Алексей Грашин - Кошки не всегда молчат

– А что? Сама посуди, кто стоит на вершине пищевой цепочки? – Они неспешно семенили между деревьев. – Люди приручили волков, и волки превратились в собак. А мы приручили обезьян, и они превратились в людей. Кто тогда главнее нас? Это мы превратили людей в людей!

– Берегись! – крикнула Тёплая Пыль. Словно молнии, кошки взлетели на ближайшие стволы.

Трое молодых волков покрутились немного под деревьями.

– Ты слышал их разговоры? – спросил один другого. – Люди нас приручили, и мы превратились в собак!

– Брось, – ответил второй. – Это же глупые кошки.

– Слезайте, – презрительно фыркнул третий. – Мы на кошек не охотимся. Вы на вкус противные.

– Пока не охотимся, – многозначительно добавил первый.

– Лучше уж собаку поймать! Собаки вкуснее!

Волки пометили дерево, на котором выжидали кошки, и скрылись в лесу.

– Гроза волков! – Тёплая Пыль от смеха чуть не свалилась с ветки.

– Посмейся ещё, – оправдывался Бьёт-В-Нос. – Они неожиданно выскочили. Я не успел среагировать, а так бы я им показал!

– Пошли быстрее, герой! Темнеет уже.

– Кстати, всё хотел спросить. В твоих краях оно нас не поймает? Что-то мне не по себе.

Тёплая Пыль даже остановилась от неожиданности.

– Ты что, глупый домашний кот? Если не дашь себя поймать, то никто и не поймает. Смотрю, тебя слишком хорошо кормят, Бьёт-В-Нос! Забыл: здоровый кот – голодный кот!

Рыжий котяра с сомнением глядел тощие бока Тёплой Пыли.

– Однако же от угощения ты не отказывалась.

Кошка лишь мотнула хвостом, не желая обсуждать подобные глупости.

Выбежав на обочину шоссе, животные потрусили к сырым заброшенным домам на окраине Тролльхавена. Дома опасно нависали над морем.

– Одно радует, – мяукнула кошка. – Я уже вижу круг игроков.

– Хорошо бы они ещё играли за нас, – отозвался её рыжий спутник. – А так-то да, театр известен, и даже те, кто в нем актёры.

Оглядевшись, они бесшумно юркнули друг за другом в тёмное подвальное окно.

«Морская борзая», океанографическое судно Ларса, уходила в плавание пятнадцатого декабря, в воскресенье.

Это оказалось третье воскресенье Адвента, ожидания пришествия Спасителя, – периода, который в Норвеге предваряет само Рождество, Юль.

Тьоре встали заполночь. Рике разбудили в четыре утра. Она умылась, перекусила бутербродами с кофе. Ночью выпал снежок – редкое явление в Тролльхавене в это время года. Ночная улица, освещенная уютным светом фонарей, рождественские огоньки в окнах, нетронутый белый снег на мостовой – всё настраивало на таинственный, мистический лад.

Подняли Улафа. Сонный мальчик уцепился за шею Ларса, но послушно поднёс длинную спичку к розовой свече Пастухов, которую Рике перед этим вставила в подсвечник. Теперь в нем горело уже три свечи, оставалось зажечь лишь одну – в последнее воскресенье накануне Сочельника.

Ларс с вечера уже собрал сумку и большущий рюкзак, которые он теперь отнёс в свою «тойоту». Ирма быстро одела Улле, и внедорожник отца покатился по спящему городу к порту. Свежий снег мягко поскрипывал под колёсами.

Провожающие столпились на пристани. Рике почти никого из них не знала. Большинство были приезжими – Берген, Ставангер, даже люди из Осло и Тронхейма. Тьоре расцеловали отца.

– Звони, – шепнула Ирма. Рике крепко сжала его ладонь.

Капитан дал гудок, и команда поднялась на борт.

Провожающие замахали руками, неразборчиво закричали. На «Морской борзой» подняли трап, отдали и выбрали швартовы. Рике махала изо всех сил, Ирма быстро перекрестила корабль и пробормотала что-то по-полянски. Даже Улаф пару раз дёрнул рукой. Фигура отца на борту ещё виднелась в темноте, он тоже махал им, уже не различая своих родных в небольшой толпе.

Судно отвалило от причальной стенки и, набирая ход, пошло по фьорду. Его белый силуэт почти сразу скрыла морозная мгла.

– Смотрите! – раздались вдруг возгласы на причале.

В чёрной воде, слегка посеребрённой лунным светом, появились скользящие тени. Спины животных еле заметно бликовали. По очереди они выпустили фонтаны воды, и «Морская борзая» ответила им тремя протяжными гудками.

– Киты, – выдохнул парень, стоявший рядом с Тьоре. Рике еще никогда не видела ничего подобного.

Толпа на причале стала расходиться. Ирма положила ладонь Рике на плечо.

– Ну, вот мы и одни, – вздохнула она. – Храни Йезус нашего папу.

– Да что с ним может случиться? – удивилась Рике.

– Вроде бы и ничего. Вот только не любят их китобои, – покачала головой женщина.

Машины разъезжались с портовой стоянки. Рике, севшая на переднее сиденье, обратила внимание на луну, сиявшую над Конгебергом. Картина, казавшаяся мирной и идиллической, после слов мачехи внушала теперь беспокойство и тревогу.

Дома Ирма понесла укладывать Улафа, и тут Рике вспомнила про тролль-камень, благополучно пролежавший в багажнике всю неделю. Она вытащила его из гаража, и, стараясь ступать потише, понесла в свою комнату.

Ирма прошла из спальни сына мимо неё в туалет. Рике переступила с ноги на ногу с камнем в руках, но мачеха её не заметила, хотя смотрела в упор.

Рике положила булыжник у своей кровати, и тут снова услышала шаги Ирмы. Мачеха стукнула в дверь и вошла в комнату.

– Ложись спать, Эрика, – устало сказала она. Часы на стене показывали начало седьмого утра. Светать в это время начинало лишь в полдесятого. – Можем теперь спать до обеда.

Рике кивнула, натягивая пижаму. Ирма коснулась её щеки губами, повернулась к выходу, и споткнулась о лежащий на полу тролль-камень.

– Матка Бозка! – воскликнула она. – Что здесь?

Ночник Рике бросал густые тени. Ирма включила свет.

– Господи, на ровном месте, – проговорила она. – А такое ощущение, будто об камень споткнулась.

– Там доска отходит, под ковриком, – пробормотала Рике. – Я папе забыла сказать.

Ирма пожала плечами.

– Тогда ходи осторожней. Напомнишь, я днём посмотрю.

– Хорошо.

– Добрых снов, Рике.

– Добрых снов, Ирма.

Как только женщина вышла из комнаты, девочка вылезла из-под одеяла и запихнула каменюку под кровать. «Так понадёжней будет», подумала она.

И снова показалось, будто в комнате кто-то хихикнул.

Из-за «отравления», поездки в хютте и сборов отца в плавание, Рике не приходила к своей наставнице почти месяц.

В эту субботу она собралась к госпоже Лунд совершенно без задержек – у Ирмы оказался выходной, и они с Улафом уже в десять утра уехали в гости к Ирминой знакомой. Отец звонил как раз накануне: плавание проходило спокойно.