Стивен Кинг - Кристина

– У нас есть информация, что все документы и бумаги вы храните дома, у вас домашний офис, – сказал этот самый федерал. Ему было – сколько? Двадцать шесть лет? Тридцать? Приходилось ли этому юноше волноваться за троих детей и жену, которая любит дорогие тряпки и камешки? Билл Апшоу подумал, что нет. От подобных мыслей морщины появляются сами собой, а лицо у копа было гладкое, как яичко. Такое гладкое лицо бывает лишь у людей, думающих о высоком – законе и порядке, добре и зле…

Он открыл рот, но опять не смог выдавить ни слова.

– Эта информация верна? – терпеливо спросил федерал.

– Да, – прохрипел Билл Апшоу.

– Второй офис находится в Монровилле, по адресу Фрэнкстаун-роуд, 100?

– Да.

– Милый, да кто там? – спросила Эмбер, выходя в переднюю. Она увидела на пороге дома трех мужчин и запахнула халат. Из телевизора по-прежнему доносились мультяшные голоса.

Апшоу с неожиданным облегчением подумал: «Вот и конец».

Мальчик, вышедший посмотреть, кто это явился к ним в гости воскресным утром, вдруг разревелся и убежал в гостиную, где по четвертому каналу шли «Супердрузья».

Когда Руди Джанкинсу доложили, что Апшоу готов, а все необходимые документы из обоих офисов – в Севикли и Монровилле – изъяты, детектив взял с собой полдюжины копов и устроил то, что в прошлом называли облавой. Даже в праздники гараж не пустовал (хотя по сравнению с летними выходными деньками здесь, можно сказать, было безлюдно), и когда он поднес к губам громкоговоритель и сказал первые слова, на его голос испуганно вскинули головы человек двадцать. Да, теперь им будет о чем посплетничать за праздничным столом.

– Полиция штата Пенсильвания! – вещал Джанкинс. Слова эхом отдавались в стенах гаража. Глаза детектива тут же метнулись к красно-белому «плимуту», мирно стоявшему в двадцатом отсеке. За свою карьеру он осмотрел немало орудий убийства – иногда на месте преступления, но чаще их приносили в коробке с уликами, – однако от одного взгляда на эту машину ему стало не по себе.

Джитни, сотрудник налоговой, специально приглашенная звезда, хмурился и ждал развития событий. «Никто из вас не знает, зачем это все, – подумал Джанкинс. – Никто». Он снова поднес к губам громкоговоритель:

– Просим всех покинуть помещение! Повторяю, просим всех покинуть помещение. Можно на машине, если ваши автомобили на ходу, если же нет – пожалуйста, как можно скорее собирайтесь и уходите! Покиньте помещение!

Громкоговоритель щелкнул, выключаясь.

Джанкинс посмотрел на застекленный кабинет и увидел, что Дарнелл разговаривает по телефону. Изо рта у него торчала сигара. Джимми Сайкс стоял возле автомата с напитками, на лице – искреннее недоумение. Совсем как у сына Билла Апшоу за секунду до того, как он разревелся.

– Вы поняли ваши права?

Арестом руководил Рик Мерсер. Гараж за его спиной полностью опустел, только четыре копа в штатском заполняли необходимые бумаги на капотах машин, опечатанных после закрытия автомастерской.

– Ага, – спокойно ответил Уилл. Лицо его было невозмутимо, только голос стал еще более сиплым, а грудь под белой рубашкой часто вздымалась. В руке он стискивал ингалятор.

– Вам есть что сказать представителям закона? – спросил Мерсер.

– Только в присутствии моего адвоката.

– С адвокатом вы встретитесь уже в Гаррисберге, – сказал Джанкинс.

Уилл бросил на него презрительный взгляд и промолчал. Снаружи полицейские в форме опечатывали все двери и окна – кроме одной калитки рядом с воротами. До окончания следствия все приходящие и уходящие будут пользоваться только этой калиткой.

