Татьяна Мастрюкова - Болотница

– Особенность у всех Лоскатухинских мужиков была – с раннего малолетства появлялась седая витушка справа на виске.

– Это не такая уж и редкость, – возразила я. – У моего папы, например, тоже седая прядь и тоже, кстати, на правом виске. А мы не Лоскатухины. Папа вообще сирота, его дед с бабушкой воспитывали.

Тут я замолчала, сообразив, что не к месту разоткровенничалась. Бабка с внучкой смотрели на меня в странном молчании, будто на их глазах на моей голове выросли ветвистые рога. Что бы я ни сказала, похоже, всё оборачивалось против меня. Всё трактовалось с суеверной точки зрения.

И здесь я сама себе изумилась, внезапно вспомнив, что всегда воспринимала папину седую прядку как само собой разумеющееся и никогда не интересовалась её происхождением. Кажется, она была у папы всегда. Во всяком случае, мама говорила, что это очень красиво, и шутила, что только благодаря эффектной седой пряди папу и заметила.

– У племянника тоже такая прядь есть? – почти не думая, лишь бы перевести тему с меня и моей родни и не погружаться в раскаяние от собственной невнимательности, спросила я. Но и тут не угадала – бабушка с внучкой удивлённо уставились сначала друг на друга, а потом обратно повернулись, хлопая глазами, будто к ветвистым рогам на моём лбу прибавилось вишнёвое дерево.

Однако дело было не во мне. Будто только что осознала это, Галкина бабка задумчиво протянула: «Вот ведь… Дык и не знаю я точно… Он же ж не какой-то шошеня-росшошеня, завсегда налысо бреется, мы даже думали, военный, что ли. Али бандит. Не разберёшь ведь тогда…»

И тут меня осенило. Вытащив смартфон, я быстро нашла нужную фотографию и продемонстрировала её бабушке с внучкой. Они молча и внимательно уставились на изображение и так же молча переглянулись. Только и делают, что переглядываются.

– Вам знаком этот человек? – спросила я. – Я сфоткала его в лесу, когда мы там с мамой ходили.

– Гуляли в лесу? – поразилась Галка, но бабушка шикнула на неё и потянулась за футляром с очками.

– Зачем тебе он? – спросила она, теперь уже вглядываясь в экран сквозь очки.

– Он очень странно появился, неожиданно. И так же незаметно ушёл, будто исчез. И ещё он нас предостерегал, чтобы мы не ходили к болоту.

– Я не могу… не могу сказать точно, – пробормотала бабушка почти шёпотом.

– И я не могу, я тогда слишком маленькая была. Я его плоховато помню, – начала было откровенничать Галка, но старушка снова цыкнула на неё.

– Кого его ? – меня было не провести. – Мы с мамой сначала решили, что это Василий Фёдорович.

– Конечно, они ж родня дальняя, – снова чуть не проговорилась Галка, так что бабушка шлёпнула её по затылку. Девчонка аж зашипела от боли и принялась с насупленным видом растирать голову.

– Кто?

Галкиной бабушке совсем не понравились мои расспросы. Она сняла очки и откинулась на спинку стула, избегая смотреть и на экран телефона, и на меня.

– Ой, девочка, там так плохо видно всё, на этой твоей картинке. Ты бы у Василия сама спросила бы, что да как.

«Ой, Господя, зачем же фотофировать -то его было. Ой, страх!» – пробормотала она чуть слышно и, повернувшись к углу с иконами и зажжённой лампадкой, быстро перекрестилась. Она явно узнала кого-то даже в этой нечёткой фигуре.

– Это может быть местный лесник? – уточнила я.

– Сказанула тоже! – фыркнула Галка и покосилась на бабушку, но та была занята своими мыслями и только печально покачивала головой. – Отродясь здеся лесников не было.

Глаза девчонки загорелись, и она было придвинулась ко мне поближе, чтобы что-то сказать, но снова оглянулась на бабушку и плюхнулась обратно. Хотя по лицу её было видно, каких усилий от неё требуется, чтобы не проболтаться.

Хотя Галка со своей бабушкой однозначно не хотели мне помогать ничем, кроме разве что советами, я чувствовала себя с ними намного лучше. Я была не одна, мне поверили. И пусть даже мне придётся возвращаться в Анцыбаловку, я уже не ощущала этого ужасающего беспомощного одиночества. Даже страх немного притупился.

Видно было, что Галя неплохая девчонка, своеобразная, но в принципе добродушная. Если бы не местные суеверия и не бабушка, она точно помогла бы мне и рассказала всё, что знала.

– Может, она у нас переночует, ба? – услышала я шёпот Галки.

– Тссс, молчи, молчи, негодница! – зашипела в ответ старуха. Она определённо перестала мне нравиться. – Ты что, хочешь, чтобы она сюда притащилась? Как Онучковых тогда всех уманила? Тоже пожалели сиротку… Пусть к себе идёт. Судьба, знать, у неё такая. Нам не надоть!

– Что случилось у Онучковых? – бесцеремонно и прямо спросила я. Глупо притворяться, что я не слышала Галкино предложение и ответ на него.

Девочке с бабушкой стало неловко. Наконец Галина бабушка призналась:

– Да была тут одна семья, их дочку-то среднюю сманила, зараза, да успели, спохватились, вернули. А потом глядь, и они враз пропали. А дочка-то их средняя, которую, значит, спасли тогда, в училище, что ль, была, вернулась – а родни никого не осталось. Онучковы-то пожалели бедняжку, уж больно убивалась. К себе взяли, приютили. А она и их в ту же ночь и сманила…

– Откуда вы знаете, что это из-за той девушки?

– А из-за кого ж ещё-то? Коли она выбрала себе кого, не отступится, пока не приберёт. И кто рядом, тех тоже приберёт, не подавится.

– Кто она ? Сирота?

– Лариска-то? Нет. Это она , тварь .

Меня эти недомолвки уже начали утомлять.

Все книжные девочки-детективы легко получали нужную информацию, не прилагая особенных усилий. И им не было страшно, даже когда услышанное переворачивало их мир с ног на голову. В жизни всё не так. И, похоже, прямого ответа я так и не получу.

По скупо сжатому рту, отчего кожа вокруг губ собралась гармошкой, становилось ясно, что конкретнее старуха ничего говорить не намерена.

Знали они все, местные, куда уходили люди целыми семьями и что с ними происходило. Но мне или кому-либо ещё ни за что не расскажут. Будто, если о зле не говорить и не замечать его, то оно само собой рассосётся, обойдёт стороной.

Глядя на упрямых деревенских, я судорожно обдумывала, какой вопрос и как задать, чтобы получить внятный ответ. Но моё молчание Галкина бабушка расценила по-своему и даже попыталась оправдаться:

– Ты уж не обижайся. Но ты нам чужая. И здеся чужая. Ты уедешь, а нам жить тут…

– И какое это отношение имеет к этой вашей истории? И как вам может навредить внятный рассказ про Лариску и Онучковых? – разозлилась я. – Вообще ничего не поняла. Кто-то сманил её в училище, и из-за этого она осиротела? Родственники были против образования? Или тоже сбежали учиться?

Небольшое преувеличение и перевёрнутый смысл немедленно сыграли свою роль. Я даже не ожидала такого успеха.