Татьяна Мастрюкова - Болотница

Теперь я была точно уверена, и опять записи Лоскатухина тому подтверждение, что мама жива, что мама может вернуться. Только ей обязательно нужна помощь. И я смогу ей помочь. Ей и себе.

Мне пришлось уговаривать себя, чтобы продолжить путь. Уходить от первой весточки от пропавшей мамы было невообразимо трудно. Хотелось сесть под кустом, свернувшись калачиком, и плакать, и не предпринимать ничего.

Но всё же я встала и пошла, как мне представлялось, вперёд. В приподнятом настроении, готовая к подвигам.

Через минуты три я вернулась к кусту с ленточками…

Этого никак не могло произойти. Я видела свои следы, примятую траву, ленточки, которые горели, словно огоньки, стоило прикрыть глаза.

Я обошла куст кругом. Вот отсюда я пришла, вот сюда отправилась дальше. А вот вышла совсем с третьей стороны.

Бред какой-то.

В горле внезапно пересохло, словно его натёрли наждаком.

Сев спиной к кусту, я достала термос с чаем и по инерции бутерброды.

Какой-то твёрдый корешок или кусочек ветки больно впивался мне в бедро, и я не глядя достала его из-под себя и собралась было зашвырнуть куда-нибудь подальше, когда пальцами почувствовала необычную его форму. Приблизив этот корешок к глазам, я чуть не вскрикнула.

Это были мамины ножнички, те самые, которыми она отрезала ленточку, и которые всегда носила в кармане сарафана. Сомнений тут быть не могло хотя бы потому, что ножнички эти она привезла с собой, а не купила в местном магазине в Зелёново, так что это точно было не совпадение.

Только вот эти ножницы выглядели так, словно очень много месяцев провалялись в каком-то влажном потайном месте, куда не добирается луч солнца. Насквозь ржавые, так, что невозможно даже развести лезвия. Рыже-бурая ржавчина, проевшая ножницы практически до дыр, оставила на моих пальцах неприятный вонючий след. Это, конечно, удержало меня от первоначального порыва забрать ножнички с собой. Вместо этого я аккуратно положила их обратно под куст и опять заплакала.

А потом резко перестала, будто бы кто-то повернул внутри меня выключатель.

Я отвинтила крышку термоса, попила с наслаждением, а вот есть мне совсем не хотелось, поэтому я очень удивилась, когда обнаружила, что принялась уже жевать бутерброд, по вкусу напоминающий бумагу. Прежде мне, правда, бумагу есть не доводилось, но скорее всего со вкусом я не ошиблась.

Сгрызла яблоко, которое даже в такой ситуации оказалось невероятно вкусным. Огрызок изо всех сил запульнула в чащу и немедленно принялась за второе яблоко. Его останки полетели туда же. В броски я вкладывала всю свою ярость, всю силу отчаяния.

Ещё раз попила, тщательно завернула крышку на термосе и убрала всё обратно в сумку.

Надо было идти.

Но теперь совершенно некстати мне захотелось в туалет.

Писать под кустом с ленточками показалось мне кощунством, а присаживаться посреди тропинки, пусть даже по ней никто и не ходит, не позволяло воспитание.

Поэтому я, подозрительно оглядевшись, сошла с едва заметного протоптанного пути и пристроилась за деревцем, предусмотрительно положив рядом палку. Гипотетически меня не должно было быть видно с тропинки. Но это лес, поэтому тут ходят где попало, без определённых путей.

– Как бы меня кто за попу не укусил, – совсем обыденно подумала я. И тут же представила, что это может быть вовсе не муравей или комар, а какая-нибудь потусторонняя сущность. Что будет, если нечистая сила застукает меня в своих владениях со спущенными шортами?

Несмотря на свой страх и напряжение, я не могла не оценить весь комизм ситуации и захихикала, как дурочка. И в то же время поторопилась закончить свои делишки как можно быстрее.

Всё же мне нужно было идти. Куда?

Мне всё равно казалось, что с самого начала я выбрала правильный путь, просто в какой-то момент сбилась. Тут мне пришло в голову, что если я не буду спускать глаз с куста, то точно к нему не вернусь.

Поэтому я развернулась лицом к моему ориентиру и осторожно попятилась, периодически оглядываясь, чтобы не споткнуться и не бухнуться. Удивительное дело, но метод сработал: куст с ленточками постепенно удалялся и не собирался неожиданно перемещаться ко мне за спину.

Вот он совсем скрылся из виду, я ещё десять шагов прошагала, как рак, а потом рискнула всё же развернуться.

И тут же увидела кое-что, что заставило меня бегом бежать вперёд.

На кусте, новом кусте, незнакомом, в незнакомом месте, едва заметный среди сочной листвы, небрежно был завязан неровный клочок пёстрой ткани. Ткани, из которой был сшит мамин деревенский сарафан.

Дрожащими от волнения пальцами я погладила его. Первым порывом было скорее снять этот знак и положить себе в карман, как талисман, но я, пересилив себя, отрезала кусочек ленточки от своего мотка и привязала свой бантик рядом с маминым.

Теперь я была более внимательной и, шагая строго вперёд, в скором времени на другом кусте сумела разглядеть следующий клочок сарафана.

Страх внезапно отступил, и нахлынула такая решимость, какой я в себе и не подозревала. Сейчас я была не одна, я была вместе с мамой.

Вытащив тетрадку старого Лоскатухина, я быстро нашла нужное место и смело пошла вперёд, бормоча про себя:

– То меня не блудите,

То мне тропой не морится,

То на гожий путь становится!

Местность вокруг была какая-то однообразная. Лес и лес, собственно, чего ещё можно было бы ожидать. Я шагала на автомате, стараясь не думать о пугающих вещах, и в то же самое время напряжённо прислушивалась к любым звукам, на которые раньше никогда не обращала внимания.

Казалось, лес полон шелеста, едва слышного, поскрипывания, шорохов, каких-то даже стонов, которые могли быть вызваны просто обычным ветром, а могли таить в себе опасность. Тропинка, по которой я шла, практически заросла, и за ноги постоянно, будто трогая жёсткими пальцами и желая задержать, цеплялись то разлапистые листья папоротника, то внезапная плеть вьюна, перегородившая путь словно натянутая верёвка.

Ладонь, в которой я держала палку, вспотела.

Когда от монотонной ходьбы уже начала тяжелеть голова, как бывает перед сном, внезапно моему взору открылась небольшая полянка, вся усыпанная красными точками. На цвет я и среагировала. Это были не ленточки, а лесные ягоды.

Под деревьями густо-густо росла такая крупная спелая земляника, что оставалось только удивляться, что её никто из местных не собирает.

– Может, она ядовитая? – мелькнула мысль, когда я уже запихнула полную горсть ягод в рот. Но земляника оказалась необыкновенно сладкой и душистой. При других условиях я непременно зависла бы здесь, забыв обо всём на свете. Ползти на карачках с бьющей по спине сумкой, не поднимая головы, срывая красные ароматные ягоды и тут же отправляя их в рот, не замечая ничего вокруг, никого вокруг. А ягодная поляна всё не кончается, ведёт куда-то…