Мария Чинихина - Тайна Белого Камня

Правитель Тиль опустил глаза.

«В ту ночь лил дождь, и я задушил своего ребенка от Ниобы. Завернутую в одеяльце крошку принесли, едва она родилась. Что на меня нашло — не понимаю, но я не мог смотреть на черные, казавшиеся пустыми глазницы и странное лицо. Зрачки младенца пылали огнем. И взгляд мне показался косым. Угрюмым. И носик был острым, таким острым, как клюв птицы. А потом Эльза… Она шевелила ножками, кричала и просилась на руки. Хотела, чтобы ее покачали.

— Сейчас, малышка, папа сейчас придет.

Я взял подушку и прижал к лицу ребенка Ниобы. Ребенок перестал дышать. Тогда я завернул его в одеяльце и понес к озеру, к Белому Камню. Прямо там и зарыл. Не было никаких гвардейцев со свертком. Я сам закопал его. Разрыл яму, провалился в грязь. Лил дождь. Ливнем. Стеной. Рубаха прилипла к телу. Уже мокрым я вернулся в комнаты. Гастон отпоил чаем и сказал:

— Все ждут. Можно заходить в детскую?

Я кивнул. И знать увидела Эльзу. Потому что я захотел так. Сам. Не по ворожбе Тильды и не под влиянием музыки флейты. Я сам сделал дочь Тильды наследницей.

Знаю, обо мне ходят легенды, я злой и жестокий, что ж, возможно, кто-то и прав в суждениях и домыслах. Но, согласитесь, сложновато удерживать авторитет, если нет строгости. Я держу в страхе окружение? Может быть. Только легко ли выжить в замке, который вроде принадлежит тебе, а вроде и не тебе, когда собственная жена предает, а затем к ней присоединяется этот господин, тот господин, начальник гвардии, аббат Хаген?.. Все они искали более выгодное положение при ее режиме. И какое будущее тогда ждет мою Эльзу, если я сдамся?»

— А сейчас вы обо всем забудете, — Седой моргнул. — Но о смерти ребенка Ниобы вы будете помнить всегда. Доверьтесь, прошу. В ту ночь, когда вам стало плохо, вы не видели Тильду и пропавших леди. Они не причинили вам зла.

— Не причинили, — повторил завороженный голосом Седого Тиль. Глаза слипались, а мелодия… Эта мелодия… Убаюкивала.

— Вы сообщите на площади, что Ильза не ваша дочь.

— Не моя дочь.

— Вы снимете с ее руки кольцо, и все поймут.

— Поймут.

— Кольцо Ильзе подарил господин Жеан.

— Господин Жеан.

— Эльза — не дочь ведьмы. Ее оклеветал аббат Хаген.

— Оболгали.

— Место аббата займет его друг священник.

— Займет.

— Вы достроите обитель.

— Дострою.

— Аббат будет изгнан.

— Изгнан.

— Ниоба будет считать Эльзу дочерью, как было всегда. Я позабочусь.

— Позаботитесь…

— Вот и славно.

Седой поднялся с кушетки, открыл портал и исчез, а Тиль очнулся. В печке пылал огонь, и за мозаичными окнами воцарилась тишина. Было тихо. Очень тихо. И думалось легче. Он даже удивился, что упустил какую-то важную мысль.

— Этого никогда не было, — произнес правитель Тиль и велел Гастону пригласить Ильзу.

Ложь

Она явилась в его приемную. В нарядном платье с оборками. Только пепельные волосы не блестели, а маленькие руки тряслись, и она прятала от правителя безымянный палец. Но он встал, вернее, Гастон помог ему подняться, потому что он заходился от кашля и с трудом дышал.

Правитель горой возвысился над служанкой дочери, и черная тень накрыла Ильзу. Она покачнулась на мягких каблучках. Губы задрожали, а он схватил ее за руку, стянул колечко в виде трехзубчатой коронки и снова надел.

