Алексей Баев - In carne [СИ]

А с неба над городом скрылось Солнце. Скрывшая его живая туча — бесчисленный сонм обожравшихся и опьяневших насекомых — заслонила своим черным телом того, в честь которого был и возведен белый город. Жестокого Атона.

Дышать становилось все труднее. Казалось, что проклятые паразиты выпили вместе с кровью жертв весь чистый воздух, оставив одни миазмы. От вина, нестерпимой жары и ужасного зловония люди начали терять сознание и валиться на каменные мостовые. Кто в обморок, иные замертво. Третьи, те, что были покрепче и еще держались на ногах, в ужасе бежали к городским воротам, желая побыстрее покинуть праздник, обернувшийся кошмаром. Воцарилась паника…

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы спустя четверть часа не пошел спасительный ливень, который разогнал мух, победил жару и смыл с мостовых нечистоты, унеся их в пустыню…

Желания имелись. И некоторые из них хотелось исполнить немедленно. Но Инкарнатор не отзывался, став вновь равнодушным к молитвам того, кто знал лишь некоторые из его тайн.

Ии Ато не злился. Понимал это лучше многих других, кто когда-либо держал в руках замечательный Камень. Что ж, ответ на главный вопрос — что с ним делать — родился сам собою. Отдать Инкарнатора фараону. Нет, не отдать, а преподнести в дар, как будто смарагд прислан самим Атоном в признательность за твердость веры. И за подаренный Солнцу Египет.

Эхна умен, но и лесть тонка. Примет. Кто лучше верного друга и старого учителя знает душу мальчика?

И Эхнатон его принял. Как данность.

Что ж, теперь оставалось только ждать.

Фараон хочет изменить многое. А исполнение своих желаний, их воплощение, он никогда не свяжет с Камнем. Пусть благодарит своих никчемных богов! Пусть!

Оно даже к лучшему…

Так случилось, что за первый же день своего существования в качестве столицы Ахетатон утонул четырежды. Сперва в крови, потом в изобилии, еще позже в нечистотах и, наконец, в бурных потоках ливневых вод.

Понятно, что на следующий же день, город был полностью приведен в порядок — вычищен, выбелен и заново отполирован до блеска. Столица приняла первозданный вид.

Но людей не обманешь. Государство, зародившееся в такой день, каким стал прошедший, обречено. И не помогут ему никакие боги, будь то новый верховный — Атон или сам Ра.

Все предначертано.

Новый покровитель теперь был обречен пусть на молчаливую, но всеобщую нелюбвь. Хуже — на тихую ненависть к себе.

Какие нужны бедствия — буйство стихий, мор, жестокие войны — чтобы разрушить людскую веру? Нет ответа. И по сей день нет. Но беззубые морщинистые мудрецы говорят негромко — отними у людей любовь, и вера их разобьется. Разлетится на мелкие осколки. Нет, останется что-то. Что? Суеверия.

Об этом знал и Инкарнатор.

И он вновь ликовал.

Но тихо и незаметно. Внутри себя…

— Во что мы влипли? — спросил Мужик.

Он пока не мог до конца понять, почему изменилось настроение у Стрелина.

— Во что, пока точно не знаю. Но то, что ничего хорошего не жди, однозначно, — вздохнул Шура. — Ты слышал об Изумрудной Скрижали?

— Немного, — кивнул Петер. — Читал когда-то. Да и Анжелика не так давно о ней говорила… Ты хочешь сказать, что это она и есть? Материальное воплощение выкладок Трисмегиста?

— Какого еще Трисмегиста? — удивился Стрелин. — Ты прочти, что на камене написано.

— Полагаешь, я полиглот? — усмехнулся Мужик. — По-русски говорю да итальянский знаю. Далеко не в совершенстве, кстати. А тут… Тут же каракули какие-то! То ли вязь, то ли санскрит. Сам читай. На!

Петер протянул изумруд другу. Тот взял камень осторожно, словно боясь порезаться. Или обжечься.

— Итальянский, говоришь, знаешь, — вздохнул Стрелин. — In Scena Veritas — это на санскрите? Как думаешь?

— Латынь? — вскинул брови Мужик. — Истина в игре? Дай-ка сюда.

Шура вернул камень другу.

— Шутишь? — удивлено спросил он. — Тут… вообще на русском. Вся наша жизнь — игра. Но… как?

— А так, — ответил Стрелин. — Он над нами издевается. Натурально. И не очень-то искусно, кстати. Честно? Я ожидал большего.

— Сплюнь, — негромко произнес Петер. — Накаркаешь…

Как бы то ни было, в их руках сейчас находилось такое сокровище, в поисках которого на протяжении долгих веков сходили с ума мудрейшие. Но практически никто его даже одним глазком не увидел. А тут… Изумрудная Скрижаль, как сказал кто-то из древних философов, есть основа основ всех знаний. Корень сущего. Разберешься в ее природе, и не останется ничего невозможного. Но невероятно трудно это. Потому что Скрижаль еще и страж. Пудовый замок на гранитных вратах, за которыми скрыта суть бытия. Неведомая истина.

Давно Инкарнатору не было так легко, как в компании этих придурковатых авантюристов. Остальные — о, сколько их было! — сразу начинали чего-то просить. А эти даже не думали ни о чем подобном. Боялись? Да нет. Скорее, проявляли разумную осторожность. Но никаких меркантильных интересов в их душах не таилось. Камень видел насквозь. Хотя…

— Слушай, Саш, ты не проголодался? — спросил Петер. — Может, попросим у него чего-нибудь перекусить? Он же всесильный. Нет? Как думаешь, сделает?

— Да, ну тебя, — весело отмахнулся Стрелин. — Станет он размениваться на мелочи. Уж просить, так по-крупному. Вот тебе чего, к примеру, хотелось бы? Есть заветные желания?

Мужик ответить не успел, потому что в этот самый момент тут же, на скале, прямо возле них материализовался большой зонт. Под ним столик. Сервированный и накрытый на двоих. Молодое вино, горячий хлеб, холодные закуски. Стрелин вздрогнул.

— Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса, — пробормотал он. — Он что, в натуре?

— Похоже, — ответил Петер.

Мужик встал с земли, подошел к столу, взял кусок хлеба и намазал его паштетом. Откусил. Вскинул брови.

— Ммм… Попробуй! Обалденная штука, — произнес Петер, дожевав. — Нет, серьезно. Понятия не имею, из чего это сделано, но вкус…

— А ты расстройства желудка не боишься? — усмехнулся Шура. — Грязными руками. Впрочем, тут же нормальная экология? Химзаводов вокруг не видел?

— Не-а, — помотал головой Петер. — Присоединяйся, а то один все слопаю.

— Еще закажем, — весело ответил Стрелин, усаживаясь за стол.

Закуски и салаты оказались действительно очень вкусными. А вино почти не хмельным, да еще и охлажденным. То, что надо в жару.

Может, не так все и плохо? Обойдется? И Инкарнатор вовсе не зло, а этакая волшебная палочка? Или он затеял свою игру? Сейчас же элементарно усыпляет бдительность? А, плевать! Нет, ну нельзя же всего бояться!

Друзья сидели за столиком под зонтом. Ели, пили. С наслаждением. Сначала еще переглядывались, но потом полностью отдались удовольствию. Шура рассказывал какие-то анекдоты, потом сам же над ними смеялся. Петер не особо слушал, но улыбался. Делал вид, что интересно. Сам же рассуждал о другом…