Дмитрий Костюкевич - Жуть-2

— Ой, вам бы фантастику сочинять, — развеселилась Варя, а Николая бросило в холодный пот.

— Так, например, печень служила источником энергии, желудок — химической лабораторией, сердце — квантовым деформатором, и так далее. Но живой пришелец оказался не исследователем, а охранником, поэтому его внутренности имели совсем другое назначение. В целом, он состоял из разнообразного оружия. На все случаи жизни, если угодно. Предполагалось, что он будет охранять исследователей…

— А вы с нами до какого места поедете? — поинтересовалась Варя, сверкая глазами.

— Вам не интересно? — спросил её Невилл.

— Нет, нет, извините, очень интересно, — сказала Варя и едва слышно добавила, — радио здесь вообще не ловит.

— Тогда продолжаю. Пришелец начал получать команды, еще будучи в застенках секретных лабораторий, на глубине сотни метров под землёй, как раз под дном того моря, которое здесь было раньше. Несомненно, что он мог выбраться оттуда в любую минуту, но его останавливала инструкция, которая запрещала действовать самостоятельно. Поэтому всё это время он терпеливо ждал. И когда, наконец, поступила первая команда, энергия его рвения могла сравниться разве что с ураганом Митч. Вы же слышали о таком?

— Нет, — ответила Варя.

— Не застали, значит, а про Катрину знаете?

Варя кивнула, а Николай облизал пересохшие губы. Он уже всё понял, и его воображение бросалось теперь от одной ужасной картины к другой, рисуя перед глазами всевозможные кошмары один другого фантастичнее. Покоряясь животному страху, беспомощно и растерянно ныла воля. Это безусловно опасное существо, этот организм со свёрнутыми пружинами измерений вместо сердца, сидел слишком близко к его доброй и беззаботно доверчивой Варе. Николаю показалось, что пришелец с ними играет, разыгрывается, а потом заберёт у них машину, а самих убьёт. И хорошо еще, если убьёт просто .

— Пришелец разнёс ненавистную тюрьму в два счета. Ха! Они думали, это они его изучают. На самом деле, это он изучал их. И когда пришло время — с удовольствием задействовал все свои разрушительные силы и потаённые возможности. Выпустил на свободу изголодавшихся чудовищ, если угодно. В щепки! — глаза незнакомца неожиданно увеличились, зубы скрипнули, — он разнёс все их жалкие преграды в щепки, бетонные блоки — в песок, в пыль, в порошок!

— А как же охрана, ФБР, солдаты, национальная гвардия? — спросила Варя.

— Да, они пытались помешать, но он превратил одного агента в черную жижу, даже не посмотрев в его сторону, просто так — хлоп и человек растекается по ступенькам. Остальным пришлось отступить, что было весьма благоразумно.

— Кру-уто, — протянула Варвара.

— Еще как, — согласился Невилл, переводя дух, — хлоп и нету. И ни пули его не берут, ни ядовитые газы, ни бактерии, ничего.

Николай облизал пересохшие губы и, поборов страх, нерешительно поинтересовался:

— А волосы, чем были его волосы?

Невилл повернулся к Николаю и тот опустил лицо, растирая неожиданно зачесавшиеся веки.

— Дело в том, — произнёс Невилл, — что пришелец был не просто оружием, но еще и бомбой.

— Бомбой?! — переспросила Варя.

— Очень мощной, — кивнул Невилл. — И теперь его миссия — взорваться в заданной точке.

— Вот это да, — удивилась Варя. — Где же?

— Уже недалеко, мы как раз туда едем.

— На запад? Странно. Я бы на его месте взорвалась на востоке, лучше всего в Вашингтоне — вот где корень всех земных бед и гадостей, — сказала Варя, и добавила, посмеиваясь, — как мне кажется.

— Ваших бед — возможно, — сказал Невилл.

Тем временем они добрались до первого за долгие мили пересечения дорог.

— Нам налево, — объявила Варя, поворачивая руль.

