Татьяна Мастрюкова - Болотница

Галка же, насупившись, лениво водила ложкой в своей тарелке и смотрела так, словно уже жалела о своём решении привести меня в свой дом. Может, она просто ревновала меня к своей бабушке.

Словно в подтверждение моим мыслям, она вдруг сообщила, хотя сама просила меня не болтать: «У Лоскатухиных опять… Вон, мамку её».

Только что широко улыбавшаяся старушка резко побледнела и отпрянула от меня так же, как до этого её внучка. Быстрый взгляд на Галку ясно дал понять, что теперь она совсем не одобряет внучкино приглашение.

– Тебя кто привёз? – уже без улыбки, серьёзно спросила она меня, словно в чём-то обвиняла.

– На велике она, – снова не дала мне и слова сказать Галка. – На Васильфёдорыча.

– А почему к нам?

Они разговаривали, будто меня здесь не было. Мне оставалось только переводить взгляд с одной на другую, чтобы не упустить, когда черёд наконец дойдёт до меня.

– Я почём знаю, – буркнула Галка и отвернулась. Её бабушка смотрела на внучку с лёгким укором. Видно было, что беспокоится за свою девочку.

Потом она повернулась ко мне, помолчала, оценивающе глядя прищуренными глазами, словно решала, вышвырнуть меня вон или сделать это чуть погодя.

– Колодец смотрела? – спросила наконец бабушка и тут же сжала губы, и совсем уже не выглядела приветливой. Я сначала выдержала паузу, ожидая, что за меня ответит Галка, но та на сей раз молчала и вообще делала вид, что ни при чём, ковыряя сосредоточенно какую крошку на скатерти.

– Мама с папой приоткрыли крышку, – начала было я, но старая женщина невежливо перебила:

– Про тебя спрашиваю.

Меня это немного покоробило, но всё же я лаконично ответила:

– Я нет, мама смотрела.

Тут старушке явно полегчало, она даже как-то расслабилась и выдохнула. Очевидно, опасности я уже не представляла. Но и симпатии не вызывала. Больше всего, как не трудно было догадаться, обитатели этого дома хотели выпроводить меня вон.

– Если вы что-то знаете, скажите мне, пожалуйста. Я сама всё сделаю, – взмолилась я, ненавидя себя за свой просительный жалобный тон. Ведь понимала, что разжалобить никого не удастся. Но просто так сдаваться тоже не собиралась. После еды сил сразу прибавилось, и страх как-то чуть-чуть притупился.

Бабка с внучкой молча переглянулись. Потом обе точно так же одинаково посмотрели на икону в углу. Старушка беззвучно пошевелила губами, будто советуясь со святым, и остро глянула прямо мне в глаза:

– Сама и сделаешь! Сделаешь?

Не очень-то мне это понравилось, но делать нечего. Не прогнали из дома, накормили – и на том спасибо. Хотя бы с голоду не умру и в конце концов хоть что-то узнаю об этом дурацком месте. Я справлюсь. Я смогу.

Так я подумала и без прежней симпатии кивнула бабушке, что готова слушать.

– Вот настырная, – пробормотала едва слышно старушка.

Мне было всё равно, что она обо мне думает. Настырная, невоспитанная, приставучая, руки перед едой не моет… Лишь бы рассказала, объяснила хотя бы немного из того, что навалилось на меня.

Бабушка Галины рассказывала немного путано, перескакивая с одного на другое, сначала о том, что казалось важнее, и как наплывали воспоминания, потом спохватывалась и добавляла что-то к уже сказанному, сообразив, что какие-то события, само собой разумеющиеся для местных и им всем известные, для меня тайна. В то же время она старалась не сболтнуть лишнего, чтобы ненароком не навредить себе и внучке, только вот, похоже, сама не очень понимала, а что именно является лишним.

И вот что я от неё узнала.

Дед Евгений Лоскатухин стерёг место. Он первый заметил, что ближайшие к нему дома обезлюдели. Вдруг выяснилось, что жившие там семьи просто исчезли, оставив всё имущество, скотину, птицу. Сначала один дом, потом другой просто опустели. Хотя точно нельзя было сказать, взяли эти люди какие-то ценности с собой, потому что никто в их домах не лазил. Дед Евгений самолично распределил живность по соседям, а дома закрыл. Никто особо не лез к нему по этому поводу. Может, хозяева просто уехали, а его попросили позаботиться об их имуществе.

Но сразу после пропажи второй семьи старый Лоскатухин вызвал мужиков из Зелёново. Они снесли сруб старого колодца на его участке, а вместо этого положили сверху огромную дубовую крышку, какую одному человеку, особенно такому пожилому, как дед Евгений, было поднять не под силу. Крышку эту везли откуда-то на тракторе, старик её специально заказывал у какого-то одному ему известного мастера, не из местных.

– Погодите-ка. И что же, никто их не искал, тех, кто пропал? – поразилась я.

– Ну-у, – протянула бабка уклончиво. – Родня, может статься, и искала. У кого была родня. Но в Анцыбаловке-то обычно жили те, у кого только они и были на белом свете.

– Может ? – во мне начинало подниматься возмущение таким отношением, хотя я отлично понимала, что упрекать в этом Галкину бабушку глупо. – Это же живые люди! Как это возможно, чтобы их не начали тут же искать?

– Такова, стало быть, их доля. Ушли – значит, ушли. Что им суждено пережить, то и будет, а нас не касается.

Я поняла, что последнее сказано не только и не столько о несчастных жителях Анцыбаловки. И в груди поднялась душная волна возмущения из-за несправедливости, но усилием воли я подавила её.

А старушка пожевала губами и тихо добавила:

– Вертаешь их, а они уже и не они вовсе.

– В смысле, не они ?

– Не те, что ушли. Лучше и не вертать. Для всех лучше.

– Почему? – настойчиво переспросила я. Лицо бабушки сморщилось, будто я брызнула в неё лимоном.

– Точно не скажу, – всё же решилась ответить она. – Сказывают, будто вселялся в них кто.

– Они были как зомби? – уточнила я.

– Какая ещё зомбя? – не поняла старуха. Галка прыснула, но тут же замолкла под суровым бабкиным взглядом. Я подумала, что, когда я уйду от них, Галке достанется по первое число. Но меня это, по правде сказать, мало касалось.

– Ну то есть как одержимые? – чтобы не провоцировать конфликт между родственниками прямо сейчас, снова предположила я.

– Не могу сказать. Что-то не то в них было, не ихнее.

Потом в Анцыбаловке никто уже бесследно не пропадал. Просто уезжали, и в течение двух лет большинство жителей деревни переселились в другие места: кто в соседние сёла и деревни (но не в Зелёново), кто вообще в город подался. Кто-то пытался сдать свои дома дачникам, но те тоже не задерживались. Никто не мог объяснить, почему так произошло. Просто не хотели жить в Анцыбаловке, и всё. К тому же связь здесь всегда была плохая, а кому сейчас интересно без телевидения, мобильной сети и интернета.

Да и с живностью проблемы появились. Люди не пропадали, а птица, мелкие домашние животные вроде кошек и собак постепенно все исчезли. Думали на лис или куниц, ловушки и капканы ничего не дали. Да и собаки молчали. В итоге все оставшиеся жилые дома обнесли крепкими заборами, через которые хищникам из леса точно не пролезть. Понятно, что запоры и замки делали чисто символические. Вряд ли какая-то лиса оказалось бы настолько сообразительной, чтобы, не найдя щель в заборе, войти на участок через калитку, откинув крючок.