Георгий Старков - Сказка об уроде [сборник]

— Хватит, — процедила Вероника сквозь зубы и чиркнула лезвием по запястью. Рука отозвалась жжением. Раскрытая вена вытолкнула порцию вязкой, почти чёрной крови, которая закапала в воду. Но этого было недостаточно. Вероника сосредоточенно сделала второй надрез, на этот раз не поперек вены, а вдоль, чтобы крови выходило больше, и опустила руку в воду. Тёплая вода почти растворила в себе ноющую боль. Кровь смешалась с водой, расходилась по ней замысловатыми багровыми разводами. Удовлетворенно кивнув, Вероника вытащила руку из воды и приступила к правому запястью.

Пальцы изрезанной левой руки похолодели и плохо гнулись, но ей удалось довольно аккуратно вдоль и поперек вскрыть вторую вену. Когда тёмная кровь начала обильно сочиться из обоих запястий, Вероника со стоном облегчения погрузила руки в воду и откинула голову назад.

Ну и видок у меня будет, когда найдут меня , расслабленно подумала она. Настоящая эмо-девочка.

Это было модно несколько лет назад — молодые парни и девушки в чёрно-розовых одеждах, с висячими чёлками, которые закрывали половину лица. Говорили, что они были любителями вскрывать себе вены по любому поводу. Вероника не любила «эмо-кидов» — их вызывающая демонстративность казалась ей дурацкой, а увлечённость всем, что было связано со страданиями и смертью — попросту безумной. Если бы ей тогда сказали, что она закончит свои дни таким образом, Вероника бы рассмеялась.

Фальшивая карамель, вспомнила она эпизод из детства. Вся жизнь — фальшивая карамель. Грызешь и мучаешься, веришь, что в сердцевине тебя ждёт сладкая мякоть… но вместо этого находишь только разочарование и горечь.

— На этот раз как-то не удалось, — пробормотала Вероника, чувствуя, как её охватывает неодолимая сонливость. — Я думала, намного лучше это всё будет…

Судя по тому, как губы сами собой растянулись при этом в безрадостной улыбке, это была какая-то смешная цитата, которую она слышала ранее. Она не помнила, где именно. Память начала путаться. Она посмотрела на воду и испугалась: вся жидкость в ванне обрела розоватый цвет. Могли быть болезненные судороги, она это знала, но пока не чувствовала ничего такого. Руки похолодели и потеряли чувствительность, становясь похожими на то, во что превратились парализованные ноги. Вероника впервые ясно осознала, что умирает. Ей стало неуютно.

Я попаду в ад. Убийство. Самоубийство. Двойной грех.

Нет. Никакого ада нет. Это всё выдумки людей. Её ждёт вечное забвение, темнота, которую она так жаждет. И ничего больше…

Но почему тогда так страшно?

Из темноты всплыло морщинистое лицо карлика.

Я многим людям сообщал, что у них есть дар, но дальше они сами выбирали себе дорогу. Не скажу, что это всегда приводило к чему-то хорошему…

— Я тоже сделала свой выбор, — прошептала Вероника, почти не шевеля губами. В комнате становилось темнее, жёлтый свет угасал. Она будто куда-то уходила, в беспредельно далёкое холодное пространство, и её вытягивало из ненужного больше тела, как макаронину.

Это не дар . Так она сказала бы Игорю, если бы снова его встретила. Это не дар, а самое страшное проклятие из всех, которые могут быть. Те, кого вы называете осененными даром, прокляты. И вы тоже — просто настолько упрямы, что не понимаете этого. Но однажды поймёте.

Далеко во тьме громко каркнула ворона. Поздно, злорадно подумала Вероника. Ты ничего не сможешь сделать.

Уносит…

И прежде чем все страхи, тревоги и желания пропали, размазавшись по бескрайним тёмным лабиринтам, яркой звездой мелькнула одна, последняя и пронзительная мысль:

Прости, мамочка…

Она проснулась ночью, когда окно озарила белая вспышка молнии, и гром прогрохотал с такой силой, будто на неё собиралось обрушиться всё небо.

На улице шёл дождь. Шторы не были задёрнуты — сплошной поток воды бил по окну с той стороны, и капли издавали топот, сливающийся в сплошной гул. Этот звук, казалось, наполнил весь мир. Она засунула голову под подушку, чтобы не слышать его, но это не помогло: дождь с каждой минутой становился сильнее.

Она села на кровати и протерла глаза. Вспыхнула очередная молния, осветив комнату. Так получилось, что в этот момент её взгляд упал на зеркало на стене. Ночная комната по ту сторону гладкой поверхности была наполнена призрачным сиянием, а сама она — с синюшней кожей и растрепанными волосами — выглядела, как живой мертвец. Она вздрогнула. Гром опять обрушился на город игрой сошедшего с ума барабанщика.

«Если дождь к утру не перестанет, то свадьба будет испорчена», — с мрачным удовлетворением подумала она. Ей не хотелось идти на свадьбу, так что она была бы не против, если бы дождь длился весь день. Она понимала, что это эгоистично до отвращения, но ничего не могла с собой поделать.

В горле першило от сухости. Она решила сходить на кухню и выпить воды. Инвалидная коляска стояла рядом с кроватью, и она залезла на неё проворно, как гусеница в дупло родного дерева. Сопровождаемая новыми раскатами грома, она выехала из спальни и пересекла гостиную.

Это была первая гроза в Краснопольске в этом году. Дожди шли и в мае, но настоящие грозы обычно начинались в июне. На этот раз стихия припозднилась — на дворе стояла уже последняя декада июля. Природа решила с лихвой наверстать упущенное: приподнявшись над подоконником в кухне, Вероника увидела, что детская площадка превратилась в одну большую лужу. Перед подъездом по асфальту тёк бурный ручеёк. Листья дуба трепетали под ветром, будто напуганные мощью грозы. На глазах у Вероники тёмное небо прорезала громадная ломаная линия с бесчисленными разветвлениями. Она вспомнила, что нужно сразу после вспышки считать секунды до грома, а потом делить полученное число на три — так можно вычислить расстояние до эпицентра грозы в километрах. Но ей не дали даже мысленно сказать «один»: гром последовал без задержки, заставив стёкла окон задребезжать. Гроза нависла прямо над ней.

Вероника налила в стакан холодной воды из чайника и осушила его в один глоток, потом повторила ещё. После третьего стакана, когда её стало немного подташнивать, она остановилась, хотя пить по-прежнему хотелось. Тело было горячим, и она понадеялась, что простудилась — тогда ей не придётся посещать свадьбу. Но когда она приложила пальцы ко лбу, то не ощутила жара.

Она вернулась в спальню. Гул дождя стал ещё громче. Устроившись на кровати, Вероника натянула одеяло до подбородка. Её пугала эта шумная ночь, окрашенная синими сполохами. Не покидало ощущение, будто квартира стала хлипкой и ненадёжной, как шалаш из соломы — в любой миг буйство стихии может разрушить стены и ворваться к ней. А там, в этой синей ночи, гуляли те, кого она не хотела видеть, и они были всё ближе…