Дмитрий Костюкевич - Жуть-2

— Прямо спецназовец.

— А знаешь, что я делаю, когда плохие сны снятся?

— Что?

— Просыпаюсь!

«И я тоже», — подумал Артём, плетясь на кухню.

Трубку взяла Нелли. «И за ночные кошмары сейчас получу…» Но Нелли спросила, может ли он сегодня вечером забрать Маугли. «На ночь?» — «Да, на ночь». — «Что-то случилось?» — «Нет, просто приезжает Танька… Помнишь Таньку? Моя одноклассница, в Эмиратах третий год работает». — «Понял. Хорошо».

Он кинул трубку рядом с мойкой, поставил на огонь чайник (на дисплее духового шкафа значилось «11:04»), почистил зубы, вернулся на кухню со смартфоном, упал на стул и стал копаться в Сети.

Что там писали про радиацию? При чём здесь радиация?

«А радиация при всём…»

Артём выключил чайник, сыпанул в заварник зелёный с манго, залил кипятком и вернулся к телефону.

«…общественность уверяют, что радиации в новом микрорайоне, строительство которого ведёт компания «Криттерс-Херек», нет.

Перевалкой радиоактивной урановой руды более полувека назад занимались военнослужащие. Тогда это место называлось «Объект 603». Урановую руду везли через Польшу с чехословацких рудников. На «Объекте 603» её перегружали (из-за разной ширины колеи) и отправляли на советские обогатительные заводы. С открытых платформ уран сыпался на землю, платформы обмывали.

В 2002 году лакомый кусочек земли решили вернуть под застройку. В 2005 году была выполнена дезактивация объекта: загрязнённый грунт (содержание радона превышало фоновый уровень в сотни раз) и опасный мусор вывезли. На этом процедура санации завершилась. Однако главный санитарный врач области уверяет, что сейчас фон нормальный, ссылаясь на точки замера по строительной площадке».

«Чернобыль пережили, — подумал Артём, — и это переварим, так?»

«Независимые экологи бьют тревогу. Несмотря на то, что „Объект 603“ по-прежнему опасен для города, на пустырях возводятся офисные и жилые здания. Здесь живут, гуляют с детьми. По мнению экологов, радиоактивная пыль могла разноситься ветром. Карта замеров, сделанная Институтом радиологии, показала аномальные зоны повышенного радиационного фона, самое большое пятно расположено…»

Прихлёбывая чай, Артём стоял у окна и смотрел на слепое здание. Потом на ТЭЦ. Потом снова на слепое здание.

На экране телефона возле «Отец» плясала зелёная трубка.

— Привет, пап, — сказал Артём.

— Привет. Я тут Романыча в городе встретил. По твоей просьбе…

— Ага. Па, а ты знал, что у нас в городе урановую руду грузили?

— …сейчас трубку дам, сам расскажет.

Вопрос Артёма повис в воздухе — трубка перекочёвывала к Романычу, главному инженеру проектной организации, в которой работал отец. Впрочем, конечно, отец знал. Артём понял, что и до него что-то доходило, долетало — про урановую свалку, про остаточную радиацию. Только тогда он жил на другом конце города.

— Артём, приветствую!

— Здравствуйте, Валентин Романович. Я отца про здание странное пытал…

— Да, да, в курсе. Тёмное дело с этим зданием.

Артёма это не удивило.

— Проект детальной планировки микрорайона столица разрабатывала, по всем сооружениям ясность была, а по этому — пустой контур. Первый раз такое от «градостроителей» вижу.

— Хм.

— Дальше — больше. Архитектуру другая контора делала, а нам на подряде отопление и автоматику скинули, всё, кроме техподполья. Сплошные вытяжки и кондёры мультизональные, как в хирургии. А на экспликациях половина помещений без названий, одни номера. Какой-то военный — выправку под пиджаком не спрячешь — через день в институт хаживал, техзадания менял, нервничал… Такие пироги.

— Ещё те, с грибами. Спасибо большое за информацию.

— Не за что. Так ты сейчас рядом обитаешь? И что там, непонятно?

Артём уже был в прихожей.

— Попробую узнать.

* * *

Дима не хотел возвращаться к отцу в комнату. Коридор, дверь, едва уловимый запах разложения. Нет, не хотел — и не только из-за того, что покрывало кожу отца, что было у него под кожей .

Дима перестал раскачиваться на табуретке, встал и подошёл к мойке. Слева стоял полный фильтр-кувшин, но он долго пил из-под крана. «Подхватишь какую-нибудь гадость». Он поперхнулся и завернул кран.

В коридоре лежал большой мусорный мешок с грязной строительной робой, в которой отец вернулся домой. Вернулся таким . Дима выставил мешок в тамбур.

Дима не знал, кому позвонить, с кем разделить страх и непонимание. Санитаров отец даже не пустил на порог (тогда он ещё не научился говорить , только размахивал руками и мычал). Мать не брала трубку, зато каждые полчаса звонила Маша — не осталось чистых пелёнок, Даник кричит… Как будто у него недостаточно болела голова.

Дима заглянул в комнату. Отец лежал поперёк разложенного дивана, лицом к потолку, глаза открыты, правый наполовину скрылся под чёрным наростом.

Дима прикрыл дверь и прошёл на кухню.

В пенале, где прятался газовый счётчик, лежала пачка сигарет и коробок спичек.

Дима не курил с тринадцати лет, когда отец поймал его с сигаретой за кочегаркой. «Объяснишь, почему тебе надо курить — разрешу».

Дима не смог.

Даже не пытался.

Он уронил лицо в ладони и заплакал.

Часы над угловым диванчиком показывали два часа ночи.

Отец заговорил поздним вечером. Словно до этого вспоминал, как это делать — наблюдал за сыном, учился у телевизора. «Скорая» уехала ни с чем.

Как случилось так, что болезнь вернулась? В один день, миг… Как такое возможно?

— Что-то пошло не так… — были «первые» слова отца, — но они научатся, исправят… так, Димка?

А потом:

— Собрали неправильно.

Позже:

— Они так знакомятся. Познают нас…

Дима устроился в кресле в углу зала-спальни и закрыл глаза.

Ему удалось. За закрытыми веками прошло четыре часа.

Он проснулся оттого, что отец стоял на разложенном диване и скрёб ногтями под потолочным плинтусом.

— Они не только там перемешали… они здесь перемешали… — бормотал отец. — И что-то от себя добавили… свои воспоминания, мысли… Этого ведь не было со мной, так, Димка? Димка… — шептал он, сцарапывая обои. Кожа на затылке растрескалась, шею покрывали кровяные язвы. — Зачем я это вижу?.. Они постоянно идут через миры… осматриваются и идут… Они заразили меня этим движением… Чёрная слизь, след из чёрной слизи… Димка, Димка, зачем?

И бился головой — фиолетовыми шишками и узелками — о стену.

— Отец, не надо. Ну сядь же!

— Они идут… идут к ядру… чёрная слизь… Ты поползёшь за мной… Если сорвусь я, доползёшь ты…

Отец говорил и говорил — точнее, бредил и бредил. Дима пытался его успокоить. Когда терпение иссякло, он закричал, просто закричал в потолок комнаты и, выбежав в коридор, схватил телефонную трубку.