Марк Грим - ИНСАЙТ

В глазах помутнело. Телефон выпал из ослабевших пальцев и затерялся в высокой траве. Девушка, всё так же беззаботно улыбаясь и будто перестав меня замечать, выдернула меч и, отвернувшись, пошла дальше. Я опустился на колени, прижимая ладони к груди, чувствуя, как пальцы омывает раскалённая краснота. Больно было так, что я не мог даже закричать, когда упал на колени. Вкус крови во рту, гаснущее сознание… Прости, Лисёнок, похоже я не справился.

Я почти отключился, когда почувствовал, как кто-то рванул меня за ворот. Рухнул на ледяной пол и стал корчиться от боли, отчаянно зажимая руками страшную рану, из которой по капле уходила жизнь! В конвульсиях несколько раз приложился затылком о камень и вдруг понял, что боль утихает. Панически ощупал рёбра – рану не было! И крови! Ни капли!

Вокруг клубилась ставшая привычной мгла, Баута стоял, скрестив руки и лениво опираясь о колонну, а в двух шагах, в воздухе всё так же висело зеркало чужого мира.

– Что за хрень?! – прохрипел я пересохшим горлом и снова скорчился от боли. Хотя уже далеко не такой сильной.

Серафим подождал пока мой вопрос перестанет звенеть в воздухе и, слегка насмешливо, ответил, периодически делая паузы, чтобы я его слышал:

– Поздравляю, Кот. Ты только что был максимально близок к реальному миру!

– Это?! – я наконец смог подняться на ноги. – Я может и не помню ничего о «реальности», но уверен, что выглядит она по-другому!

– Я и не говорил, что это – реальность. Ты был во сне. В чужом сне кого-то, кто спокойно себе спит где-то там. Снаружи. Но этот некто, в отличие от тебя и меня – точно существует. Так что, – он щёлкнул пальцами. – Максимально близко к реальности.

– Если это сон, то какого хрена мне так больно?!

– О, видишь ли, войди в чужой сон – и его реальность может стать твоей! Мы ведь – просто наваждения, неприкаянные психеи. Правда, это работает в обе стороны. Обработав чужой сон, максимально приблизив его к Городу, если знать как, можно оставить спящего здесь.

Он задумчиво покачал головой:

– Думаю, большинство так здесь и оказывается. А иногда они сами находят дорогу. Безумцы. А боль… Я говорил, Город – по сути сон. Пыльная кладовка человеческих кошмаров. И если ты можешь умереть в одном сне… Почему не можешь в другом?

– И ты просто дал мне войти туда?! – я уже не сдерживаясь, схватил Серафима за отвороты плаща и приложил спиной о колонну. – Какого хрена?!

Глаза Бауты угрожающе сузились, но голос остался спокойным. Он медленно отцепил от себя мои руки:

– Чтобы ты понял ещё один урок. Всё вокруг – фикция, видение, кошмар, морок, да. Но смерть остаётся смертью. Я хотел, чтобы ты почувствовал её дыхание на лице! Может это вернёт тебе часть человечности! Ведь нет ничего более людского, чем страх смерти.

Он отряхнул плащ и, видя моё замешательство, засмеялся:

– К тому же, я не был на сто процентов уверен, что что-нибудь такое случиться. Просто повезло! Да и посмотри на это с другой стороны – чужие сны манят нас, как мотыльков на свечу. Ты ведь почувствовал? Как угасаешь?

Я, против воли, кивнул.

– Вот. Но в следующий раз, воспоминание о боли тебя удержит. Такие «окна», можно встретить и в Городе, но редко. В основном они открываются здесь. В Локусе. Смотри, что стоит делать в следующий раз. Ты тоже так можешь.

Баута вытянул руку к висящему в тумане «окну», и я почувствовал, как воздух зазвенел от напряжения. Зеркало, содержащее в себе чужой мир мелко задрожало. Вибрация усиливалась, пока овал не лопнул, словно обычное стекло. Осколки обратились серым дымом и, немного повисев в воздухе, втянулись под маску.

– Вот так. Силы здесь всего ничего, но ты не поверишь, какие оттенки…

– А если… – пока среди колонн гуляли слова Серафима, я не мог избавиться от воспоминаний о благоухающем ветре. – Если остаться? Там?

– Ты просто истаешь, вместе со сновидением, когда оно закончится. Здесь, – он обвёл рукой туман, и я вздрогнул, снова вспомнив бесконечные толпы невидимых мертвецов. – У тебя будет хоть какая-то надежда на продолжение, когда-то ведь любой кошмар кончается. А там – ты просто будешь стёрт. Всё, идём! Осталось недалеко.

