Георгий Старков - Никта

После набирающей обороты вьюги на улице дом казался особенно уютным. Людмила воскликнула в прихожей:

— Господи, как тут хорошо-то! А запах, этот запах!

Она принюхалась с широкой улыбкой, расстегивая пуговицы на шубе.

— Сто лет не была в доме с печным отоплением. Совсем забыла, как пахнут горящие дрова…

При свете у Леонида появилась возможность украдкой разглядеть подругу подробнее. Набрала она веса, конечно, прилично — пожалуй, Людмилу можно было называть дородной женщиной, но не более. В ней, несмотря на возраст, сохранилась какая-то детская живость черт и порывистость в движениях и выговариваемых словах, которые он хорошо помнил. А самое главное, отчего у Леонида на мгновение замерло сердце — серые глаза, которые ничуточку, казалось, не поменялись за три с половиной десятилетия. Огорчило же его то, что Людмила явно перебирала с косметикой — помада была приторно-красной, как брусничный сок, тушь обводила глаза, увеличивая их размер раза в два, духи распространяли благовоние за десять шагов, а волосы она покрасила в какой-то невыносимо раздражающий темно-рыжий цвет. «Должно быть, уже седина появилась, вот и красится, — подумал Леонид. — Но по мне, уж лучше бы она была седой, но черноволосой».

— Прекрасно выглядишь, Люда, — сказал он вслух, поставив микроволновку на табурет рядом с входом.

— Спасибо, Лёня, — она тоже кинула на него оценивающий взгляд. — Да и ты хорошо сохранился, подтянутый такой. Небось до сих пор каждое утро бегаешь?.. Помнишь, как в то лето прочитал какую-то книжку про спорт и едва не уморил нас, заставляя каждое утро бегать по полю? Это был кошмар!

— Было дело, — он рассмеялся. — Через две недели уже в одиночку бегал, а ещё спустя недельку самому надоело изображать из себя спортсмена.

— Ну, мы-то в самом начале все разленились, но Федик ещё оставался с тобой целых… — Люда всплеснула руками. — Кстати, а где он? Нема ещё?

— Скоро будет, — Алексей вернулся, расставив пакеты на столе. — А сейчас Федик едет-едет, да никак не доберётся. Ну а пока мы будем готовить застолье, чтобы наш друг пришёл на готовый праздник. Лёня, где микроволновка?

— Вот поставил, — он указал на табурет. Алексей развязал узел, развернул красное покрывало с ромбами и, кряхтя, поднял микроволновку:

— Тяжёлая, зараза…

— Н-но, — кивнула Люда. — Если бы Кирюха не помог, сама бы ни за что не вынесла её из дома. Кстати, куда он делся?

— Пошёл в туалет, — сказав это, Леонид осознал, что и сам не прочь справить нужду. — Ладно, ребята, вы тут пока это самое… я через минутку вернусь.

Выходить обратно в снежную ночь не хотелось, но Леонид, стиснув зубы, вышел на крыльцо. Судя по хрусту снега в темноте, Кирилл уже возвращался из уборной. Так и есть — он вынырнул из темноты, оказавшись в полукруге жидкого света от лампы над входом.

— Ну как, нашёл? — спросил Леонид, спускаясь навстречу.

— Угу. Ты тоже туда собрался?

— Да.

— Смотри, поосторожней. Там всё развалиться готово. Я сдуру хлопнул дверью, когда вошёл, и уборная чуть не рухнула. Да и пол ненадежный, доски скрипят — дай Бог.

— Думаю, выживу, — усмехнулся Леонид.

— Федика нет ещё, как я вижу?

— Да, осталось дождаться только его, — в уме всплыли слова Алексея «едет-едет, да никак не доберётся», произнесённые минуту назад, и Леониду вновь стало тревожно. Кирилл хотел пройти в дом, но он тронул его за рукав:

— Слушай…

Кирилл остановился.

— Вы там ничего не слышали, когда ехали сюда?

— Ты о чём?

— Мы остановку в лесу сделали на подходах к деревне, и там я… — Леонид покачал головой. — В общем, какой-то крик был. Кто-то помощи просил. Мы с Лёшей не смогли определить, откуда это — слишком далеко было.

