Георгий Старков - Никта

— А ты молодец. Мало кто так может.

— Как?

— А вот так, им прямо в лицо. Все боятся до дрожи, некоторые там в обморок падают, я видела…

— Ну и что? — пожал плечами Иван. — Разве это мне помогло?

— Нет, — она замотала головой. — Нет, но…

Воровато осмотревшись, она шагнула в камеру и поцеловала ошалевшего Ивана в губы. Пока он потрясённо смотрел перед собой, конвоирша уже отступила назад. Дверь захлопнулась так стремительно, что волна воздуха разметала волосы Ивана. Конвоирша коротко и растерянно улыбнулась через пуленепробиваемое стекло и ушла. Иван вслушивался в звуки её шагов, пока они не стихли, потом сел на койку и прислонился спиной к стене. Поцелуй потряс его своей неожиданностью, но никаких иных чувств не вызвал — лишь усилил до безобразия желание ещё разок хоть мимолётом увидеть Марину. Иван закрыл глаза и так сидел долго, думая о своей возлюбленной. Постепенно жесткая койка стала мягкой и податливой, а потом и вовсе превратилась в толщу воды, куда он провалился по грудь, прежде чем сумел нащупать пяткой дно. Едва Иван восстановил равновесие, его щеки коснулась теплая рука.

— Ну, что теперь? — кокетливо спросила Марина, прижимаясь к нему. — Идём дальше?

Иван посмотрел вперёд, на кипящую под солнцем золотистую воду, которая могла обжечь, завлечь в водоворот и погубить их навсегда.

— Пойдём, — сказал он и сделал шаг в бездну.

2014 г.

Шестилетняя Анна, услышав в разговоре взрослых неизвестное ей слово, пришла к матери и спросила:

— Мама, что такое вечность?

— Почему ты спрашиваешь об этом? — удивилась мама.

— Я сейчас играла у дороги, а наш сосед вышел со своего двора и сказал человеку, проходящему мимо: «Представляете, целую вечность воду не возят». Что такое вечность?

— Как бы тебе объяснить, малышка… — призадумалась мама. — Сосед имел в виду, что воду ему долго не привозили.

— Значит, вечность просто значит «долго»? — Анна испытала смутное разочарование.

— Не совсем, — сказала мама. — Вечность — так называют то, что никогда не заканчивается. То, что будет всегда, что бы ни случилось.

Девочка пришла в ужас:

— Значит, соседу больше никогда не привезут воду? Что же он будет пить? Может, нам поделиться с ним своей водой?

Мама улыбнулась:

— Не беспокойся о нём, дочка. Сосед преувеличивает. Конечно, ни о какой вечности речи не идёт — думаю, уже завтра у него будет много воды.

И она была права — следующим утром лошади привезли на скрипучей телеге сразу три бочки чистой речной воды. Анна, сидящая в песочнице в тени забора, видела, как сыновья соседа выгружают бочки и заносят их в дом, и у неё стало спокойно на душе. До этого она продолжала беспокоиться о благополучии соседа. Уж слишком мрачным было его лицо вчера, когда он упомянул вечность, а объяснение матери только усилило тревогу, охватившую девочку, когда она услышала странное слово.

Это же чувство появлялось у неё впоследствии, когда при ней произносили слово «вечность». Воображение Анны рисовало что-то не совсем отчётливое, но непременно огромное, страшное и тёмное — как иначе может выглядеть то, что никогда не закончится?.. Анне казалось, что вечность образована из некой плотной, но мягкой материи, которая сложена рулоном в углу большого ангароподобного помещения. Материя всё разматывается и разматывается, но рулон меньше не становится. Это и была вечность в её представлении — заполоняющая пространство ангара чёрная ткань, которая извивается змеёй и не может замереть, успокоиться.

Когда девочка подросла, жутковатый, но наивный образ в разуме поблек. Анна поняла, что вечность — всего лишь слово, одно из многих, придуманных людьми для обозначения тех вещей, которых в реальном мире не найти и не указать пальцем. А раз внятного содержания у неё не было, то и бояться её было глупостью. Вечность перестала быть её неизречённым страхом, став лишь сочетанием звуков, и Анна с облегчением рассталась с ней наряду с другими детскими фантазиями.

На исходе второго десятилетия жизни Анна покинула родительский дом и ушла в большой мир, чтобы найти в нём свой путь. Ей, до этого не отлучавшейся со своего двора более чем на день, пришлось быть в чужих городах, где жили незнакомые люди и не было надёжного крова над головой. Засыпая по вечерам, она не знала, что уготовит ей завтрашний день, где она окажется по его завершении и какой ужин у неё будет. Хотя дни скитаний нельзя было назвать безмятежными, Анна была заворожена открывшейся ей бесконечностью мира. Иногда, закрывая глаза на топчане в очередной ночлежке, она думала о вечности и понимала, что ошибалась в подростковой категоричности: конечно, вечность существовала — это была бесконечность дорог, у которых не было истока и конца: выбирай любую, но всё равно ты никогда не изойдёшь их все, не скажешь, что теперь-то ты видел всё на свете.

Дорогам действительно не было конца, но настал день, когда страсть Анны к изучению мира исчерпала себя. Знания и впечатления утомили её, ей больше не хотелось дальних странствий и новых знакомств. Она теперь предпочла бы знать, что вечером рядом будут те же люди, с которыми она встречала утро. И девушка нашла свою тихую гавань в городе у моря, где жили люди гостеприимные и доброжелательные. Здесь было всё, что ей нравилось — дремучий лес, обступающий город со стороны континента, стада гнедых лошадей, пасущихся у опушки, морской бриз и крики чаек, жаркое лето и мягкая зима, синие рассветы и тихие закаты. Но главное — Анна нашла в сонном уголке мира свою первую и последнюю настоящую любовь, и волна чувств накрыла её с головой, не дав шанса опомниться. Неужели она когда-то думала, что её походы за горизонт смогут подарить ей счастье?.. Счастье было здесь, и оно было столь огромно, что Анна чувствовала себя мелкой комаринкой по сравнению с его размерами. Вот из чего соткана вечность, поняла она летним вечером, глядя в голубые глаза возлюбленного. Из любви — нет и не было никогда другого строительного материала для бесконечности.

Прошло время, и с моря задули холодные ветра. Началась война, сказали оцепеневшим от ужаса жителям города, и все взрослые мужи должны отправиться в бой, чтобы защитить родной край с железом в руке. Муж Анны и старший сын отправились на войну, сама она осталась с младшим, который только учился говорить. Анна чувствовала себя так, будто попала в дурной сон; она не понимала причин завязавшейся войны и не могла взять в толк, зачем людям понадобилось резать друг друга, если раньше они жили в ладу между собой. В дни её путешествий не было войн — её юность прошла в убеждении, что человеческий разум всегда найдёт лучший выход из сложившегося положения, не позволит злу расцвести чёрными лепестками. Теперь иллюзии потерпели жестокий крах, и ночами женщина плакала в подушку, очень тихо, чтобы не разбудить спящего в кроватке рядом сына.