– Но, если Город – кошмар, не будем ли мы стёрты, когда он закончится, а?

Но Серафим уже ушёл вперёд и не слышал. Или сделал вид, что не слышит.

Перед нами возвышалась серая каменная арка. Полупрозрачная, похожая на шёлк ткань, закрывала проём и слегка колыхалась. Ничего особенного или угрожающего. Но закрыв глаза, я видел между каменных створок стремительный, чёрно-фиолетовый водоворот, похожий на жадную пасть. В общем, глаза я старался держать открытыми.

– Это выход?

– Один из, Кот, один из.

Меня не покидало ощущение смутной угрозы от этой конструкции:

– В чём подвох?

– Быстро учишься. – Баута невесело хохотнул и продолжил, куда серьёзнее. – Локус попытается удержать тебя. Будем думать о Храме, окажемся неподалёку, но путь наружу у каждого свой. Он больше в твоей голове, чем где-то ещё.

Серафим взял меня за плечи и повернул к себе, пристально уставившись в глаза:

– Там, – он кивнул в сторону арки. – Все твои мысли для тебя станут реальностью. Страхи в основном. Держи их под контролем, и всё будет в порядке. Помни, ты творишь то, что будет происходить. А теперь – идём!

Серафим шагнул в арку. На секунду его обволокла воздушная ткань и вот – его уже нет. Круг света сузился до того, что давал мой фонарь. Туман придвинулся ближе, подрагивая в нетерпении, будто не мог дождаться, когда слабое пламя погаснет, оставив меня здесь, среди остальных потерянных. Я нервно сглотнул и, после нескольких глубоких вдохов, шагнул вперёд. Шёлк обласкал лицо приятной прохладой, на мгновение заслонил обзор и…

…комната. Узкая и длинная, с глухими стенами из отполированного кирпича, на котором дробится свет фонаря. Кот обернулся. За спиной – побуревшая, массивная металлическая дверь. Не особо надеясь, он толкнул её, что есть силы, на равнодушное железо не поддалось. Пожав плечами, парень в жутковатой, покрытой трещинами маске, пошёл вперёд. От противоположного края комнаты, ему на встречу двигалось пятно мутно оранжевого света.

«Нереально, здесь всё – нереально.»

Пятно света напротив слепило, но Кот всё-таки различил в середине тёмную фигуру, в чём-то вроде длинной хламиды. Когда она приблизилась, он замер, как и загадочный силуэт. Это был человек. Среднего роста, крепко сложенный, несмотря на худобу. Короткие, грубо остриженные волосы, каштановые, но так густо покрытые грязью, что цвет стал почти неразличим. В изорванной, замызганной, но крепкой замшевой куртке. Высоких сапогах с отворотами. У него на плече – мешок из грубой ткани и кустарного вида арбалет. На поясе – несколько ножен. На плечах – драный плед, повязанный на манер плаща. И маска. Фарфоровый овал, изображающий то ли человеческое лицо, то ли морду чудовища. Полные, чувственные губы растянуты в сладострастном оскале, обнажающем неровные, сколотые на манер клыков, зубы. Резко очерченные скулы, щёки и подбородок пересечены сеткой трещин. И глаза! Кот вздрогнул вглядевшись в глаза. Левый – серо-голубой, уставший, покрасневший, но, несомненно, человеческий. А вот правый. Бровь маски над ним насмешливо выгибалась, придавая лицу выражение безумия. А от зрачка, пересекая серую радужку и сверкающую белизну вокруг, тянулись мутно-черные кривые линии. Будто кто-то выплеснул чернила в миску с водой. И, так же, как чернила, тьма эта медленно, лениво кружилась вокруг самой себя. Кот, в шоке от увиденного, сделал шаг назад, заставив пламя фонаря беспокойно заметаться. Двойник, точь-в-точь, повторил его движение. С трудом подавив желание бежать, парень шагнул вперёд, вытянув свободную руку. Двойник повторил. Поднял руку над головой. Двойник повторил. У Кота возникло ощущение, будто он приближается к огромному зеркалу. Эта мысли немного успокоила и он, всё ещё осторожно вытянув руку, медленно пошёл вперёд. Когда до «зеркала» оставалась пара шагов, Кот вздрогнул: от двойника будто распространялась аура удушливого, холодного, липкого ужаса. Почему-то возникала ассоциация с запахом гнилого мяса. Преодолевая отвращение и слабость, Кот шагнул ещё ближе и кончики пальцев, вместо того, чтобы коснуться гладкого, холодного стекла, почувствовали касание такой же, живой, тёплой руки.