Дмитрий Костюкевич - Жуть-2

Конечно, теперь уже очевидно, что этого всего вчера не было, этих людей точно не было, они, их так много, и они не пытаются меня убить.

Прошел!

Меня сажают в автозак, в отдельную клетку, отдельную от остального пространства, здесь пахнет кислой рвотой и мочой, запирают, напротив садится сержант. Хмурый сержант, в мятой форме, с укороченным «калашниковым», сержант-сержант, скажи мне, что происходит:

— Ты убил жену и ребёнка, вот что.

— Но я прошел, — улыбаюсь я.

— Ты убийца, — отвечает он, отворачиваясь.

На третий день отпуска Вика отправилась в радоновые пещеры. С площадки, откуда стартовал поезд, открывался великолепный вид на Альпы, впрочем, великолепный вид был здесь повсюду. Скалы, притрушенные снегом, как куличи сахаром и низкие беспокойные облака над ними. Белое, серое и голубое. Вике, выросшей в российском миллионнике, казалось, что кто-то распечатал гигантские фотообои и обернул ими замкнутый мирок здравницы. Избыточная, ошарашивающая красота. Горные хребты словно бы отвлекали от общего запустения в самом городке, где из-под налёта роскоши уже проступало увядание. Туристов привлекали современные горнолыжные курорты выше по склону. Унитарные шале вместо помпезных гостиниц.

Вика облокотилась о парапет, посмотрела вниз на красную черепицу зданий. Пик готической церкви устремлялся в небо. Башенные часы отмеряли минуты, дни, годы…

Старинный императорский курорт примостился на горных уступах, весь состоящий из ярусов, мостиков и балкончиков. Террасы соединялись крутыми лестницами, по ним карабкались редкие пешеходы. Вон компания шумного молодняка на парковке — сноубордисты, спустившиеся освежиться минералкой.

Облака напомнили Вике иллюстрации из Библии, которую подарила ей в детстве бабушка. Грандиозные, ветхозаветные, прореженные солнечными лучами — с таких облаков на бренную землю взирал бородатый Саваоф.

— Ляпота! — сказал Юра, умудряясь говорить и одновременно зевать — с хрустом и рыком. Соотечественник, сосед по гостинице, он был типичным «руссо туристо», шумным, взбалмошным и надоедливым. Вика рассчитывала хотя бы в горах отдохнуть от земляков. В компактной здравнице она постоянно напарывалась на Юру, и подозревала, что он подстраивает под неё маршрут.

— Да, отличное утро, — сдержанно сказала Вика. И заторопилась к жёлтым вагончикам, юркнула на сидение рядом с молодой негритянкой. Хрена с два она предоставит назойливому Юре уши.

Поезд тронулся, покатил в выдолбленный кирками туннель. Интернет утверждал, что здешний климат не оставит Викиному тонзиллиту никаких шансов.

Она покинула родину два года назад. В двадцать пять начала жизнь с чистого листа. Снимала комнатушку на окраине сумрачного Дрездена, продавала кошачий корм в зоомагазине. И сама пропахла сухим комом. Два года вертелась, как белка в пословице. Она заслужила этот отпуск. Заслужила провести его не дома, слушая, как мать грызётся с отчимом, наблюдая, как спиваются бывшие одногруппники. Нет, чёрт подери, она вкалывала за каждый глоток альпийского воздуха, за каждый глоток колючей горной воды.

Соседка по квартире рванула в Баден-Баден на панк-концерт. Вика выбрала тихий Австрийский городок, декорации к фильму о Прекрасной эпохе. Потрясающий кофе и преступно калорийное фондю на ужин.

Илья, несостоявшийся муж, часто упрекал её в старомодности. Клубам Вика предпочитала медитативные прогулки, глянцу — шершавые страницы книг. До переезда прочла всего Гессе в оригинале.

Поезд остановился. Ведомые гидом, пассажиры пошли по природному коридору и очутились в пещере. Было тепло, хотя Вика не видела обогревателей. Под сводами горели лампы и искрились вкрапления минералов. У стен стояли кушетки. Юра уже стаскивал с себя свитер. Белая стереотипная майка задралась, демонстрируя пивное брюшко. В Вене Юра владел автохаусом.

Гид монотонно вещал о пользе спелеотерапии. Вика раздевалась, воображая гномов-рудокопов и летучих мышей, гнездящихся в недрах штолен. Перехватила оценивающий взгляд Юры. Купальник был плотным, сплошным, но ей показалось, что сальные глазки соотечественника проникают под ткань.

Юра кашлянул, уличённый в подглядывании.

— А вы знали, что тут отдыхал Хрущёв?

Акустика пещеры искажала голоса.

— Вот как?

— Ага, — энергично закивал Юра, — И этот…

Он запнулся, устремив алчный взор на темнокожую курортницу; та нагнулась, расшнуровывая кеды, выпятив гладкую эбеновую попку. Ниточка стрингов впилась в промежность, сильно ограничив простор для фантазии.

— Отто Бисмарк, — вяло договорил сосед, напрочь забыв о собеседнице.

Вика расстелила простынь, подвязала резинкой волосы и легла на кушетку. Доверила радиоактивному излучению организм. На носу и лбу появились капельки влаги. Тело прогревалось, расширялись сосуды, учащалось дыхание.

«Не так и плохо», — подумала она, и смежила веки.

Гид умолк. Из динамиков зазвучал Гайдн. Внутри скальной толщи гулко стучало. Звук усыплял. Мысли стали вязкими, как расплавленный сыр. Она вспомнила Илью, их совместные планы. Объездить мир, пить шампанское на Эйфелевой башне, целоваться во всех столицах мира. Шесть лет коту под хвост.

Илья вынудил её сделать аборт. Провожал домой из клиники и клялся вечно любить.

— Просто не время сейчас. Нужно встать на ноги, пожить для себя…

В итоге он сбежал к сотруднице. Мама сообщила по скайпу, что у Ильи родился сын. Вике не было больно. Почти.

Бух-бух-бух, — незримые гномы долбили породу. Выпитый чай давил на мочевой пузырь, но в буклете писали, что ингаляции длятся час — она потерпит. Так лень шевелиться…

Вика приоткрыла глаза, выпуталась из паутины дрёмы. Гайдн смешивался с полумраком в умиротворяющий коктейль.

Люди неподвижно лежали на кушетках. Похрапывал Юра. Его безволосые ляжки шелушились от псориаза. Вика поморщилась и перевела сонный взгляд левее. Негритянка покачивала ступнёй в такт музыке из плеера. Идеальные бёдра, осиная, и грудь стоит торчком, а не сваливается к подмышкам, как у Вики.

«Зависть — тяжкий грех», — поучала бабуля.

Вика перевернулась набок. В дальней части залы царствовали густые тени, лампы отвоевали ровно половину территории. Гномы корпели, дробя камень.

На периферии зрения промелькнул смазанный силуэт. Вика сместила взор.

По кушеткам кралось высокое тощее существо. Красная, будто обваренная, шкура, облепила безобразно вытянутые кости. Существо сутулилось, и передние конечности скользили над спинами, над безмятежными лицами отдыхающих. Ноги… лапы, как у птицы или динозавра, переступали с кушетки на кушетку.

Вика ахнула и отпрянула к стене. Едва не сверзилась на каменный пол.