Мария Чинихина - Тайна Белого Камня

У мерзавки даже сена не было. Она сидела на голом полу. Опустив голову со спутавшимися кудрями. Бледные руки были закованы в тяжелые кандалы. А юбка платья (еще с праздника) теперь служила накидкой храпящей у окна узнице с пахнущими гнилью космами. Старуха проснулась, едва Ильза заговорила.

— Опять гости! Я высплюсь или нет?

— Молчать! — велела Ильза, и сокамерница Эльзы отвернулась к черной стене.

Эльза подняла глаза, налитые печалью и гневом одновременно. Ильза удивилась отсутствию синяков и царапин. Сырая камера с крысами — недостаточное мучение для той, которая украла счастливое детство и любовь правителя.

— Отец всегда любил только меня. Ясно? Всегда! И все в замке знают об этом! — крикнула Эльза и в истерике захохотала. Ильза приподняла юбку и мигом выскочила в коридор. Она неслась по закопченным переходам, задыхаясь, гвардеец с факелом за ней. Теперь ее не пугали ни темнота, ни крысы, ни скользкие ступеньки, ни черный камень стен. И воздух казался другим, чем-то пропитанным.

— Прикуйте ее. И руки повыше, — велела она гвардейцу.

— Но…

— Выполняйте.

После Ильза вышла из башни и велела доставить ее в замок. В полдень с ведьмой будет покончено. Навсегда. Она добилась своего. И уже сидя на мягких подушках в носилках, Ильза в очередной раз поцеловала колечко в виде трехзубчатой короны.

Папа! Папа! Папа!

Милтон Джон устроил узнице встречу с отцом. Было рискованно, но бывший советник смог доставить Эльзу в замок. Он подкупал каждого, кто мог помешать им, он боялся, когда они вдвоем шли по арочной галерее. Обитатели замка спали в своих комнатах, но по коридору гулял сквозняк, и Эльза вздрагивала от любого шороха. Вот ниша, где они прятались с Эмори Уиллом… А под этим витражом Ансельм поздно ночью, в кромешной темноте, играл на флейте и читал ей сцену из акта… А на этой ступеньке она столкнулась с худеньким священником в серых одеждах и стертых башмаках, покрытых пылью. Он прихрамывал на левую ногу и опирался на деревянный посох. Левая щека была изъедена едва видимыми морщинками, а правую покрывали рыжие пятна. Отец с позором выгнал его из приемной и прошение выделить средства на постройку обители не одобрил. И аббат Хаген не оказал содействия, одарил бумагой с сургучной печатью, содержание которой было пустым и ничего не значило, и велел близкому другу смириться и ждать. Но глаза, поднятые на дочь правителя… Эльза увидела, как в них залучился свет, едва священник поцеловал крестик, а после вытянул сухую руку и, забыв о приличиях и рискуя быть наказанным, коснулся ладошки Ее милости на глазах у нянек и леди Эдмон и улыбнулся. Эльза хотела кричать, топнуть ножкой, но увидела искрящееся мерцание где-то у окна — шапкой этот комок осел у серой колонны — и позволила священнику уйти. Леди Эдмон впервые похвалила и назвала её хорошей девочкой…

— Ваша милость! — крикнул на радостях Гастон, обнял Эльзу и отвел в спальню черным ходом, чтобы не видели гвардейцы и плечистые слуги. На ночь они снимали белые шапки с пером, меняли штаны свободного кроя на облегающие, надевали кольчуги и брали в руки копья. Кошелька с золотом у Милтона Джона не взял только верный отцу слуга.

— Его светлость увидит вас и сразу поправится. Я верю!

После Эльза вошла в комнату с опущенными шторами. Горела единственная свеча. На подоконнике. Отец лежал на кровати с резной спинкой без движения. Укрытый любимым одеялом. Только вот на голове не было колпака с кисточкой.

— Папочка! — прошептала Эльза и присела на самый край кровати. Подложила ему под голову его любимую подушку — оборка к синей наволочке была пришита криво, но папа бережно хранил ее. Единственную поделку Эльзы. Как она тогда старалась… Хотела удивить к возвращению из похода. Отец одарил дочь сундуками с тканями и драгоценностями, Эльза же вручила ему наволочку и поцеловала в лоб.

Сейчас отец не зашевелился от теплого поцелуя дочери. Даже не моргнул. Рядом стоял круглый столик. А на нем кувшин с холодной водой, два льняных полотенца были небрежно брошены на изголовье — сухое и смоченное.

— Прощай, папочка, — сказала Эльза и покинула спальню отца.

Это было ночью. На рассвете явилась Ильза, за ней — черное облако. Оно опять предложило сделку. Эльза молчала.

— Ваша милость, ответьте согласием. Иначе пущу в камеру роту гвардейцев, и от вас живого места не останется. Леди Алисия заточила цепи с шипами. Леди Энн повесила их на шейку Его светлости. Знали бы вы, чего мне стоит сдерживать трех разъяренных девиц, брошенных вашим папулечкой…

Эльза опять ни слова не произнесла. Отвернулась к стене. На самом дальнем камне появилось белое пятно. Она смотрела туда и ждала конца. Как спасения. Больше ничто не держало её на этой земле. Только вот солнце бы увидеть и глаза того священника. И она увидела все, что желала. В полдень. В этот день было нестерпимо жарко. Пекло спину. Ее гнали по центральной улице к месту казни. В переулках собралось очень много людей. Они липли к стенам низеньких лачуг, прятались за бочками и плетеными корзинами, не боялись кидать в неё гнилые помидоры, выливать из кастрюль помои. Одной женщине в переднике удалось пробраться сквозь отряд гвардейцев и выплеснуть содержимое чана Эльзе на голову. Что-то болотного цвета, теплое… Маслянистое. Мерзкое. Это прикосновение… Эльза подняла голову и увидела лучи… Они золотили ее солнце. Оно искрилось по округлому краю. И она кружилась в танце рядом с Тильдой под музыку серебряной флейты. Папа наблюдал из-за ствола дуба за ними… В толпе раздался хохот. Хохотали торговцы, их дети, вельможи, фермеры. Истерика захватила абсолютно всех.

Не смеялся только аббат Хаген. Он восседал на деревянной трибуне, возведенной на главной площади, и беседовал с Ее светлостью. Господин Жеан стоял рядом и тоже о чем-то думал — он никак не мог понять, почему дочка правителя не сломалась — ее не пугала возможная гибель отца по ее вине, как и неопределенное положение Тильды. Тильде тоже было несладко. Он пытал ее в образе черного облака в подземелье, не в этом мире. В ее собственном саду. Обитатели каждый день выходили на берег молочной реки, срывали с дерева плоды, познавали искаженные по смыслу истины и изучали, как причинять людям зло. Самых способных господин Жеан выпускал в мир людей, и мальчики в черных одеждах и шапках по его приказу провоцировали хотевших помириться горожан на драку, разнимали руки тех, кто желал помочь, и подсовывали вместо кубка с пенистыми напитками чашу с ядом. И никто не слышал тихих стонов за кустарником, никто не удивлялся слезам и печали. Никто не спрашивал, где Тильда.

— Ушла в тот мир. И все. Скоро вернется.

Черное облако внушило им, чтобы они так думали. И обитатели сада веселились. Не было даже Седого. И его подозрительное исчезновение волновало господина Жеана. Старик мог найти свою дочь и в домике с голубой крышей, и под землей. Куда же тогда он пропал?