Георгий Старков - Никта

Когда Анна стала совсем седой и дряхлой, она полюбила сидеть на скамейке у берега моря и смотреть на прибой. Новой войны, которой она страшилась, не предвиделось, дочери и сыновья изредка посещали родителей, и всё у них было хорошо — свои семьи, свои дети, дела и заботы. Мир Анны же теперь составляли стены её дома, вечерние настольные игры с мужем и наблюдение за игрой волн. Море навевало мысли о так и не разгаданной ею тайне вечности, но теперь Анна относилась к этому спокойнее. Она знала, что срок её жизни подходит к концу, и что за последней чертой её ждёт подлинная вечность — та, о которой предпочитаешь не задумываться, пока тело юно и кровь горяча, но которая рано или поздно заботливо принимает всех, кто живёт под луной. Анна не боялась её и даже думала о предстоящем с нежностью. Её любопытство, с которым она некогда шагнула за порог отчего дома, было удовлетворено в полной мере — она познала все грани мироздания от высшей радости до бездонного отчаяния и считала, что заслужила покой, который на цыпочках подступал к ней с каждым мигом.

В один солнечный день, когда на праздник весны в родительский дом съехались дети, Анна, устав нянчиться с внуками — занятие, конечно, приятнейшее, но утомительное для старушки, — удалилась в беседку в глубине двора. Над беседкой нависал могучий дуб, который только-только начал обрастать новыми листьями. На верхних ветках свила гнездо возвратившаяся с юга певчая птица. Под дубом тек ручеек, созданный тающим снегом — в нём плавали прошлогодние жухлые травинки, погребенные зимой под сугробами. Солнце создавало в воде пляшущие блики, которые заставляли Анну жмуриться. Со стороны дома доносились возгласы играющих на веранде внуков, и когда Анна обернулась, чтобы посмотреть на них, ей на лицо села пчела, тоже призванная к жизни наступившей весной. Анна поначалу ждала, когда она улетит сама, потом выпятила нижнюю губу и коротко дунула себе на лицо. Пчела с возмущённым жужжанием взлетела… и на Анну вдруг обрушилось понимание.

Как она могла всю жизнь искать вечность, не находя её? И какой же глупостью было всерьёз думать, что единственная вечность — это тот мрак, который прервёт её дыхание в последнее мгновение! Вот же вечность, вот она, она всегда была здесь, была везде — и сама Анна тоже была её частью задолго до собственного рождения и останется ею после смерти. Никакой тёмной комнаты, умопостроений и догадок — всё было намного проще. Вечность, не страшная и не сложная, не злая и не добрая, вдруг предстала перед ней во всем своем обыденном величии, и все страхи, вопросы и поиски смысла отпали окончательно, как исчезло возмущение соседа в тот момент, когда ему привезли желанную воду.

Через полчаса за Анной в беседку пришла младшая дочь и нашла мать сидящей с закрытыми глазами на скамейке. На её губах играла светлая улыбка: Анна приветствовала вечность, ею наконец обретённую.

2014 г.

Ей приснился кошмар. Тяжёлый, запутанный, полный несуразностей, он не хотел её отпускать, но она сопротивлялась его хватке и наконец открыла глаза, избавляя себя от морока.

В спальне было темно — широкие окна занавешены бархатом, чтобы даже мягкий свет луны не потревожил покой молодожёнов. Она повернула голову вбок, увидела спящего королевича и улыбнулась: он, как ребёнок, засунул руки под атласную подушку и приоткрыл рот. Но даже в столь нелепом виде он был красив до невозможности, и её сердце, только начавшее биться ровно, снова затрепетало.

«Он мой, — подумала Белоснежка. — Я теперь королева, а он мой король. Моя мачеха мертва, и никто больше не будет строить козни против меня».

Воспоминание о мачехе погасило её улыбку. Перед глазами встала жуткая картина недавних дней — она на троне, королевич рядом, гремит оркестр, а перед ними под гогот тысяч собравшихся на свадьбу людей женщина, обезумевшая от злости и боли, мечется в раскалённых железных башмаках, и от её пузырящихся лодыжек по зале распространяется запах жареного мяса.

«Это было слишком жестоко. Да, она пыталась меня убить — и продолжала бы свои попытки дальше, не казни мы её… так ведь можно было покончить с ней по-другому. Но так решил мой любимый — что я могла сказать против его слова?».

Белоснежке не спалось. Может, уже настало утро, и только эти тяжелые шторы отделяют её от света дня? Она встала с постели и на цыпочках подошла к окну. Раздвинула шторы, выглянула на улицу — нет, ещё тихая ночь, и по небу плывёт далёкая серебряная луна. Взгляд Белоснежки остановился на горной вершине за лесом. Она подумала о гномах-рудокопах, приютивших её в чёрные дни. А ну как они и сейчас не спят, а возятся в своих шахтах, добывая крупицы рыжего металла?.. Гномов не было на свадьбе, хотя она и выслала в лес гонца с приглашением. Королевич был не в восторге от этого — он говорил, что свою награду гномы сполна получили золотом, когда прибыли во дворец, сопровождая стеклянный гроб с ней, и больше он не желает видеть этих недочеловеков. Но Белоснежка привязалась к этим смешным суетливым существам, охваченным мелочной алчностью, и хотела увидеться с ними снова. Впрочем, гномы не уважили приглашение, а может, и не получили вовсе — не всякий гонец мог отыскать их жилище в дремучем лесу.

— Моя королева?

Она обернулась. Синие глаза королевича были открыты — он смотрел на неё, и казалось, что его прекрасное лицо светится в лунном сиянии.

— Что-то вас тревожит, моя королева? Почему вы встали?

— Всё хорошо, мой король, — сказала Белоснежка. — Сон не идёт, и я решила взглянуть на город в ночных огнях.

Королевич встал, подошёл к окну и встал рядом с ней, взяв её за руку. Его ладонь была тёплой и мягкой.

— Правда ведь, он прекрасен? — спросил он.

Белоснежка опустила взгляд с горы на городские кварталы. Из королевского дворца обзор был превосходен: сплетения улиц, дома из розового камня и деревянные хибарки, огни светильников над дверями постоялых дворов и силуэты лошадей, везущих запоздалых путников — всё было видно, как на ладони. Сложно было представить, что теперь она полноправная правительница этого города.

— Прекрасен… — зачарованно повторила она вслед за королевичем. Её рука, находящаяся в его ладони, стала чуть влажной. Королевич это почувствовал:

— Моя королева, может, вам всё же нездоровится?

— Нет-нет, — она покачала головой. — Напротив, мой король, мне очень хорошо. Я не могу поверить, что это происходит на самом деле… Простите меня, мой король.

— И всё же, моя королева, позвольте… — королевич поклонился ей и отошёл в угол спальни, где на низком серебряном столике стоял большой кувшин с вином и блюдо с фруктами — апельсины, бананы, персики и даже волосатый сладкий картофель из далёкой заморской страны. Не было только яблок: Белоснежка приказала их убрать, едва заметила краешек наливных плодов.