Алексей Баев - In carne [СИ]

— О ней, — кивнул лев. — Другой нет. Ты глупец, инклюзор, если полагаешь, что Творец — не самозванец, только и объявивший себя всевышним и всесильным. И пусть он возомнил себя богом, как богом мнит себя человеческий ребенок, построивший замок из песка. Пусть! Непреложная истина вовсе не в нем. Не в творениях и деяниях. Она в непостижимом. В вечности. В Инкарнаторе, коий и есть сама изнасальная вечность. Первооснова, из которой являются все и вся. Вселяющий души.

— О чем ты говоришь, безумец? — от подобных слов Ато осмелел. — Быть не может, чтоб какой-то Камень стал основой Мира. Пусть он живой, древний и природа его неведома! Суть в чем?

— С чего ж ты взял, что он камень? — спросил лев, наклонив голову на бок.

— Ну, как же? А что он? — жрец, похоже, растерялся.

— Совсем не важно, в каком облике явилась тебе суть. Запомни это. И можешь передать мои слова своему Создателю, когда явишься к нему на поклон.

К выслушиванию подобных сентенций жрец был не готов. Он пришел сражаться. Его привел сюда Моор Таа. Что это — наваждение? Или действительно великая мудрость? Нет… Творец не может быть игрушкой в руках некой неведомой силы. Инкарнатор — не созидатель. Он игрок. Всего лишь потешник, пусть и злой. А в жизни нет смысла без развития! При чем тут Камень? Только Творец! И слова Ал Ишеры — пустой звук. Эхо больной фантазии.

И, тем не менее, Ал Ишера здесь и сейчас казался гораздо сильнее, чем он ожидал. Не только телом. Духом. Верой. Да, это достойный соперник. Но кому достойный? Инклюзору?

Нет. Да. Не важно.

Вспомни напутствие Творца. Шанс есть. Шанс есть всегда…

Глаза Моор Таа, взгляд которых был направлен на руки Ато, как бы подсказывали о чем-то. О чем же? Ну, конечно! Камень забвения. И он в руках! Пока разум не тронут жестокой игрой Инкартнатора, надо действовать. Обитель подождет. Смерть? Смерть тоже!

Ии Ато резким движением сорвал тряпицу с кристалла и бросил его к Ал Ишериным лапам.

Тот посмотрел вниз. Усмехнулся.

— Чего ты этим добьешься, наивный? Того, что превратишь мое нынешнее воплощение в рептилию и заточишь ее в камень? А дальше… Как ты поступишь потом?

Но Ато не слушал. Он заткнул уши и выкрикивал небу заветы Творца, коим наставник учил инклюзора в Обители. Напряжение росло с каждым мигом. Даже сам воздух, сгустившись, вспыхнул. Моор Таа вскочил на лапы и попятился, а жрец все заклинал, заклинал, заклинал, пока не рухнул наземь, лишившись сознания…

Но дело было сделано. Камень, до того чистый, прозрачный, будто напился кровью, переварил ее в себе — заиграл тошнотворными бликами. Стал темно-желтым. Или, скорее, светло-коричневым. А в самой глубокой расщелине его застыл заточенный инклюз. Невиданный и страшный. Отвратительная белая змея с красным кольцом вокруг шеи. Мразь. Чужое зло. Неведомое. Бессмысленное. Беспощадное. Зло ради зла…

По улицам белого города шествовал праздник. Состязались в умениях искусные воины, неслись по мостовым золоченые колесницы, в безумных танцах кружились красавицы-танцовщицы, тысячи музыкантов колоннами расходились от кровавой арены, играя торжественные гимны Эхнатону и Солнцу… Солнцу, что застыло в зените. Солнцу, что сегодня грело, но не обжигало. Оно приняло жертву! Оно было счастливо и сыто.

Каменные столы, установленные на площади перед дворцом ломились от деликатесов. Вино текло реками. Добропорядочные граждане отчаянно обжирались и напивались, становясь дикарями.

Ахетатон, еще несколько часов назад сверкавший ослепительной белизной и роскошью резного и полированного камня, на глазах превращался в выгребную яму…

Кто? Кто ее вычистит?

Солнце, пожиравшее свою жертву ласковыми сперва лучами, к вечеру изрыгнуло на город мерзкое зловоние и призвало на пир новых гостей. Сонмища паразитов-насекомых, гул от крыльев и челюстей которых можно было услышать из-за дальних барханов. И с берегов Нила.

Атон ликовал. В его честь был построен самый красивый город Земли. Неслыханно и невиданно — возведен за год… Но превращен в самое отвратительное на планете место всего за несколько часов. И это величайшие из достижений.

А люди?

Люди боятся новых богов…

Через какое время Ато очнулся, он не знал. Но когда это произошло, жрец собрался с силами, уселся и огляделся. Оазиса не было и в помине. Песок. Что это? Пустыня? Вершина бархана? Похоже на то. Луна в черном небе. Яркие звезды. Ноги закоченели так, что ломит старые кости. И, кажется, ему уже никогда не подняться. Ну и пусть. Главное сделано. Зло заточено. В инклюз…

Рядом лежал Моор Таа. Голова на боку. Спит? Но что это зажато в его лапах? Камень?

Да. То был он. Инкарнатор. Сверкал всеми своими гранями в белом лунном свете. О, Творец наш…Что? Что творится в его чудовищном разуме? Какую игру он затеет на этот раз? Чего он пожелает?

— Инкарнатора следует тотчас доставить в Обитель, — голос Моор Таа оборвал нить размышлений жреца. — Пора вставать, скоро рассвет. Тебе надо успеть все свершить до первого луча. Опоздаешь, Солнце тебя не пустит. Оно не хочет, чтобы Инкарнатор покинул Землю, как не хочет этого и сам Камень.

Но было поздно. Слишком поздно. В мгновение ока — красный шакал не успел закончить говорить — небо на востоке окрасилось в пурпур, и спустя миг первый луч Солнца коснулся песков. А второй его. Камня.

— Жаль, — проговорил Моор Таа. — Тебе оставалось совсем чуть-чуть. Но, видать, такова воля Солнца. Прости, я должен уйти. Я помог тебе найти Инкарнатора, и это много. Не надо благодарности. Дальше все будет зависеть только от тебя. Прощай…

На месте, где только что лежал Моор Таа, играли друг с дружкой солнечные блики, отраженные от граней Камня.

Инклюзор взял в руку Инкарнатора, потом, превозмогая дикую слабость, тяжело поднялся на ноги. Еще раз взглянул на Камень.

О, Творец! Как он прекрасен. В каждой грани — отражение целого мира, целой вселенной. Да разве ж место такому чуду на затерянной планете? Среди этих… Странно, что ему здесь нравится. И воистину удивительно, что он хочет здесь остаться любой ценой. Или что-то мне неведомо? Что знаешь ты такого, о, Инкарнатор, что неизвестно ни мне, ни Творцу?

Но Камень молчал, лишь возникший в глубине его недр красный лучик мигнул недобрым огоньком. И затух…

Инклюзор, взяв Камень в руки днем, при свете Солнца, перестал ощущать связь с Творцом. Он превратился в обычного человека.

Что ж, человек так человек. Но разве это плохо?

Божественно прекрасная луноликая Нефертити сидела на мягкой скамье по правую руку от Эхнатона. Невеста стала женой, когда великий фараон прикоснулся своим указательным пальцем к ее губам. Это движение видели все.