– Безумие какое-то, – наконец пробормотал Уилл Дарнелл.

– Дальше – хуже, – с улыбкой ответил Рик Мерсер. – Тебя ждет до-олгий срок, Уилл. Если повезет, когда-нибудь станешь начальником тюремного автопарка.

– А я тебя знаю. – Уилл прищурился. – Твоя фамилия Мерсер. Мы с твоим отцом были хорошо знакомы. Такого грязного копа округ Вашингтон еще не знал.

Краска сошла с лица Рика Мерсера. Он замахнулся…

– Угомонись, Рик, – остановил его Джанкинс.

– Да вы не стесняйтесь, ребята, – сказал Дарнелл. – Шутите, глумитесь. Через две недели я сюда вернусь, а если вы думаете иначе, значит, вы еще глупее, чем кажетесь.

Он окинул их взглядом – умным, язвительным и… затравленным, – а потом резко поднес ко рту ингалятор и вдохнул лекарство.

– Уберите отсюда этот мешок с дерьмом, – приказал Мер-сер. Лицо у него все еще было белое.

– Ты как? – спросил Джанкинс. Они сидели в обычном «форде» без опознавательных знаков. Откуда ни возьмись вышло солнце: его ослепительные лучи падали на тающий снег и мокрые улицы. Гараж Дарнелла погрузился в тишину. Все бумаги – и «плимут» Каннингема – были надежно заперты внутри.

– Эта его шуточка про отца… – с трудом выговорил Мер-сер. – Мой папаша ведь застрелился, Руди. Вышиб себе мозги. И я всегда думал… в универе я читал… – Он пожал плечами. – Короче, многие копы так кончают. Мелвин Первис, например, тоже пустил себе пулю в лоб. Тот самый, который посадил Диллинджера. Конечно, мысли у меня всякие водились… – Мерсер прикурил сигарету и с содроганием выдохнул дым.

– Да ничего этот козел не знает, – возразил Джанкинс.

– Ну-ну! – Мерсер опустил стекло и выбросил окурок на улицу. Затем снял с приборной панели микрофон. – База, это мобильная группа два.

– Слушаю.

– Что там с нашим почтовым голубком?

– Едет по автомагистрали номер 84, приближается к Порт-Джервису.

Порт-Джервис находился на границе между штатом Пенсильвания и штатом Нью-Йорк.

– Нью-йоркские готовы?

– Так точно.

– Скажите им еще раз, чтобы брали его за Миддлтауном и обязательно нашли чек об оплате проезда по магистрали.

– Будет сделано.

Мерсер вернул микрофон на место и криво улыбнулся.

– Как только он пересечет границу, дело автоматически станет федеральным. Но право первой ночи все равно за нами. Красота!

Джанкинс не ответил. Никакой красоты в происходящем он не видел – ни в ингаляторе Дарнелла, ни в самоубийстве отца Мерсера не было красоты, хоть убей. Джанкинса охватило предчувствие неотвратимого конца. Казалось, что плохое вовсе не закончилось, а только началось. Ему словно предстояло раскрыть жуткое дело, которое было страшно раскрывать. Только вот теперь не отвертишься, верно? Верно.

Его не покидало ужасное чувство: первый раз, когда он беседовал с Арни Каннингемом, тот показался ему утопающим, а во второй раз – утопленником. И разговаривал он с трупом.

Тучи над западным Нью-Йорком разошлись, и Арни немного повеселел. Ему всегда нравилось уезжать из Либертивилля, подальше от… от всего. Даже мысль о контрабанде в багажнике «крайслера» не портила настроение. Ладно хоть на сей раз это не кокаин. В глубине его сознания билась отчаянная мысль – едва слышная, но все же ощутимая – о том, как все стало бы замечательно, если бы сейчас он выбросил из машины контрабандные сигареты и поехал дальше, куда глаза глядят. Оставить бы позади всю эту дурацкую хрень…