— Ваш разум смутили. У наследников ключ не снимается. Видите? Кольца нет, только коронка.

Правитель показал свою руку. Железно-жилистую, немного окоченевшую от долгого лежания.

Ильза зарыдала, бросилась к ногам и умоляла помиловать.

— Он сказал мне, что никто не узнает! Никто! Я так хотела получить вашу любовь, что и сама поверила. Он дал мне кольцо, он! Друг Ее светлости.

— Знаю. — Правитель велел Гастону снова усадить его в кресло. Стены приемной уже давили на него, он хотел на свободу, но не получалось выйти даже в кабинет. Стол запылился, а какой-то паж играл во дворе, бросил камень и разбил витраж. — Именно это ты и скажешь днем на балконе. Взамен получишь замок в союзной стране и земли. И чтобы я больше о тебе не слышал. Ясно?

— Благодарю, Ваша светлость.

Ильза поднялась с колен, вытерла слезы и побежала прочь из его приемной.

— А руки Ее милости пострадали по вине Ильзы, — Гастон подал голос и принес жестяную чашу с теплой водой. Он стал брить своего господина.

— Милтон Джон доложил уже. Пока ограничимся высылкой. После посмотрим.

— Как будет угодно Вашей светлости.

— Как моя жена?

— Отдыхает. Леди Ива докладывает — билась в истерике, ничего не помнит. Под нижней юбкой круглую подушечку обнаружили.

— Догадывался…

— Господин лекарь уверяет — лихорадка пройдет, и Ее светлость придет в себя.

Гастон подготовил правителя к обращению к народу, и на балконе здания на главной площади, под рев толпы, требующей немедленного наступления на горцев, Тиль снял с пальца Ильзы кольцо и заговорил громким басом:

— Ильзу ввел в заблуждение тот, кто подарил кольцо на удачу. Только у ребенка, рожденного от меня, снять его невозможно.

Толпа в переулках умолкла. Блеснули на солнце серебряные плащи. Знать тоже молчала. Ильза стояла смирно. Ей обещали прощение, если она сделает все, как прикажут. И Ильза терпеливо ждала. Лучше так, чем темница с сырыми стенами, сеном, крысами и царапающими пол кандалами.

— Это был мужчина, — крикнула она. — Я не помню его лица. Но у него был бордовый плащ. Он поймал меня на кухне, а в коридоре подарил кольцо. Он сказал, что оно принесет мне удачу, и я поверила… Поверила…

— Мы прощаем Ильзу, — теперь слово взял правитель Тиль. — И найдем виновного.

Толпа опять загудела. Прилавки из пересохшего дерева в этот час пустовали. Безбрежно-широкие поля тоже. На площадь пришли и фермеры в синих шапках, и торговцы маслом, мясом, мукой.

— Ведьма! Ведьма! — скандировали многие.

Очередная ложь. И ложь текла по рядам, касалась остроконечных шапок, кисточек на передниках, квадратных каблуков. Ложь пропитывала выпачканные копотью или песком губы, ложь пряталась в лучах полуденного солнца, ослепляла. Правитель Тиль поднес безжизненную руку к воспаленным глазам. Его ладони бороздили морщины, как на поле лучшего фермера, который сейчас забрался на бочку у дома с железной крышей в самом крайнем переулке и закричал что есть мочи:

— Ведьма! Ведьма! Не пустим в замок ведьму!

И люди поверили тому, кто катил по утрам повозку и пел веселую песню. И песня летела на непокорном ветру, листва ясеня шептала свою музыку, а он слышал призрачный шепот, и песня выливалась из его уст. Фермер пел так, что гармоничная мелодия цепляла и остальных. Всех, кто появлялся на пыльной дороге в знойный полдень. Дочь в белой косынке останавливалась и подавала отцу кувшин с парным молоком, толстый сосед в желтом переднике желал доброго дня, а заботливая жена, закутанная в теплый платок, встречала поздним вечером у деревянной калитки.