Стивен Кинг - Если она кровоточит

Он предположил, что Франзен имел в виду то время, когда еще не начиналось написание романа. Это было хорошее время, потому что все, что вы видели и слышали, было возможным зерном для мельницы. Все было податливым. Разум может построить город, реконструировать его, а затем сровнять с Землей, и все это в то время, когда вы принимаете душ, бреетесь или мочитесь. Но как только вы начали, все изменилось. Каждая написанная вами сцена,каждое написанное вами слово еще больше ограничивали ваши возможности. В конце концов, вы были похожи на корову, бегущую рысью вниз по узкому желобу без выхода, рысью приближающуюся к Земле.—

“Нет, нет, все совсем не так, - сказал он, снова пораженный звуком собственного голоса. “Совсем не так.”

В густом лесу быстро сгущалась тьма. Дрю обошел дом, включая лампы (их было четыре, и каждый абажур был еще ужаснее предыдущего), а затем взялся за автоответчик. Он дважды выслушал послание своего покойного отца, своего старого доброго папаши, который никогда, насколько он помнил, не говорил ничего дурного и не поднимал руки на своих сыновей (дурные слова и поднятые руки были уделом их матери). Казалось неправильным стереть его, но поскольку в столе папы не было запасной кассеты для автоответчика, приказы Люси не оставляли ему выбора. Его запись была краткой и содержательной: “это Дрю. Пожалуйста, оставьте сообщение.”

Покончив с этим, он надел свою легкую куртку и вышел на улицу, чтобы посидеть на ступеньках и посмотреть на звезды. Он всегда был поражен тем, как много можно увидеть, оказавшись вдали от светового загрязнения даже такого относительно маленького городка, как Фалмут. Бог пролил там кувшин света, и за этим кувшином была вечность. Тайна такой протяженной реальности не поддавалась пониманию. Дул легкий ветерок, заставляя сосны печально вздыхать, и внезапно Дрю почувствовал себя очень одиноким и очень маленьким. Дрожь пробежала по его телу, и он вернулся в дом, решив разжечь небольшой пробный огонь в печке, просто чтобы убедиться, что он не заполнит комнату дымом.

По обе стороны от камина стояли ящики. Один из них содержал растопку, вероятно, принесенную старым Биллом, когда он складывал свою последнюю охапку дров под крыльцом. В другой лежали игрушки.

Дрю опустился на одно колено и принялся рыться в них. Фрисби "БАМ-о", который он смутно помнил: он, Люси и дети играли вчетвером перед входом, смеясь каждый раз, когда кто-то снимал завитки в пакербруш и должен был идти за ними. Растянутая кукла Армстронга, в которой он был почти уверен, принадлежала Брэндону, и Барби (неприлично топлесс), которая определенно принадлежала Стейси. Одноглазый плюшевый мишка. Колода карт ООН. Россыпь бейсбольных карточек. Игра под названием Передай свинью. Карусель, украшенная кругом обезьян в бейсбольных перчатках—когда он покрутил ручку и отпустил ее, она пьяно закачалась по полу и засвистела “ " Возьми меня на игру в мяч.- Последнее ему было безразлично. Обезьяны, казалось, махали своими перчатками вверх и вниз, когда волчок закружился, словно ища помощи, и мелодия начала звучать смутно зловеще, когда он начал опускаться.

Прежде чем спуститься на дно ящика, он взглянул на часы, увидел, что уже четверть девятого, и перезвонил Люси. Он извинился за опоздание, сказав, что его отвлекла коробка с игрушками. “Мне кажется, я узнал старого стрейча Армстронга Брана—”

Люси застонала. - О Боже, раньше я ненавидела эту штуку. Там так странно пахло.”

- Я все помню. И еще кое-что, но есть вещи, которые я могу поклясться, что никогда раньше не видел. Передай свинью?”

- Передать что?- Она засмеялась.

“Это детская игра. А как насчет карусели с обезьянами на ней? Играет " Возьми меня на игру в мяч.’ ”

“Нет... Ой, подожди минутку. Три или четыре года назад мы сдали домик в аренду семье Пирсонов, помнишь?”

“Неясно.” Он вообще ничего не говорил. Если бы это было три года назад, он, скорее всего, был бы связан с Деревней на Холме, скорее всего, так оно и было. Связанный и с кляпом во рту. Литературное Садо-Мазо.

“У них был маленький мальчик, лет шести-семи. Некоторые игрушки, должно быть, принадлежат ему.”

- Удивительно, что он не забрал их, - сказал Дрю. Он не сводил глаз с плюшевого мишки, похожего на пегую игрушку, которую часто и горячо обнимали.

- Хочешь поговорить с Брэндоном? Он уже здесь.”

“Конечно.”

- Привет, Папа!- Сказал Бран. “Ты уже закончил свою книгу?”

“Очень смешно. Начинаю с завтрашнего дня.”

“А как там наверху? Разве это хорошо?”

Дрю огляделся по сторонам. Большая комната на первом этаже выглядела очень уютно в свете ламп. Даже ужасные тени выглядели нормально. А если бы печная труба не была заткнута, то небольшой огонь мог бы справиться с легким холодом.

- Да” - сказал он. “Это хорошо.”

Это было. Он чувствовал себя в безопасности. И он чувствовал себя беременным, готовым лопнуть. Не было никакого страха перед тем, чтобы начать книгу завтра, только предвкушение. Он был уверен, что эти слова вырвутся наружу.

Печка была в полном порядке, труба открыта и хорошо тянется. Когда его маленький костер догорел до тлеющих углей, он застелил кровать в хозяйской спальне (шутка; комната была едва ли достаточно большой, чтобы развернуться) простынями и одеялами, которые пахли лишь слегка несвежим запахом. В десять часов он лег в постель и долго лежал, глядя в темноту и прислушиваясь к шуму ветра под карнизом. Он подумал о том, как старина Билл покончил с собой во дворе, но лишь на мгновение, а не со страхом или ужасом. То, что он чувствовал, когда вспоминал последние мгновения жизни старого смотрителя—круглый стальной круг, вдавливающийся в нижнюю часть его подбородка, последние видения, удары сердца и мысли,—мало чем отличалось от того, что он чувствовал, глядя на сложный и экстравагантный простор Млечного Пути. Реальность была глубока и далека. Она хранила много тайн и продолжалась вечно.

На следующее утро он встал рано. Он позавтракал и позвонил Люси. Она уводила детей в школу-ругала Стейси за то, что та не закончила домашнее задание, говорила Брану, что он оставил свой рюкзак в гостиной,—так что их разговор был коротким. После прощания Дрю натянул куртку и пошел к ручью. Деревья на дальней стороне в какой-то момент были срублены, открывая вид на лес, уходящий вдаль волнами, стоимостью в миллион долларов. Небо было все более и более синим. Он простоял там почти десять минут, наслаждаясь непритязательной красотой окружающего мира и пытаясь очистить свой разум. Чтобы все было готово.

Каждый семестр он преподавал блок современной американской и современной британской литературы, но поскольку он был опубликован (и в "Нью-Йоркере", не меньше), его основной работой было обучение творческому письму. Каждое занятие и семинар он начинал с рассказа о творческом процессе. Он сказал своим студентам, что так же, как у большинства людей есть определенный распорядок дня, которому они следуют, когда они готовятся ко сну, важно иметь распорядок дня, когда они готовятся к каждому рабочему дню. Это было похоже на серию пассов, которые делает гипнотизер, подготавливая своего пациента к состоянию транса.