Марк Грим - ИНСАЙТ

Медленно, издевательски-манерно промокнув снова сросшийся клюв полой плаща, звонарь поставил ногу мне на грудь и наклонился, заглядывая в глаза:

– Глупая обезьянка. Смелая и глупая. Я всё равно не дам тебе умереть так просто, ты же понимаешь? Ключ у меня, а рано или поздно появится ещё одна крыска, над которой я смогу поэкспериментировать. Я снова солью тень со светом и тогда… Ха. Я подожду. – хриплый, похожий на карканье, голос перешёл в маниакальный хохот. Казалось сами стены дрожат в страхе, но никак не могут спрятаться.

Смеялся он долго. И замолк, только когда наконец осознал, что мой смех вплетается в его безумную радость посторонним, фальшивым тоном. Он надавил каблуком мне на грудину, но боль была ничем, в сравнении с опустошающим ощущением медленно угасающего в груди света. И всё равно я улыбался. Смог даже разлепить пасть и прохрипеть:

– Ключ… Да, сволочь, Ключ у тебя. – и, с усилием, поднял повыше сочащийся чернотой обрубок руки, в бахроме разорванной плоти. Правой. Той, в которой до этого сжимал артефакт.

Звонарь замер, и я бесконечно короткую секунду имел счастье насладиться вкусом его ужаса. Ничего приятнее не ощущал.

Кошмар пошатнулся. Промычал что-то невнятное. И рассыпался чёрной пылью…

Её рука уже похолодела, но я этого почти не чувствовал, сквозь сковавшее тело отупение. Когда Звонарь исчез я уже на чистом упрямстве, подполз к стене, возле которой застыло тело Лисы. Перевернул её и какое-то время просто смотрел, стараясь ускользающим сознанием удержать каждую чёрточку умиротворённого лица любимой, на котором наконец появилось спокойное выражение. Потом убрал с её лба испачканные кровью волосы, опираясь на искалеченную кисть, сел рядом. И взял её за руку.

Пока в груди, с каждым биением сердца, угасали последние искорки света, я начал рассказывать ей, обо всём, что произошло. Что больше не надо боятся Хряка, что видел её во снах, о Хоре, о маске Расколотого, о реальном мире, о Мороках, о Локусе, чужих снах. И, конечно, о Бауте. Рассказывал обо всём, без утайки. А любимая слушала меня, и спокойно улыбалась, будто во сне.

Я спешил, чувствуя, как начинает заплетаться язык. Безумие, уже не боясь почти погасшего света, поползло по нервам, выкручивая их и меняя, пожирая воспоминания, остатки чувств и переживаний. Пожирая меня. Были и плюсы, конечно. От боли и вины, с каждым вздохом, оставалось чуть меньше. Подобно разбитым вдребезги зеркалам всё, чем был парень, по прозвищу Кот, звенело и пело. Это было по-своему прекрасно. Яркие брызги, острые, пряные, смешивались в одну абсолютную абстракцию. Вспыхнули последним, вымученным усилием сохранить себя и начали выцветать. В глазах темнело. Сперва еле заметно. Но скоро я понял, что уже не могу различить стены пещеры. Потом дверь. Потом собственные ноги. Пока вся реальность не сузилась до её белых, обескровленных пальцев.

Прежде, чем тень окончательно сомкнулась перед глазами, навечно запирая то, что от меня осталось в жадной утробе чудовища, я успел напоследок сжать холодную кисть и прошептать «Прости». Надеюсь, она меня ус…

«БОМММ»

«БОМММ»

«БОМММ»

СПЯЧКА КОНЧИЛАСЬ

ОХОТА НАЧАЛАСЬ

– Знаешь?

– Да, радость моя? Не тяни!

Я повернулся, равнодушно встретившись глазами с полыхающими от возбуждения линзами, полными космической черноты и сжигающих мысли огней. Пру секунд смотрел в жадную бездну, а потом улыбнулся. Искренне и открыто:

– Пошёл бы ты, сука.