— Мне тоже, — улыбнулся Невилл. — А чем вас не устраивает Вашингтон?

Все затихли.

— Как здорово вы говорите по-русски, — сказала Варя.

— Спасибо, Варвара, — кивнул Невилл, улыбаясь, — но я говорю не по-русски, вы слышите русский, потому что вы — русские.

Варя посмотрела на него еще раз, охватила взглядом лицо с выдающимся подбородком, опустила глаза на ногти, вздрогнула и побледнела.

Через десять миль, проведённых в молчании под размеренное шуршание и редкое постукивание колёс, Невилл попросил остановиться. Солнце к тому времени забралось высоко и будто придавило сизые горы к земле. Тени испуганно сжались до крохотных черных пятен у самых ботинок. Поправив на голове свою гангстерскую шляпу, Невилл вылез из машины, осмотрелся и произнёс:

— Замечательно, просто великолепно. Огромное спасибо.

Затем он закрыл дверь. Варя опустила стекло:

— А вы уверены, что вам нужно именно сюда?

— Более чем, — кивнул Невилл, поворачиваясь в сторону черной горы похожей на гребень утонувшего в песке дракона.

— Ну ладно, как хотите, — дёрнула плечами Варя, поднимая стекло. Затем опомнилась и добавила, улыбаясь. — Кстати, а как же обещанное вознаграждение?

— Вашей жизни вам не достаточно? — обернулся Невилл. Николай вжался в сиденье, стягивая со вспотевшего носа очки и жмурясь.

— Выходит, вы считаете подарком то, что не забрали? Так что ли? — ухмыляясь, продолжила Варя.

— Я сохранил вам жизнь, которую вы вообще-то потеряли, — сказал Невилл серьёзно.

— Потеряли?

— Еще как, — кивнул незнакомец, — когда пролетали мимо, а я был в сомбреро.

Они въехали в национальный парк «Долина Смерти» со стороны Замка Скотти. В голове Николая копошилась мысль, что внутри этого пришельца, скорее всего, был орган, (небольшой, размером с селезёнку или с поджелудочную железу), который отвечал за управление временем, возможно в каких-то скромных, ограниченных масштабах. «Трилби… сомбреро… вы не останавливаетесь… я знаю…». Наверняка был.

В глубине пустыни, за замком Скотти, располагался огромный кратер, непонятного возраста и сомнительного происхождения. Николай становился на краю, заглядывая в его глубокую чашу. На дне копошились разноцветные туристы, каждый размером с фотографический пиксель.

— Всё, погнали, мы торопимся, — потянула за руку Варвара.

— Слушай, Варь, — спросил Николай, — а ты вообще поняла, что он про себя рассказывает?

— Да брось, — быстро ответила Варя, — мало ли кругом всяких психов?

— Думаешь? — Николай заглянул ей в глаза.

Она обняла его, прижалась, и, вздохнув, сказала:

— Ну, конечно. Видел бы ты его ногти. Кошмар. Как нормальный человек может жить с такими ногтями? — Она с отвращением скривила губы, подумала немного, и добавила, улыбаясь. — Но мы поедем потише…

Пётр Иванович Коренев перевернулся на бок, и потому, как сползла с его живота и шлёпнулась на пол книга, понял, что задремал, читая. Ворча, он приоткрыл веки. За окнами смеркалось. Знакомая на зубок комната погрузилась в полутьму, предметы проросли чернильными тенями. Дом они супругой купили в семидесятых — это была её мечта, обитать в городе, но иметь свой виноградник и огород. Детей бог им не дал — живчики бракованные. После смерти Ларисы в восемьдесят восьмом Пётр Иванович жил один, и покуда справлялся. Всё делал сам, и на кухне, и в саду, насколько позволяли суставы. С сорняком боролся. Зарядка, ходьба… Он презирал вечно ноющих ровесников, не заводил бесед в трамвае и докторам без надобности не плакался про болячки. И, по правде говоря, лелеял своё одиночество, тишину, книги, привычный уклад жизни.