— Понятно. Нет, мы не останавливались, так что, если даже кричали… — Кирилл пожал плечами.

— А-а. Ну ладно, я сейчас буду.

— Давай.

Дверь скрипнула, закрываясь, но Леонид ещё какое-то время простоял, глядя на то место, где только что была обтянутая дорогим пальто спина. Потом плюнул и направился в уборную, ориентируясь по следам Кирилла на снегу.

«Вот ведь примороженным стал. А ведь в детстве был первый плакса в мире. А сейчас вот скажи ему, что в пяти шагах кого-то прирезали — и хоть бы один мускул на лице шевельнулся. А что нас волнует, так это чтобы уборная не развалилась и не прищемила нас любимых…».

Пытаясь отогнать нахлынувшее раздражение, он вошёл в туалет, который и правда стоял угрожающе косо. Внутри всё заледенело; доски отозвались визгом, когда Леонид наступил на них. Смутно разглядев овальную дыру посредине, он расстегнул «молнию» на брюках и принялся делать своё дело. Темнота и мороз остудили его пыл, и секунд через десять Леонид окончательно успокоился. Закрыв глаза, он вслушивался в окружающую тишину, непривычную для городского жителя, нарушаемую лишь тихим журчанием и тоскливым собачьим воем где-то на окраине деревни.

Возвращаясь обратно, он размышлял о том, почему вообще так «зациклился» на этом крике. Ведь Алексей всё понятно объяснил — деревня, ночь, пьяницы, обычное дело. Если даже кого-то действительно убили, то нет повода сильно трястись: время такое, что смерть — дело, увы, не из ряда вон выходящее. Только за этот год в небольшом отделе, где работал Леонид, скончались двое коллег — и если один банально повесился в квартире, то смерть другого была жуткой — даже от мысли о возможности подобной смерти кружилась голова. Какая гарантия, что на днях смерть не придёт по его собственную душу?.. Какая разница, кто и как умирает в этом Богом и чёртом забытой дыре, единственная ценность которой заключается в том, что им с друзьями угораздило начать свой жизненный путь именно здесь?

Леонид выдохнул. Ему стало легче. Он запрокинул голову и посмотрел на небо. Звёзд по-прежнему не было. Чёрная пустота.

— Лишь бы это не оказался Федик, — прошептал он и пошёл к друзьям.

— Ну-у, за будущее! — провозгласил тост Алексей, высоко подняв рюмку с водкой. При этом он сделал неловкое движение, и содержимое рюмки чуть выплеснулось ему на рукав. Впрочем, он этого не заметил.

Чокнувшись последовательно со всеми, Леонид выпил водку, сел на место и стал жевать солёный огурец. Это был уже третий тост застолья, и он чувствовал, как внутрь закрадывается легкость, а цвета вокруг становятся мягче. Разговоры пошли веселее. Во время первых двух тостов — «за встречу» и «за нас», оба провозгласил Алексей — они задавали друг другу отдающие официозом обязательные вопросы: как жизнь, есть ли семья, чем занимаешься, где живёшь… Выяснилось, что Людмила стала главбухом в «Горсвете», но не очень довольна работой (скучно возиться с бумажками и циферками, платят копейки, зато коллектив хороший, девчонки все свои), что у неё уже второй муж и два сына — старший от первого брака, младший от второго; и, хотя отчим недолюбливает приёмного ребёнка, мальчишки оба между собой прекрасно ладят, а это главное. Кирилл поначалу отделывался короткими расплывчатыми фразами, но после второй рюмки Алексей с силой хлопнул его по плечу со словами: «Кирюх, ну чего шифруешься, ей-богу, это же мы!» — и Кирилл рассказал, что работает в некой частной фирме, которая занимается поставками самых различных товаров в муниципалитет — от цемента до продовольствия. «Золотая жила, — присвистнул Алексей. — Так вот откуда у тебя пальтишко-то! Поднялся, братан!». Кирилл лишь усмехнулся и перевёл разговор на Алексея, и тот стал говорить о трудностях работы в транспортной компании, основанной придурками, укомплектованной придурками и обслуживающей придурков. Леониду стало немного стыдно — его собственная история выглядела самой невзрачной из всех. Впрочем, друзья всё равно выслушали его с интересом.