Дотянуться до энергии Ключа не получалось. Свет не только отрезал меня от безумия, но и не давал пользоваться силой. Поэтому я просто грохнул шарик об пол. Удивительно, какими хрупкими оказываются действительно важные вещи.

Звон, похожий на ласковый шёпот летнего дождя, всё усиливаясь, наполнял воздух. Многие сотни или даже тысячи несмелых радужных искорок, радостно напевая, повисли облаком над стремительно превращающимися в стеклянную пыль осколками. В этом сверкающем великолепии мне слышался счастливый смех и мерещились картины незнакомых, но бесконечно прекрасных миров, где мечты, а не кошмары формируют реальность. Освобождённые фрагменты детской памяти плясали над головой, гонялись друг за другом, звучали какой-то загадочной, щемяще грустной, но счастливой мелодией, сплетая свои голоса в одно прекрасное кружево. А я смеялся вместе с ними, глядя, как они постепенно истаивают, рассыпаясь на ласковые, затухающие солнечные зайчики. Одна из искр, уже истаивая, ласково коснулась моей щеки, будто прощалась, и свет внутри замурчал, узнавая хозяйку.

Когда пещера снова погрузилась в зеленоватый полумрак, я оглянулся. Двери не было, и я чувствовал, что появится она ещё не скоро. Звонарь, потерянно опустив руки, смотрел в пол.

– Знаешь. – я не мог отказать себе в удовольствии поглумиться. – Мне так….

Свет внутри полыхнул напоследок и начал стремительно гаснуть. Сквозь кости будто пропустили десятки зазубренных свёрел, и я, отчаянно завывая, рухнул и забился на полу. Собирая остатки сил, пополз к стене, у которой, нелепо раскинув руки, лежало тело любимой. Чувствуя, как сознание меркнет, опять скатываясь в пучину сумасшествия, я надеялся только, что успею прошептать ей, как мне жаль. Но не успел.

Передо мной, глядя даже немного сочувствующе, на корточки опустился (ХОЗЯИН!) Звонарь. Он покачал головой, и я ощутил, как меня покидают остатки сил. Чем больше я погружался во тьму, тем больше была его власть надо мной. И я уже не мог сопротивляться.

– Ты подвёл меня, глупая обезьянка. Но знаешь, что? Это зря. Всё зря. Пройдёт сотня, может тысяча лет, и появится новый Ключ, и новая обезьянка. Я дождусь. Ну а ты… Будешь страдать, пока я жив. А я – вечен.

Клюв маски раскрылся. Сотни корчащихся в агонии тел тянули ко мне руки, моля присоединиться к ним в вечном хоре отчаяния. Остатки меня, то, что осознавало себя, как Кот, забились, на секунду вернув контроль над телом чудовища. Я закричал, выплёскивая всю силу, всё безумие, что только мог. Любовь к Лисе. Вину. Перед ней, Улыбакой, Баутой. Розочкой и другими детьми. Ненависть. К тварям, кто паразитируют на нас, пожирая всё, чем мы являемся. Сила рванулась наружу, разрывая мне рот и….

…Свет. Слабый, но режущий привыкшие к полумраку глаза. Я попытался поднять руки, чувствуя, как что-то стягивает мне лицо, но не смог. В горле застряло что-то холодное и липкое, превращая каждый вдох в пытку. Я запаниковал, забился и не сразу осознал, что рядом хлопнула дверь, а через секунду кто-то истошно завопил:

– Доктор, доктор, пациент очнулся!

Пока пришли доктора, пока из моей глотки вынимали шланг ИВЛ, пока отстёгивали обхватившие запястья ремни и проверяли закрывающие лицо бинты, я мучительно пытался вспомнить, собрать воедино рассыпающиеся фрагменты странного, дикого сна.