Стивен Кинг - Если она кровоточит

"Процесс написания художественной литературы или поэзии сравнивают со сновидением, - сказал он своим студентам, - но я не думаю, что это полностью верно. Я думаю, что это больше похоже на гипноз. Чем больше вы ритуализируете подготовку, тем легче вам будет войти в это состояние.”

Он практиковал то, что проповедовал. Вернувшись в комнату, он поставил себе кофе. По утрам он выпивал две чашки, крепкого и черного. Дожидаясь, пока он заварится, он принял витаминные пилюли и почистил зубы. Один из арендаторов засунул старый папин стол под лестницу, и Дрю решил оставить его там. Странное место для работы, возможно, но удивительно уютное. Почти как у женщины. Дома, в кабинете, его последним ритуальным действием перед тем, как приступить к работе, было бы разложить бумаги в аккуратные стопки, оставив свободное место слева от принтера для новой копии, но на этом столе не было ничего, что можно было бы расправить.

Он включил свой ноутбук и создал чистый документ. То, что последовало за этим, также было частью ритуала, предположил он: называние документа (Горькая Река № 1), форматирование документа и выбор шрифта для документа. Он использовал Antiqua, когда писал "Деревню", но не собирался использовать ее на Горькой Реке; это было бы действительно плохим Моджо. Понимая, что возможны перебои в подаче электроэнергии, что заставит его прибегнуть к портативной машинке "Олимпия", он выбрал американский шрифт для пишущей машинки.

И это было все? Нет, еще кое-что. Он нажал кнопку автосохранения. Даже если произойдет сбой, он вряд ли потеряет свою копию, у ноутбука была полная батарея, но лучше перестраховаться, чем сожалеть.

Кофе был уже готов. Он налил себе чашку кофе и сел.

Ты действительно хочешь это сделать? Ты действительно намерен это сделать?

Ответ на оба вопроса был утвердительным, поэтому он сосредоточил мигающий курсор и набрал текст

Глава 1

Он нажал кнопку возврата и некоторое время сидел очень тихо. Он предположил, что в сотнях миль к югу отсюда Люси сидит со своей чашкой кофе перед открытым ноутбуком, где она хранит записи своих текущих клиентов-бухгалтеров. Скоро она впадет в свой собственный гипнотический транс-цифры вместо слов— - но сейчас она думала о нем. Он был совершенно уверен в этом. Думая о нем и надеясь, а может быть, даже молясь, чтобы он этого не сделал... как там выразился Эл Стэмпер?... сбросить колеса с его маленькой красной повозки.

“Этого не случится” - сказал он. “Это будет похоже на диктовку.”

Он еще мгновение смотрел на мигающий курсор, потом набрал::

Когда девушка закричала - достаточно пронзительно, чтобы разбить стекло, - Герк перестал играть на пианино и обернулся.

После этого Дрю был потерян.

Он с самого начала распорядился, чтобы его занятия начинались поздно, потому что, когда он работал над своей художественной литературой, ему нравилось начинать в восемь. Он всегда заставлял себя идти до одиннадцати, хотя во многих случаях уже в половине одиннадцатого ему приходилось туго. Он часто вспоминал историю—вероятно, апокрифическую,—которую читал о Джеймсе Джойсе. Один из друзей Джойса зашел к нему домой и застал знаменитого писателя за письменным столом, обхватив голову руками, - картина полного отчаяния. Когда друг спросил, Что случилось, Джойс ответила, что за все утро он произнес всего семь слов. - Но, Джеймс, это же хорошо для тебя, - сказал друг. На что Джойс ответила: "Возможно, но я не знаю, в каком порядке они идут!”

Дрю мог иметь отношение к этой истории, апокрифической или нет. Именно так он обычно чувствовал себя в эти мучительные последние полчаса. Вот тогда-то и появился страх потерять свои слова. Конечно, в течение последнего месяца или около того в Деревне на Холме он чувствовал то же самое каждую гнилую секунду.

Сегодня утром ничего подобного не было. Дверь в его голове открылась прямо в дымный, пахнущий керосином салун, известный как Таверна "Голова Буйвола", и он шагнул в нее. Он видел каждую деталь, слышал каждое слово. Он был там, глядя глазами Херкимера Беласко, пианиста, когда малыш Прескотт приставил дуло своего пистолета .45-й (тот, что с причудливыми перламутровыми ручками) под подбородок молодой девушки из дансхолла и начал ее увещевать. Когда Энди Прескотт нажал на спусковой крючок, аккордеонист прикрыл глаза, но Херкимер держал их широко открытыми, и Дрю увидел все: внезапный всплеск волос и крови, бутылку "Олд Дэнди", разбитую пулей, трещину в зеркале, за которым стояла бутылка виски.

Это было похоже на то, что Дрю никогда в своей жизни не писал, и когда голодные муки наконец вывели его из транса (его завтрак состоял из миски Квакерского овса), он посмотрел на информационную полосу на своем ноутбуке и увидел, что было почти два часа дня. Его спина болела, глаза горели, и он чувствовал себя возбужденным. Почти пьяным. Он напечатал свою работу (восемнадцать страниц, чертовски невероятно), но оставил их в выходном лотке. Сегодня вечером он пробежится по ним ручкой—это тоже входило в его привычку, - но он уже знал, что не найдет ничего, что можно было бы исправить. Оброненное слово или два, случайное непреднамеренное повторение могут быть сравнением, которое было слишком усердным или недостаточно усердным. Иначе все было бы чисто. И он это знал.

“Все равно что писать под диктовку, - пробормотал он и встал, чтобы сделать себе бутерброд.

В течение следующих трех дней у него все шло как по маслу. Это было так, как будто он работал в хижине всю свою жизнь—во всяком случае, творческую ее часть. Он писал с половины восьмого или около того почти до двух. Он поел. Он дремал или шел по дороге, считая на ходу столбы электропередач. Вечером он развел огонь в дровяной печи, разогрел что-то из банки на плите, а затем позвонил домой, чтобы поговорить с Люси и детьми. Когда звонок заканчивался, он редактировал свои страницы, а затем читал, выбирая книги в мягких обложках на верхнем книжном шкафу. Перед сном он затушил огонь в дровяной печи и вышел посмотреть на звезды.

История пошла своим чередом. Стопка страниц, лежавшая рядом с принтером, росла. Пока он варил себе кофе, принимал витамины и чистил зубы, страха не было, только предвкушение. Как только он сел, слова уже были там. Он чувствовал, что каждый из этих дней был Рождеством, с новыми подарками, которые нужно было развернуть. Он почти не замечал, что на третий день довольно часто чихает, и даже не замечал легкой шероховатости в горле.

“А что ты там ел?- Спросила Люси, когда он позвонил в тот вечер. - Будьте честны, Мистер.”

- В основном то, что привез, но ... —”

- Дрю!- Вытаскиваю его так, чтобы слюни текли.

“Но я собираюсь купить кое-что Свежее завтра, после того как закончу работать.”