Георгий Старков - Сказка об уроде [сборник]

Котофей вздрогнул.

— Все металлы тут радиоактивны — последствия той самой войны людей. Поэтому я смастерила тебя из дерева. Я наделила тебя частичкой своего сознания и отправила тебя в мир. Сначала у тебя не было самостоятельного разума — всё, что ты делал, контролировалось мной. Я упивалась своей вновь обретённой свободой. В твоём облике я шныряла по лесу, гуляла по пустырю, удивлённо наблюдала за зверьками. Но постепенно я поняла, что исследование мира — тоже тщетное бегство от скуки, как и производство игрушек; оно не спасало меня от одиночества. Тогда-то я и поняла, как мне следует поступить.

— Ты отделила моё сознание от себя, — догадался Котофей.

— Да. Отныне ты был предоставлен самому себе и не подозревал, что я украдкой наблюдаю за тобой глубоко изнутри. Больше я не была одинока: я могла быть во многих обликах. Я сделала тебе новых друзей. Первым из них был Ковбой — мне всё-таки пришлось использовать радиоактивное железо, потому что другого не было, а древесина вся за эти годы прогнила… Но потом я покопалась в складах и обнаружила в нижнем бункере один небольшой брусок, не испачканный радиацией. Его мне хватило на то, чтобы создать Трактора, Цаплю и Рыбку. Когда железо кончилось, я, гордая своими умениями, оживила ещё два предмета, которые пылились в моих складах с тех времён, когда тут ещё были люди.

— А Баум Шлаг? — спросил Котофей.

— Он обрёл сознание помимо моей воли. Когда шла война, люди перевели системы безопасности на высокий уровень угрозы. Должно быть, из-за этого шлагбаум на въезде однажды ночью вдруг ожил. Я, конечно, могла отнять у него сознание в мгновенье ока, но зачем?.. Пусть живёт, сказала я себе — тем более что в его наивном упрямстве было что-то, напоминающее мне о былых днях…

— Ещё ты создала Флейту, — напомнил Котофей.

Огни на мгновение остановились, не меняя расположения на панели: Мама погрузилась в воспоминания.

— Флейта… Она стала началом конца.

Котофей слушал.

— Когда я создала вас, то позабыла об одиночестве и тоске. Вы ходили друг другу в гости, были глупы и веселы, жизнерадостность била из вас ключом. Вы не пытались размышлять над тем, откуда вы взялись и как устроен этот большой мир. Я сливалась с вашими примитивными умами и забывала о своих тяготах. Но время летело, и я поняла, что так не может длиться вечно. Лето сменялось осенью, и вы незаметно взрослели. Цапля, конечно, всегда была умницей и потому вселяла в меня тревогу, но когда начало холодать, вы все начали задумываться. Тогда я подумала, что вам нужен кто-то ещё — тот, кто отвлечёт вас от назревающей тоски. Я пожертвовала медными проводами на вышедшей из строя линии и сделала из них Флейту.

— Но ты ошиблась, — сказал Котофей.

— Да. Я забыла о главном — что мы одно целое. И изменения в ваших умах на самом деле были переменами в моём собственном сознании — ростками разочарования и понимания того, что этот путь тоже ведёт в тупик. Поэтому Флейта не помогла замедлить ваше взросление. Её печальная игра, отражающая моё настроение, навела на ненужные мысли тех, кто раньше не задумывался об этом…

Панель стала тёмной. Снег перестал идти, небо посветлело.

— Когда ты решила всё закончить?

— А ты не догадался? — удивилась Мама. — В день, когда ты встретил Лося. Все долгие бессмысленные годы я едва терпела свою собственную печаль, но выдержать неизбывную тоску десятка существ, которые будут блуждать в умирающем мире посреди бесконечной зимы… Нет, я на такое не способна. Прости меня.

Огни на панели потухли. Котофей немного постоял в надежде, что Мама что-то добавит, потом медленно побрёл назад — туда, где через брешь на потолке пробивался мягкий свет. Он уселся на снегу и посмотрел вверх. Буря улеглась, облака рассеялись, открывая взору звёзды, но они тихо блекли на утреннем небосводе.

«Как они высоко, — удивлённо подумал Котофей. — Как далеко! И как несправедливо, что ни я, ни Трактор, ни Цапля, ни даже Мама никогда ничего не узнаем о них… Как обидно, что всё закончится здесь и сейчас, ещё до того, как взойдёт солнце — кстати, о нём я тоже ничего не знаю, почему оно каждый день путешествует по склону неба, а вечером прячется под горизонтом… Мы уйдём, так ничего и не поняв, а солнце будет ходить день за днём, и некому будет на него смотреть…».

Котофей закрыл глаза и тут понял, что ошибается. Как это некому? Он же позабыл о Белке. Пусть зима сжимает свои белые тиски, но ещё немного солнце будет ходить для Белки и для её детёнышей, которые обязательно будут вести себя благоразумно и не подставятся когтям коршунов.

И хотя маленький Котофей, последний из отпрысков Мамы-Фабрики, так и не смог объяснить себе, почему эта мысль имеет столь важное значение для него, она согрела ему душу в миг, когда он любовался звёздами.

г. Якутск

3 сентября — 14 октября 2012 г.

Эту игру придумал не я. А если бы и придумал, то ни за что бы не стал в неё играть. Это всё она, Мириам — моя старшая сестра. Сидит и смотрит на меня своими лукавыми полупрозрачными глазами. Светлые волосы в беспорядке рассыпаны по плечам. Она улыбается, потому что выигрывает.

— Знаешь что, Мириам, — дрожащим голосом говорю я. — Мне расхотелось играть. Давай закончим.

— Нет, — она качает головой. — Ты должен доиграть, Билли. Ты ничего не доводишь до конца. Помнишь, как мама в воскресенье отругала тебя за то, что ты так и не убрал игрушки в сундук, оставив половину из них на полу?

— Я голоден, — жалуюсь я. — Не могу думать. Пойдём на кухню, намажем шоколадной пасты на хлеб.

Она пожимает плечами:

— Ну, если ты не можешь думать, значит, ты проиграешь. Давай, твой ход.

Я пытаюсь сосредоточиться на доске. Но внимательный взгляд Мириам, остановившийся на мне, путает мысли. А ведь ей не запретишь смотреть на меня.

Я гляжу на черно-белую доску. Чёрные квадраты, белые квадраты. На них наши бойцы. Мои бойцы — белые. Бойцы Мириам — чёрные. И последних явно больше, чем моих.

Когда папа учил нас этой игре, он называл её «шашки». Сначала мы играли просто так. Потом Мириам придумала особые правила — и с тех пор мы называем её просто «игра».

Стараясь, чтобы рука не дрожала, я передвигаю шашку. Уже отнимая от неё пальцы, я замечаю торжество в глазах сестры и понимаю, что совершил ошибку. Она моментально двигает чёрную шашку, вынуждая меня взять её.

Это несправедливо. Мириам старше. Она играет намного лучше, чем я. Я всегда проигрываю.

— Ну же, — говорит Мириам. — Бери её. Ты должен .

Делать нечего. Моя шашка перепрыгивает через шашку Мириам. Я зажимаю поверженного чёрного бойца во вспотевшей ладони. Радости нет, потому что это ловушка. Теперь это уже понятно. Мириам рассчитала, что я сделаю именно такой ход, и глупышка Билли её не разочаровал.