы едва-едва сдвинули крышку, чтобы можно было пролезть. В темноту тоннеля уходили ржавые скобы металлической лестницы, веяло сыростью и затхлостью.

Баута кивнул, и я сполз в черноту. Покрытые ржавчиной прутья пульсировали нездоровым, лихорадочным теплом. Это создавало тревожный контраст с затхлой прохладой, поднимающейся со дна. Серафим нырнул за мной, и неверные отсветы костров на стенах померкли. Когда мы спустились метров на десять, крышка люка надголовами беззвучно скользнула на место, оставив нас в кромешной темноте, только далеко внизу мигал неверный желтоватый свет.

Спускались мы долго, должно быть час. Мышцы ныли, пальцы сводили судороги, но свет постепенно становился ярче. Наконец мои ноги погрузились в неверный, колеблющийся свет. С удивлением я увидел, что лестница тянется дальше, а здесь, в тусклом мерцании одинокой, пыльной лампочки, притулившейся на стене, в сторону уходит короткий, тупиковый коридор.

– Здесь мы отдохнём. – проскрипел сверху Серафим. Я кивнул, хотя он и не мог видеть, и занёс ногу над бездной, готовясь перебраться на другую сторону туннеля, как вдруг… Снизу, многократно отражаясь от растрескавшегося бетона стен, поднялся вой. Пальцы дёрнулись, соскальзывая со скобы, и я качнулся над провалом. Я не успел испугаться, мой мысли (мой разум) были полностью заполнены криком, целым легионом криков. Ярость, боль, отчаяние, всё это, и многое другое, слышалось в безумных, нечеловеческих голосах и мои мысли тонули в этом океане. Тело оказалось проворнее разума, рука дёрнулась назад, почти наугад, и пальцы сомкнулись на ржавой ступени. На секунду мне показалось, что рука моя чудовищным образом деформировалась, удлинилась раза в полтора, и превратилась в покрытую чешуёй лапу. Но лишь на секунду. Я прижался к стене, ноги шарили по скобе внизу, раз за разом соскальзывая, и руки уже почти разжались, когда я, наконец, нащупал опору и встал более или менее устойчиво. И вот вой стал затихать, будто кто-то повернул тумблер громкости на минимум, но ещё долго вокруг гуляли его отзвуки.