Себастьян Рук - Вампиры. Нашествие на Лондон

Бен убрал огрызок карандаша в карман. Луна, пробиваясь сквозь решетку, бросала пятнистый свет на темные бухты канатов. Бен уже считал их своими друзьями — они делили с ним его безмолвные бдения.

Он встал на ноги и потянулся вверх. Пальцы сомкнулись на решетке.

Бен предпочел бы произвести вылазку днем, когда вампиры спят. Но, к сожалению, прямого выхода из канатного трюма в другие помещения корабля не было, и пришлось бы выйти на палубу. Сделать это днем было невозможно, так как его заметили бы. Ночью на корабле безлюднее, и пройти палубой незамеченным намного проще.

Он попробовал толкнуть решетку, хмыкнул и толкнул сильнее. Рама решетки была вставлена плотно, но все же поддалась. Бен тут же замер, так что решетка поднялась над палубой не выше дюйма. Потом очень осторожно сместил ее в сторону и высунул голову.

На миг он ощутил почти блаженство. Его мир так долго был ужат до размеров маленького трюма, что теперь даже скромные размеры корабля казались необъятными. Темное небо, насколько хватало взора, тянулось во все стороны. Бен стоял на самом носу корабля, где, как он помнил, находилась перевернутая шлюпка. Она прикрыла его, пока он вылезал из трюма на палубу.

Возле кормы Бен увидел нескольких вахтенных. И еще рулевого у штурвала. Наверное, еще в «вороньем гнезде» сидит впередсмотрящий, но больше на палубе никого нет.

Потом он увидел довольно широкую металлическую трубу, торчащую из палубы. Конец трубы был закрыт колпаком от брызг. Бен решил, что это труба от судовой плиты, а это значит, что под ней находится камбуз.

Он скользнул к переднему трапу. Бен любил эту жизнь: корабль в темноте, пробегающие мимо волны, судно, таранящее ночь, ровный гул океана. Ничто не сравнится с этим ощущением! Но теперь ему запомнится совсем другое: кровавые хищники, которые видят в темноте намного лучше его.

Бен осторожно заглянул в глубину люка: трап, ведущий в безлюдный, освещенный тусклым светом единственного фонаря коридор с двумя рядами дверей. Конец коридора терялся во мраке.

Медленно, стараясь не шуметь, Бен спустился по трапу. Этот коридор создавал странное ощущение, какое возникает в подпалубных помещениях парусного корабля. Он был наклонен к штирборту, поскольку корабль кренило под напором ветра. Корпус поскрипывал и раскачивался, кланяясь волнам. Камбуз должен быть футах в двадцати слева, значит, здесь, вот за этой…

Дверь была открыта! Бен подался вперед и тут же застыл, уловив какой-то шум.

Он не сразу понял, что это за шум. Не нож кока, режущего лук, не помешивание ложкой, не звон кастрюль, не разговор. Бен подался вперед, держась за деревянную стену, и заглянул в помещение камбуза.

На стуле, запрокинув назад безжизненную голову и свесив безвольные руки, полулежал матрос в грязном фартуке. Над ним, склонившись к его шее и впившись в нее ртом, стоял человек. Его одеяние состояло из какого-то балахона странного покроя, и Бену подумалось, что это одежда майя.

В памяти всплыли слова отца: «Они обладали способностью принимать как облик летучей мыши, так и облик человека».

Бен торопливо попятился назад и спрятался в густом мраке дальнего конца коридора. Через пять минут он увидел, как из камбуза выпорхнула летучая мышь и полетела к корме. Бен подождал, пока она не скрылась из виду, и стремительно метнулся к камбузу.

Стараясь не встречаться с мертвыми глазами кока, он набил съестным карманы и наполнил пресной водой флягу. Закончив, он в последний раз взглянул на несчастного кока, повернулся и поспешил в свое укрытие.

Из журнала Бенедикта Коула.

23 мая 1850 года.

По курсу — мыс Лендс-Энд, но не знаю, к добру это или к худу. Сколько человек из экипажа осталось в живых, я не знаю. Похоронные обряды остались в прошлом. Теперь тела умерших просто бросают за борт.

Берег Англии уже виден, но он слишком далеко, чтобы попытаться добраться до него вплавь. Я попросту замерзну и утону. Морякам это известно, и только потому они еще на борту.

Ветер слишком силен, а сменить курс невозможно: у нас не хватает людей, чтобы управляться с парусами. Поэтому нас несет прямо к Ла-Маншу. У меня смутное предчувствие, что ветер будет менять свое направление таким образом, чтобы благополучно провести нас через Дуврский пролив, обвести вокруг Бродстэйрз и доставить прямо в устье Темзы.

Опять закончилась еда. После первой вылазки я не покидал якорного трюма, и сейчас уже не решусь на это: Лондон уже близко.

Я возвращаюсь, Эмили.

Где-то далеко часы пробили полночь. Бен поднял глаза на Джека, и, словно возвращаясь к реальности, вспомнил, что он в Лондоне. Его рассказ длился долго, но для обоих мальчиков время пролетело так стремительно, что они не заметили его.

Джек молча взирал на своего нового друга и никак не мог оправиться от потрясения, вызванного рассказом. Ночь была ясной, и двор купался в бледном свете яркой луны, жизнь в доках замерла.

— И вот я здесь, — закончил Бен.

— По крайней мере, тебе посчастливилось добраться до дома, — заметил Джек.

— Да, мне посчастливилось! Только мне одному. Сэр Дональд понимал, что один не управится с парусами, поэтому он до самого конца сохранял жизнь части матросов, необходимых для того, чтобы ввести судно в устье Темзы. — Бен сглотнул. — Я слышал крики этих последних. Бедняги, наверное, тоже думали, что им посчастливилось добраться. Ведь порт был уже совсем близко.

— Их тоже пожрали летучие мыши? — спросил Джек. Теперь он понял, от какого ужаса бежал с корабля стивидор.

— Да, — подтвердил Бен. — И теперь Камазотц в Лондоне.

— Да уж, — протянул Джек. — Теперь он здесь. — Он огляделся вокруг с каким-то новым чувством. Джек вырос в Лондоне и считал, что знает его как свои пять пальцев. Но теперь город стал куда загадочнее и интереснее. — Хорошо, говори, где живет этот твой «сэр Дональд». Наша задача — противодействовать ему и вставлять палки в колеса. Верно?

— Да, — ответил Бен. В голосе его слышалось сомнение. — Но было бы проще, если бы отец успел сказать мне, как именно ему противостоять.

— Так что же ты собираешься делать? — спросил Джек.

— Сначала собираюсь попасть домой, — медленно поднимаясь, ответил Бен, — обнять Эмили и поесть приличной еды — не в упрек твоей доброй Молли, искупаться и лет сто проспать в теплой удобной кровати. И если после того как я проснусь, Лондон все еще будет существовать, я займусь сэром Дональдом.

— Мы займемся, — поправил его Джек. Лондон был его городом, он любил его и совершенно не собирался отдавать на растерзание какому-то богу майя. — Это наша общая проблема.

Бен слабо улыбнулся, но это была благодарная улыбка.

— Спасибо, — сказал он. — А теперь объясни мне, как добраться до Бедфорд-сквера?