Мария Чинихина - Тайна Белого Камня

— Ваша светлость!

— Ваша милость! Позвольте сопроводить…

Бедная Ильза едва не потеряла сознание от обилия ласковых слов, пиликающего звона скрипок, блеска драгоценностей и улыбок на лицах мужчин. У нее кружилась голова. Если бы не локоть Ансельма, она бы повалилась на траву.

— Давайте поздравим господина Жеана! — крикнула Ниоба. — Благодаря заслугам этого господина аббат Хаген смог вывести ведьм на чистую воду. И мой муж, Его светлость, поверил мне, законной жене, а не этим косматым злючкам!

— Ведьмы!

— Ведьмы!

Знать то хохотала, то срывалась на оскорбления. Эльзы больше не существовало для этих людей. Самозванка исчезла. Пропала. Растворилась в темноте и теперь сгниет в сырой камере. Была Ильза. Гости подхватили ее и вознесли на каменную площадку, где недавно стоял аббат, и она увидела, как под факельным светом блестят напудренные лица, как дамы восхваляют, жалеют, льют слезы и просят верить в добро и справедливость, как кавалеры спешат снять шляпы и поклониться, оказать почесть. У Ильзы кружилась голова. И Ансельма не было рядом. Он бы поддержал ее, поцеловал руку, подарил букет засохших цветов, и она оживила бы увядшие бутоны одной лишь силой мысли и признания.

Культ почитания Ильзы нарушила Ниоба. Ее светлость хлопнула в ладоши и сказала:

— И вас, Ильза, Его светлость признает и полюбит, едва поправится. Приглашаю всех в замок, праздник продолжается. По желанию Его светлости…

Ильза покорно шла теперь уже впереди своих служанок и молчала всю дорогу, пока ее не привели к покоям правителя. Его светлость лежал в кровати без сознания. Было темно, если не считать серой тени от огня в печи на витраже.

Ильза бывала уже в этой спальне. С каменными стенами и тремя окошками, сейчас наглухо запертыми. Она увидела руку своего отца, которая лежала поверх ватного одеяла. Лекарь в рогатой шапке находился в этой комнате постоянно.

— Как Его светлость? — поинтересовалась Ниоба.

— Без изменений, Ваша светлость.

— Извещайте меня.

— Как прикажете, Ваша светлость…

Камера

В темнице было холодно и сыро. Эльзу заточили в камеру с какой-то женщиной. У нее было худое лицо, волосы грязные и спутанные. От нее пахло гнилью. Сама узница походила на материализовавшуюся в тело слякоть. И она присвоила всю имеющуюся в камере солому.

Эльза села на сырой пол и прислонилась к стенке из почерневшего камня. С потолка капала вода. Ритмично. Небольшое окошко с железными прутьями пропускало слабый свет призрачной луны.

— Ее милость! — женщина подняла скрюченный палец и захохотала. — Чем же папашке-богачу не угодила? А?

— Замолчи, мерзавка! — приказала Эльза и закрыла глаза. Она пыталась уснуть. Сидя. Ложиться на голый пол никак не хотелось, хотя спина затекла. Эльза пыталась ощутить призрачного кого-то, но никого не оказалось рядом. Ни лика, ни светящегося пальца, ни даже поучительного шепота на ухо. И в висках не стучало, а Эльза поняла, что скучает по боли, по звону в висках и улыбкам горожан на улицах. Шар… Мэнни. На мгновение она увидела в черноте голубое пятно с мерцающей ниточкой и даже протянула руку, чтобы ухватить, поймать, но видение быстро пропало, а хохот грязной узницы помешал думать о чем-то подобном вновь.

— Гонору-то! Может, юбчонкой поделишься? А то жестковато… Как миску принесут! Вот я поиздеваюсь… Но башмачки с камешками приберу. А ну…

Женщина расправила лохмотья. Поднялась, потянулась. Вздохнула, в два шага оказалась рядом с Эльзой и стала стягивать с маленьких ножек нарядные туфельки. Эльза не реагировала. Ей было все равно. Мир для нее померк. Эмори Уилл пропал, магических сил больше не было, сад захватило черное облако, а папа разлюбил.

— Папочка, — прошептала она. И горячая слеза потекла по щеке. — Я очень плохо вела себя, папочка, прости меня… Ты только поправься, слышишь? Я не для себя прошу, ты разлюбил меня… Просто поправься…

— Эй, че несешь-то? Папочка ей… — Женщина стянула с ноги Эльзы второй башмак и оба спрятала под сеном.

Потом девушку обдало ледяным ветром. Черное облако явилось и расправило свой плащ. Пауки поползли по каменным плитам и вытянули усики. Лапки. Эльза уставилась в мягкие складки бордовой ткани и увидела маму в кресле отца. А у ног её сидела Ильза. И роскошное платье было украшено золотой нитью и переливалось на свету от обилия драгоценностей.

Ансельм веселился с друзьями из Академии. В глазах сочинителя блеснул огонек, который вернул парня к прежней жизни. Он поднял кубок с вином и брезгливо глянул на отца, едва Милтон Джон вошел в танцевальную залу. Ниоба освободила его от должности, но по просьбе будущего зятя позволила бывать советнику Его светлости в замке.

Земля ушла из-под ног у Эльзы. Казалось, она добровольно упадет в объятия черного облака, расскажет секреты, а после из васильковых глаз хлынут горячие слезы сожаления. Обильные. Пустые. Ничего не значащие.

— Чего вы хотите?

— Того же. Идете к Белому Камню. Отдаете силу. Я лечу папеньку. Леди снимают с его шеи раскаленные цепи. И вы свободны. Сами помочь ему не сможете.

Господин Жеан оглядел камеру и увидел мелькнувший хвостик крысы. Крыса копошилась в сене, где лежала узница в лохмотьях.

— Я настаивал на более подходящих покоях, но матушка… Пардон, уже не матушка распорядилась относиться к вам построже. Аббат Хаген поддержал. Хорошо, что хоть отговорил пустить вас по рукам гвардейцев Дюре… Так что же, Ваша милость?

Жеан присел на колени и сложил обе руки в бордовых перчатках в замок. Лицо Эльзы побледнело. Круглые щеки покинул румянец. Губы высохли, а пудру на плечах заменила черная копоть, капающая вода пропитала мутью платье и белые чулки. Золотистые волосы растрепались и потеряли блеск. Эльза хотела пить. И есть. То, что принесли в жестяной миске, — помои из гнилой капусты и редьки — она вылила в окно. После, под хохот старухи, ее стошнило. Она сдернула верхнюю юбку, сделала подстилку и легла — грубо, но не сыро.

— Как хотите, — пробормотала Эльза холодным расчетливым голосом. — Я пойду с вами. Только требую взамен не только выздоровление отца, но и свободу Тильде и седому старику.

— О, да! — черное облако встало. — Загляну утречком. Чтобы решение на свежую голову далось. Казнь в полдень. Суд был, но вас забыли позвать, Ваша милость! Все желают смерти самозванке и дочери ведьмы! Все. И фермеры, и знать!

Господин Жеан ушел. Стражник опустил железные прутья, и Эльза услышала лязг. Да, звон в висках был приятнее. Когда-то.

— Малышка, порезвимся? — подмигнул толстяк-гвардеец и зазвенел ключами на поясе.

Эльза бросила в него заколку.

Старуха проснулась:

— Спать-то дашь, дорогуша?! А что за хмырь был? Статный такой…