Георгий Старков - Никта

Какие у него тогда были глаза! Иван содрогнулся, вспомнив то мгновение: ногти Марины вдруг больно впились ему в спину, и он оглянулся в панике. Отец стоял в дверях с приоткрытым ртом, и его левое веко дергалось, как бывало при сильном потрясении. Марина тут же прикрылась одеялом, а Иван лихорадочно натягивал на себя одежду и что-то говорил, говорил, говорил… Что именно — он сейчас и сам не помнил. Но уже тогда он знал, что отец заявит в полицию, и ничто не удержит его от этого шага. Приди к нему в тот вечер младший отец, более мягкий и отзывчивый, Иван, наверное, смог бы убедить его сохранить тайну. Отцы порой за ужином начинали спорить — младший осторожно говорил, что, если отбросить Ганимедов мор, который всё изменил, то союз мужчины и женщины является естественным и следует указке природы. Старший снисходительно отвечал, что если бы Бог желал, чтобы гетеросексуальные союзы и дальше оставались уделом людей, то Он не наслал бы на Землю болезнь — то был Его знак, Его перст, который указал человечеству верное направление. Разве не правда, вопрошал старший отец, поправляя очки, что с уходом в прошлое порочных разнополых отношений на Земле наступил расцвет науки и искусств? Разве не правда, что убийства и войны стали редки? Разве люди не перестали быть жертвами необузданной игры своих гормонов и наконец взялись за ум? Всё это доказывает, что новый порядок не в пример лучше старого. В конце концов, младший отец признавал поражение и виновато отмалчивался.

Да, приди в тот день к Ивану младший отец, всё могло бы быть иначе. Но пришёл старший — тот, кто всю жизнь вставал ровно по сигналу будильника: ни секундой раньше, ни секундой позже. Он заявил бы не только на Ивана, но и на себя, если бы вдруг какими-то судьбами в нём самом проснулось постыдное желание.

Иван склонился над информером, проговаривая про себя последние слова в обвинительном заключении:

«На основании вышеприведённых материалов, предоставленных следствием, государственное обвинение считает вину гр-на Повышева И. полностью доказанной и просит судебный триумвират назначить ему наказание в виде:

а) стандартной процедуры предупреждения рецидива гинерастии;

б) лишения свободы сроком в 5 лет;

в) поражения в гражданских правах сроком в 10 лет».

Иван завершил чтение, и вдруг ему очень ярко вспомнилось, как они с Мариной в последний раз любили друг друга. Оба знали, что отец Ивана уже несёт заявление в полицию — терять было нечего, они были обречены. Как она была тогда умопомрачительно красива! С каким жаром, с каким исступлением она отдавалась ему! Стыд и страх ушли из них, оставив лишь короткое время до ареста. Никто из двоих не заикнулся о побеге — они знали, что затея будет бесполезной: над городом парили дроны наблюдения, камеры-невидимки висели на каждом углу, и после утверждения ордера на задержание скрыться от их холодных любопытных глаз было бы невозможно. Так что они и не думали покидать квартиру. Перед рассветом, ещё до восхода солнца, в дверь постучались полицейские. Больше они друг друга не видели.

Так стоило ли оно того? Были ли те редкие нервные встречи и последняя совместная ночь справедливой ценой жуткому будущему, которая им теперь уготована?..

Иван скрипнул зубами. Захотелось швырнуть треклятый информер о стену; он едва удержался от этого бессмысленного порыва. Не стоит делать себе хуже — в этом Рыков, пожалуй, прав. Лучше сидеть, обхватив голову руками, опустить веки и не думать, не думать ни о чём… Ещё час его не тронут, ещё час тишины…

Время пролетело слишком быстро. Дверь открылась, и вошла конвоирша. Не та, которая привела его сюда, а другая — молодая, худая как стрела, с короткой стрижкой. Жестом она велела Ивану подняться и выйти из комнаты. Проходя мимо неё, Иван заметил, что на ремне у неё не дубина, а пистолетная кобура. Ничего спрашивать у неё он не стал, покорно пошёл вперёд.

Иван надеялся, что триумвират заседает в другом здании, и ему доведётся хотя бы выйти на улицу, увидеть небо. Но когда на лестничной площадке конвоирша приказала ему подниматься вверх, надежда улетучилась. Они поднялись на три пролёта, прежде чем вновь оказаться в горловине коридора. Всё здесь было, как на других этажах — серые стены, белый потолок, лампы с холодным зеленым отливом.

Наконец, пришли. Перед входом в зал суда были две одинаковые двери. Иван обернулся и вопросительно взглянул на сопровождающую, и та кивком головы указала на дверь справа. Иван с опаской взялся за ручку, будто его могло ударить током. Он ждал, что конвоирша последует за ним, но женщина осталась с той стороны. Иван переступил порог, и дверь закрылась за ним. Щелкнул замок, отрезая ему путь назад.

Иван оказался в тесной решетчатой клетке. Она отгораживала часть залитого белым электрическим светом помещения. Перед клеткой располагалась высокая белая трибуна с изображением государственного герба. За трибуной восседали судьи — в центре женщина, по бокам от неё двое мужчин. Судьи были облачены в белые рубашки с красным воротом. Перед трибуной справа (и намного ниже) было отдельное возвышение с небольшим столом — там сидел Рыков. До того, как Иван вошёл, судьи что-то негромко обсуждали, а адвокат разговаривал по мультифону, прикрывая рот ладонью. Как только вошёл подсудимый, судьи выпрямились, а Рыков, спешно проговорив: «Ладно, дорогой, до вечера, мне пора», — убрал мультифон в карман. Завершая картину последним штрихом, в левую дверь, что была за пределами клетки, вошла конвоирша Ивана и вытянулась по стойке «смирно».

— Начинаем заседание суда, — громко объявила женщина, устремив на Ивана взгляд сверху вниз. — Гражданин, подтвердите, что вы являетесь обвиняемым по уголовному делу номер сто двадцать — сорок два — тридцать три Повышевым Иваном шестьдесят пятого года рождения.

— Да, это я, — отозвался Иван, щурясь от режущего глаза яркого света.

— Заседание будет вести судебный триумвират в составе председателя суда Ольги Зузенко, а также членов триумвирата Александра Верхового (судья справа слегка наклонил голову) и Николая Смирнова (судья слева важно кивнул). Согласно распоряжению Высшего судебного совета от двадцать пятого марта восемьдесят четвёртого года, заседание будет вестись по упрощённой процедуре, так как обвинение квалифицировано по статье сто двадцать. Государственный защитник присутствует при заседании, чтобы блюсти ваши интересы. Подсудимый, у вас есть вопросы?

— Нет, — Иван пытался разглядеть лицо председателя суда, но свет слепил ему глаза, к тому же без линз зрение у него было неважным. Всё, что он мог различить — одно большое белое пятно.

— Тогда приступаем к рассмотрению дела. До начала заседания триумвирату было предоставлены все материалы дела, включая обвинительное заключение. Ознакомившись с ними, мы единогласно пришли к выводу, что ваша вина сомнений не вызывает. Подсудимый, у вас есть возражения?