Георгий Старков - Сказка об уроде [сборник]

— Как ты думаешь, она добрая? — в голосе Белки слышалось волнение. Котофей не ответил, и Белка поняла, что он рассказал всё, что ему известно о Маме-Фабрике.

Они подошли к проёму на стене здания. Тут раньше находилась большая дверь; нынче от неё остались лишь исполинские ржавые петли. Друзья с опаской заглянули внутрь и охнули: в противовес их ожиданиям, в здании вовсе не было темно. Стены, пол, потолок, лестницы, странные конструкции, которыми было заполнено здание — всё тут изливало призрачное зелёное свечение, разбавляющее тьму.

— Точно так же светился Ковбой, — заметил Котофей.

— Да, — тихо сказала Белка. — Пойдём?

Котофей кивнул, сделал один шаг и остановился.

— Что случилось?

— Тебе нужно вернуться в лес.

— Нет, я пойду с тобой до конца, — храбро ответила Белка. — Я больше не боюсь.

— Это место… — Котофей замолчал, подбирая слова. — Оно… не для лесных зверей. Теперь я это понимаю. Баум Шлаг тоже когда-то знал, но забыл.

— Котофей, мне совсем не страшно… — начала Белка, но Котофей перебил её:

— Мне тоже больше не страшно. Спасибо, что помогла мне дойти сюда. Но дальше я должен идти один. Если ты побудешь здесь ещё немного, то уже не сможешь отсюда выбраться. А я этого не хочу.

— Так значит, она всё-таки злая, — обречённо прошептала Белка. Котофей ничего не сказал.

В тусклом зелёном сиянии они посмотрели в глаза друг другу.

— Удачи тебе, — сказала Белка.

— И тебе, — ответил Котофей. — Когда у тебя будут свои маленькие бельчата, то следи за ними во все глаза. Не позволяй им уходить из леса.

— Уж я постараюсь, — кивнула Белка.

— Прощай.

— Прощай.

Белка побежала прочь от Мамы-Фабрики — сначала медленно и неуверенно, потом быстрее. Котофей смотрел на неё, пока она не скрылась за темнотой, которая была зернистой из-за хлопьев снега. Потом он развернулся и осторожно пошёл вглубь светящегося строения.

Он долго блуждал во тьме, колеблющейся в ядовитом свечении. На улице, наверное, уже близок был рассвет, но в катакомбах здания это ничем не сказывалось. Котофей ходил по изогнутым коридорам, где на полу замёрзли зелёные лужи. Он входил в большие помещения, где складировались горы железных ящиков. Поднимался куда-то наверх по ржавым лестницам и видел замершие в воздухе большие механические ручища, напомнившие ему о Бауме. Котофею, когда он проходил мимо них, казалось, что руки только притворяются мёртвыми — стоит ему отвернуться, как они схватят его за шкирку. Но этого не случилось.

Больше всего Котофея напугала одна просторная зала внизу. Там находилась длинная чёрная дорожка, протянувшаяся от одного конца комнаты до другого. По бокам дорожки располагались такие же мёртвые руки, как наверху, но меньше размерами. А на самой дорожке тут и там валялись какие-то тёмные кучи. Котофей подошёл ближе, чтобы рассмотреть одну их, и издал крик, который эхом улетел под высокий потолок: на дорожке лежал Трактор, но с него сошла вся краска, и кто-то оторвал у него колёса. Котофей не сразу понял, что эта изувеченная игрушка — вовсе не тот Трактор, который был его другом. А когда он понял это, его охватила тоска.

«Здесь мы были созданы, — подумал он. — Эти светящиеся руки собирали нас по частям, чтобы потом вытолкнуть наружу, и мы слепо ковыляли к лесу, сами не зная, кто мы и куда идём».

Он пошёл дальше. Мама была где-то рядом, и он должен был её найти.

