Рэт Уайт - Героиня

- Ты же слышал про мою маму, верно?

- Да, слышал, - сказал Майк. Несмотря на его устрашающие размеры и репутацию, та чуткость, которую он иногда проявлял, была искренней. - Мне очень жаль это слышать. Всем нам. Твоя мама - хорошая женщина. Как она?

Тоня бросила взгляд на его бригаду. Одни лица были ей знакомы, другие - нет. Некоторые кивнули ей, произнеся слова поддержки. Она тоже кивнула им и снова повернулась к Майку.

- Не очень хорошо, но с ней все будет в порядке. Но я хочу попросить тебя об одной услуге. Для меня это очень важно.

- О чем именно, детка? Ты же знаешь, я тебя всегда прикрою.

- Твои парни не присмотрят за маминым домом для меня?

- Не вопрос. Могла б даже не просить. Никто к ней не сунется. Все на районе реально уважают твою маму.

- Знаю. Знаю и ценю это, но теперь она будет на домашнем лечении. После инсульта она плохо передвигается. За ней ухаживает сиделка, светлокожая медсестра, по имени Нацинет. Не знаю, кого еще пошлет дом престарелых, но...

- Никто их не тронет, - сказал Майк. - Даю слово.

- Спасибо.

- Не вопрос. Передай маме, что я ее люблю.

- Договорились. Береги себя, Майк. Надеюсь, что скоро увижу тебя в пригороде.

Майк рассмеялся.

- Да запросто.

Тоня крепко обняла его, и у нее перехватило дыхание. Она была уверена, что в следующий раз увидит Большого Майка скорее на его собственных похоронах, чем на собрании жителей района. Она ненавидела эти улицы, за то, что они делают с людьми. И каждый день благодарила мать за то, что та помогла ей выбраться отсюда. Тоня тоже хотела вывезти мать из этого района. Но по каким-то причинам та отказывалась уезжать, как и все остальные местные старики. Почти все, с кем ее мама училась в школе и колледже, с кем ходила на марши протеста, с кем попадала в полицию, продолжали жить здесь же, в тех же домах, в которых они выросли. Тоня не понимала этого. Несмотря на все теплые детские воспоминания, она скорее переехала бы на Юг, чем вернулась обратно в эту наводненную наркотиками зону боевых действий.

Тоня повернулась и направилась обратно к своей машине.

Глава восьмая

Нацинет стояла у окна гостиной и наблюдала сквозь занавески, как Тоня садится в машину и уезжает.

Нахмурившись, она окинула взглядом окрестности. Какой же гадюшник. Столько достичь в жизни - если не принимать во внимание криминальное прошлое - и жить в такой клоаке! Нацинет не понимала, почему людям уровня Адель хочется здесь жить. Они же превращали все это движение за гражданские права в фарс. Жаловались на дурное обращение спустя сто сорок лет после окончания рабства. Ныли, что не могут получить работу, которую, по их мнению, они заслуживают, и все равно оставались жить в этих насквозь криминализированных районах, где все друг друга грабят. Если Адель Смит действительно так долго помогала городской молодежи, а также вдохновляла других чернокожих делать то же самое, почему в старых районах таких крупных городов, как Филадельфия, по-прежнему свирепствует преступность? Почему бы этим людям не оторвать свои задницы и не сделать что-нибудь со своими жизнями, вместо того, чтобы скулить и жаловаться на дурное обращение?

Размышляя об этом, Нацинет понимала, что в том, что следующие пять дней ей придется ухаживать за этой бесполезной старухой, нет ничего хорошего.

Это приводило ее в бешенство. С такими же людьми ей ежедневно приходилось иметь дело в реанимационном отделении. Это - те же самые люди, которые...

Нацинет быстро отошла от окна и принялась расхаживать по гостиной. Ее взгляд проскользил по комнате - по дивану и мягкому креслу, телевизору, журнальному столику с фотографиями в рамках - и остановился на предмете, напоминающем награду. Нацинет взяла награду и прочла надпись. За особый вклад в движение за гражданские права. Премия НАСПЦН.

С улицы донеслась полицейская сирена, вскоре к ней присоединилась еще одна. Возможно, очередное убийство. В городе столько всякого зверья - как крыс, набившихся в клетку. А когда в клетке собирается столько крыс, они начинают драться и истреблять тех, кто слабее. Естественный отбор.

Чем их будет меньше, тем лучше, - подумала Нацинет, направляясь в главную спальню.

***

Последние пару минут Адель медленно вступала в фазу бодрствования, и, наконец, открыла глаза. Она знала, что находится в спальне и знала, что Тони здесь нет. Последнее, что Адель помнила, - это разговор с Тоней в больнице. Дочь сказала ей, что постарается побыть с ней в квартире, пока она не проснется, а потом еще заскочит на неделе.

"Сейчас мне нужно ежедневно бывать на этих заседания совета, а Джеральд проводит занятия по вечерам", - сказала она ей. "Я постараюсь отправить к тебе Тесс, а сама появлюсь, наверное, не раньше пятницы".

Сегодня у нас что? Понедельник? Их разговор состоялся этим утром, затем медсестра дала ей какое-то снотворное. А потом Тоня сказала, что поедет за скорой до ее дома.

И вот она у себя в квартире.

Но здесь был кто-то еще, и Адель попыталась повернуть голову и посмотреть, кто же это. Левая половина у нее полностью онемела, и потребовались значительные усилия, чтобы переместить правую руку в более удобное положение на животе. Она смогла немного сдвинуть голову. Потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к тусклому свету. Светлокожая женщина в форме медсестры вошла в комнату и приблизилась к койке. Сиделка.

Не глядя на Адель, медсестра проверила пульс и стала делать какие-то записи в карте. - Хорошо спали? - спросила она. - Как вы себя чувствуете?

Адель попыталась ответить - ...рошо...

Медсестра продолжала что-то писать. - Отлично. Примерно через час я приготовлю ужин. Куринный суп.

- Бума... гу... - с трудом произнесла Адель. Медсестра посмотрела на нее, и Адель жестом указала на блокнот и ручку, лежащие на комоде. - Ручку.

Медсестра взяла бумагу и ручку и положила их Адель на живот. Адель схватила ручку и начала писать. "Извините, у меня нарушена речь. Как вас зовут?"

- Меня зовут Нацинет Зенави, - сказала медсестра.

Адель улыбнулась. По крайней мере, попыталась.

"Какое красивое имя", - написала она. "Дайте угадаю... эфиопка?"

Медсестра на долю секунды нахмурилась.

- Нет. Я - эритрейка. Две разные страны.

Теперь настала очередь хмуриться Адель. Она снова написала. "Простите. Это - моя ошибка. В той стране произошло столько трагедий... столько перемен..."

- На самом деле, не важно, откуда я, - сказала медсестра, перехватив ход ее мыслей. - Я здесь, чтобы ухаживать за вами в течение следующих пяти дней. Вам что-то нужно?

Адель задумалась, стараясь не показывать озабоченность. Ее смутил резковатый тон в голосе женщины. Она перелистнула листок в блокноте и написала: "Когда начнется моя физиотерапия?"