Стивен Кинг - Кристина

В тот же миг Бобби Стэнтон на заднем сиденье истошно завопил:

– Ворота! О боже, Бадди, впереди вороооооо…

«Камаро» одолел последний крутой склон. Они были на вершине, а в конце спуска виднелась еще одна развилка: въезд и выезд из парка. Между ними на бетонном островке стояла небольшая будка – летом в ней сидела кассирша и брала по доллару с каждой въезжающей машины.

Теперь будку заливал страшный белый свет фар двух несущихся автомобилей.

«Камаро» продолжал вилять и вот-вот сорвался бы в свободное вращение.

– Иди в жопу, Шлюхингем! – заорал Бадди. – Вместе со своим конем! Идите в жопу!

Он схватился за поворотную ручку (в прозрачном шаре болталась красная игральная кость) и резко выкрутил руль.

Бобби снова завизжал. Ричи Трилони закрыл глаза руками, и его последней мыслью было настойчивое: «Берегись осколков берегись осколков берегись осколков…»

«Камаро» развернулся, и свет фар преследующей машины ударил им прямо в глаза. Бадди закричал. Не потому, что это в самом деле была машина Шлюхингема – о да, эту здоровенную решетку радиатора ни с чем не перепутаешь, – а потому, что за рулем никого не было. В салоне было пусто.

В последние две секунды перед столкновением фары Кристины ушли влево от Бадди. «Фьюри» попала на въездную дорогу – точно и ровно, как пуля, скользящая по дулу винтовки. Деревянный шлагбаум отлетел в черноту ночи, вспыхнув желтыми отражателями.

«Камаро» Бадди Реппертона врезался задом в бетонный островок, на котором стояла будка. Высотой около восьми дюймов, он начисто снес все, что было прикручено к днищу машины. Смятые выхлопные трубы и глушитель лежали на снегу, точно какая-то причудливая скульптура. Задняя часть автомобиля сложилась сперва в гармошку, затем – в лепешку. Вместе с ней размазало в лепешку Бобби Стэнтона. Бадди почувствовал, как что-то мягко ударило его в спину – точно на спинку его сиденья выплеснули ведро теплой воды. То была кровь Стэнтона.

«Камаро» взлетел в воздух – покореженный снаряд в вихре щепок и осколков. Одна фара все еще горела. Автомобиль кувыркнулся в воздухе и звонко упал на землю. Двигатель пробил термоизоляционную перегородку и съехал назад, раздавив Ричи Трилони. Из поврежденного бензобака полыхнул огонь, и «камаро» неподвижно замер на месте.

Бадди Реппертон уцелел. Если не считать нескольких порезов, окровавленной дыры вместо отхваченного левого уха (его отрезало начисто, словно скальпелем) и сломанной ноги, он почти не пострадал. Его спас ремень безопасности. Он нажал на кнопку и отстегнул его. Треск огня напоминал звук мнущейся бумаги. Откуда-то пыхнуло жаром.

Бадди попытался открыть дверь, но ее заклинило.

Сипло отдуваясь, он прыгнул в дыру на месте лобового стекла…

…и увидел Кристину.

Она стояла в сорока ярдах от него, в конце длинного тормозного следа. Рокот ее двигателя напоминал размеренное дыхание огромного зверя.

Бадди облизнул губы. В левом боку что-то тянуло и саднило от каждого вдоха. Ну точно, ребра переломаны.

Двигатель Кристины ревел и затихал, ревел и затихал. Из салона едва слышно, как в кошмарном сне, доносилась музыка: Элвис Пресли пел «Тюремный рок».

Оранжевые кружки света на снегу. Рев огня. Сейчас рванет. Сейчас…

И тут рвануло. Бензобак «камаро» оглушительно грохнул. Кто-то словно бы грубо пихнул Бадди в спину, он взлетел и упал на больной бок. Куртка горела сзади. Он хмыкнул и стал кататься по снегу, чтобы затушить огонь. Затем попытался встать. «Камаро» превратился в столп пламени.

Двигатель Кристины по-прежнему ревел и затихал, ревел и затихал – теперь чаще и настойчивее, чем прежде.

Бадди наконец смог встать на четвереньки. Он смотрел на «плимут» Каннингема сквозь упавшие на лоб потные волосы. Капот смялся от встречи со шлагбаумом, а из радиатора капала вода с антифризом. От капель в снегу шел пар, точно от свежих звериных следов.

Бадди вновь облизнул губы. Они были сухие, как кожа ящерицы. Спина горела, словно после солнечного ожога. Он чуял запах тлеющей ткани, но от шока не мог понять, что и куртка, и обе рубашки под ней сгорели.

– Слушай, – проговорил он, сам того не замечая. – Слушай, погоди…

Двигатель Кристины взревел, и она помчалась на него, виляя задом по сахаристому снегу. Смятый капот напоминал оскаленную пасть.

Бадди ждал, стоя на четвереньках и из последних сил сопротивляясь желанию вскочить и побежать прочь, борясь с безумной паникой, рвущей на части его самоконтроль. В машине никого нет. Человек с более богатым воображением уже сошел бы с ума.

В самый последний миг он перекатился налево, закричав от острой боли – осколки сломанной кости терлись друг о друга. Что-то пролетело мимо него как пуля; в лицо пахнули теплые выхлопные газы, а потом снег полыхнул красным – загорелись задние фары Кристины.

Она развернулась и опять покатила на него.

– Нет! – закричал Бадди. Невыносимая боль пронзила грудь. – Нет! Нет! Н…

Инстинкты возобладали: он прыгнул. На сей раз красная пуля пронеслась еще ближе, сорвав кусок кожи с сапога. Левая нога мгновенно онемела. Бадди развернулся, по-прежнему стоя на четвереньках. Мешаясь со слизью из носа, с губ текла кровь – одно из сломанных ребер проткнуло легкое. Из дыры на месте уха тоже тек красный ручеек. Из ноздрей вырывались клубы пара. Вдохи и выдохи мешались с сиплыми рыданиями.

Кристина замерла.

Белый дым вылетал из выхлопной трубы; двигатель пульсировал и мурлыкал. За лобовым стеклом – черная пустота.

От обломков «камаро» за спиной Бадди в небо то и дело вырывались языки пламени. Их трепал острый как лезвие бритвы ветер. В преисподней на заднем сиденье сидел Бобби Стэнтон: голова свернута набок, на обугленном лице застыла улыбка.

«Играет со мной, – подумал Бадди. – Как кошка с мышкой».

– Прошу, – прохрипел он. В слепящем свете фар кровь на его щеке и в уголках губ казалась черной, как у насекомых. – Пощади… Я извинюсь… я приползу к нему на коленях, если хочешь… только пощади… по…

Визг двигателя. Кристина набросилась на него, точно проклятие из глубины веков. Бадди взвыл и снова отскочил в сторону. На сей раз от удара сломалась вторая нога, а его самого отбросило на снежную насыпь сбоку от дороги. Он рухнул и распластался, точно мешок с зерном.

Кристина вновь помчалась на него, однако у Бадди появился шанс – крохотный шанс. Он полез на насыпь, ожесточенно впиваясь в снег голыми руками, которые давно уже ничего не чувствовали, и переломанными ногами. Боль была адская, но Бадди не обращал на нее внимания. Дыхание рвалось из груди тихими вскриками. Фары сзади увеличивались, двигатель ревел все громче; каждое облако снега, который взметала машина, отбрасывало зазубренную черную тень, и Бадди чувствовал приближение зверя… страшного тигра-людоеда…