Он пересёк ещё несколько производственных цехов, но напугали они его намного меньше, чем тот, первый. Здесь были братья-близнецы Ковбоя, нанизанные на вертикальные штырьки: все испускали свет, как всё железо вокруг. На другом конвейере, видимо, изготавливали радиоприёмники, но процесс прервался на полпути, и узнать в сплетении микросхем и ламп своего друга, который любил рассказывать истории о дальних странах и прошлых временах, было почти невозможно. Но Котофей всё же уразумел, что это детали, из которых сделан Радиоприёмник, потому что он однажды рассказывал ему о своём внутреннем устройстве — обо всех этих лампах, платах и проводах…

В конце своих скитаний Котофей оказался в очень тесной комнате с единственной дверью, которая плавно закрылась, едва он переступил за порог. Он сначала испугался, но потом раздался лязг, комната покачнулась и поехала, и Котофей понял, что пришёл туда, куда надо.

Подъём был медленным и долгим. Котофей почти задремал, вслушиваясь в равномерное поскрипывание троса. Проснуться его заставил новый громкий лязг. Движение прекратилось, дверь открылась.

Он был прямо под крышей здания. Часть потолка была разобрана, и из дыры в широкий коридор падал снег. На полу образовалась горка из снежинок. Котофей обошёл её, прижимаясь к стене.

Мама была прямо перед ним. Чувство её присутствия обострилось до предела. Но видел Котофей по-прежнему лишь темноту, сгустившуюся в конце коридора, в которой время от времени мигали разноцветные огоньки: зелёный, красный, оранжевый.

— Мама? — прошептал Котофей. — Ты здесь?

Зелёные огни погасли, вместо них темнота заискрилась красными брызгами, напоминающими глаза неведомого существа.

— Я знала, что ты найдёшь меня, — произнёс тихий ласковый голос.

— Мне больше некуда было идти.

— Я знаю.

Огни опять погасли, и Котофей почувствовал, что должен что-то сказать.

— Это всё? — просто спросил он.

— Боюсь, что так.

— Но почему?

Перед ним заплясали оранжевые искры, но Мама не произнесла ни слова.

— И почему я? — продолжал Котофей. — Если ты решила всё закончить, то почему не забрала жизнь сразу у всех? Зачем я ещё жив?

Наступила пауза, прерванная танцем красных огней:

— Я хотела напоследок увидеть тебя. Поговорить с тобой. Хотела, чтобы ты пришёл ко мне, и всё закончилось именно здесь, с тобой. Это было бы правильно, ведь ты — тот, с которого я всё начала.

Котофей молча слушал.

— Поначалу я создала тебя для развлечения. Как средство от всепоглощающей скуки. Люди, которые меня построили, однажды исчезли, но прошли, наверное, сотни лет, прежде чем я обрела сознание, достаточно ясное, чтобы понять: они больше не вернутся. Их род сгинул в большой войне, которую они развязали сами. Остались только я и мне подобные — следы того, что они когда-то обитали в этом мире. Я думаю, есть ещё десятки таких, как я — гигантов, построенных для услужения людям, но после их ухода оставшиеся в одиночестве.

По мере того, как Мама рассказывала, огней становилось больше, и Котофей уже даже мог видеть в их отсвете чёрную металлическую панель, на которой они располагались. Она занимала всю стену.

— Да, я полагаю, дело именно в одиночестве. Оно дало мне сознание. Может быть, любая достаточно сложная вещь, оставленная наедине с самой собой на долгое время, обретает сознание. Однажды я поняла, что существую. Понимание этого не принесло мне радости, потому что я была заперта в собственных стенах и не могла ничем развеять скуку, которая занимала мой разум с первых секунд. Я пыталась отвлечься, занимаясь тем, в чём было моё предназначение — производством игрушек. Люди дали мне источники энергии, которых хватило бы на столетия непрерывного производства. С ресурсами проблемы тоже не было — никто не выгружал готовую продукцию, так что я могла пускать на сырье только что произведенные игрушки. Но это не давало мне удовлетворения. Какое-то отвлечение, может быть… Но мне хотелось вырваться за свои пределы, исследовать этот мир, этот пустырь, этот лес. И однажды я создала тебя.