Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

Эдгар тотчас же послал одного из негров за повозкой, велев немедленно пригнать ее как можно ближе к берегу. Через полчаса миссис Блэквилл уложили в коляску и отправили домой с тремя провожатыми. Сам Эдгар все порывался ехать с ней, но Маргарет Блэквилл строгим тоном остановила его, приказав продолжать преследование мерзавца, укравшего ее единственного внука. Как только коляска с больной скрылась из глаз, Добсон вздохнул свободнее – ему приходилось нелегко рядом с чванливой старухой. Он, конечно, тоже устал от бесплодных блужданий по желтой топкой почве, но Эдгар Блэквилл устал еще сильнее, к тому же пребывал в отчаянии, и Добсон наслаждался его униженным, зеленым от недомогания и тревог лицом, нервными движениями, точно он хватался за воздух в робких попытках удержаться в сознании. Добсон чувствовал себя хозяином положения. Он знал, что легко может манипулировать Эдгаром, захочет – тотчас заставит его вернуться в поместье или будет продолжать вести его туда, куда сочтет нужным.

– Жаркий денек сегодня, не так ли? – начал он плести паутину, положив руку на плечо Эдгару, как старому приятелю. – Думаю, нам стоит поступить следующим образом…

И в эту минуту из-за поворота реки в поле их зрения возникла лодка. Эдгар и Добсон вскрикнули одновременно – они увидели ребенка!

– Эдгар! Смотри, смотри!

– Господи! – воскликнул Блэквилл с перекосившимся от потрясения ртом. – Сыночек… Стой, стой, сыночек! Люди, остановите!

«Что за кретин, – поморщился Добсон, – бездарный, растерянный олух». Двое негров бросились в воду и поплыли к лодке, намереваясь остановить ее и пригнать к берегу. Другие, более осторожные, остались на берегу, громко подбадривая своих товарищей и забрасывая их беспорядочными, бессмысленными советами. Но нашелся-таки один, который молчал, – он увидел шляпу, медленно плывущую следом за лодкой, и вспомнил, на ком он видел эту шляпу. Страх ли запечатал его уста или опасение подвергнуться насмешкам в случае, если он обратит внимание своих товарищей на шляпу, – но он молчал.

И случилось неожиданное. Один из негров, подплыв вплотную к лодке, вдруг забился, словно в судорогах, и исчез под водой. Его напарник прекратил грести, неуверенно озираясь по сторонам – явно не зная, что предпринять.

– Назад! – закричал тут до сих пор молчавший парень. – Плыви назад! Он там, там, под водой! Спасайся!

Однако было поздно. Невидимый хищник расправился с беднягой так же, как с его приятелем, – без единого звука мужчина скрылся под водой.

Лодка между тем начала двигаться вдвое быстрее, словно бы кто ее подталкивал сзади. Мужчины бросились в погоню – да где там! Не догнать – притом же река множество раз петляла, а топкие, болотистые ее берега затрудняли движение – ноги вязли, сбивался шаг. Запыхавшиеся преследователи вскоре осознали свою беспомощность. Последние лучи солнца ласкали горизонт, мешая розовый и сиреневый цвета, – мужчины приняли решение заночевать тут же, на берегу.

Костер, разведенный из сухого камыша, горел высоко в сухом воздухе, взметая алую луковицу пламени до самого неба. Добсон спал вполглаза, чутко, как кот, время от времени поглядывая на Эдгара Блэквилла, который, раскинув широко руки, лежал на спине, глядя на звезды с отчаянием. Он уже не думал ни о раздоре матушки с внучкой, ни о чем – Патрик занимал все его мысли. Словно молясь, словно высказывая звездам свою боль, он весь изливался в черное, глухое небо. Негры меж тем затянули песню – длинный, заунывный мотив почти без слов, лишь пара строчек припева шелестела на толстых губах, как сухая трава. Усталость, боль в ногах, страх за сына – или бесконечная песня рабов тому причиной – Блэквилл уснул мгновенно, даже не ощутив перехода в забытье. Ленни улыбался в полудреме и лениво репетировал, воображая себя спасителем маленького Патрика, составлял речи, подбирал фразы, которые он адресует – Мамаше Блэквилл или мистеру Блэквиллу. Он представлял себе то выражение лица, которое надобно будет выбрать из сотни других выражений, позу, жесты – так, будто это случится не с ним, а с манекеном, куклой, которую надо поудобнее разместить в витрине галантерейного магазина. Ленни Добсон тоже был магом в своем роде, но использовал в роли зомби самого себя. Человеку, настолько привычному ко лжи, как Добсон, не было нужды задаваться лишними вопросами, он без колебаний входил в роль, которая могла принести наибольшие выгоды, и без колебаний оставлял ее, когда она теряла актуальность. Звезды входили в силу, проступая все явственней, подобно сыпи на коже зачумленного, и сон незримо ковал призрачные оковы для усталых людей. Никто не заметил, как, тихо плеская веслами, мимо затухающего костра проплыла еще одна лодка, в которой сидели Ребекка, Соломон и Вивиана.

Вот уж кому действительно было не до сна! Могло показаться, что они забрались уже достаточно далеко от дома, но река петляла густо, и даже самый опытный кормчий не поручился бы за то количество миль, что были пройдены.

– Эта тварь никогда не спит, – проворчал Соломон, в раздражении бросив весло. – А я бы вздремнул.

– Но как мы тогда нагоним Вернона? – возразила Бекки.

– Кто сказал, что мы его нагоним? Мы не койоты, чтобы видеть в темноте! Слабеют руки, слипаются глаза… Нам необходимо пристать к берегу.

– Ты же не собираешься спать! – растерялась девочка.

– Именно собираюсь.

– Как же так! А мне что делать? Оставаться наедине с этой… с этим…

– Настоящий колдун ничего не боится! Настоящая мамалои не знает страха! – расхохотался старик.

Девочка сердито надула губы и отвернулась. Лодка пристала к берегу. Располагаясь на ночлег, Соломон предусмотрительно подтянул поближе к себе обнаженный мачете, а девочка и вовсе устроилась в ветвях старого баньяна, свернувшись клубком в перекрестье трех мощных ветвей.

Вивиана же молча сидела, как странная кукла, тараща глаза, круглые, как луны, в непроглядную тьму. Так прошла ночь.

Поутру Эдгар Блэквилл проснулся первым, вскочил, рассеянно огляделся вокруг, не помня себя, и стал теребить прикорнувшего неподалеку Добсона, поднимавшегося с явной неохотой. Грубая мина немедленно ичезла с лица Добсона, уступив место выражению сочувственной заботливости, едва он столкнулся взглядом с бледным от душевного потрясения Эдгаром. Приободряя своего будущего тестя, Добсон быстро собрался, принес ему воды умыться и почистил платье от пыли (в холщовой сумке он носил постоянно с собою всевозможные щеточки, гребенки, ваксу и другие хозяйственные мелочи – с одной стороны, будучи чистюлей, с другой – приучившись к походной жизни за годы своих странствований и афер). Он ухаживал за Эдгаром, как родной брат, проявляя настойчивость и такт в разумных пропорциях; Эдгар блуждал мыслями далече, печалясь то о своем сыне, то о больной матери, от которой не имел никаких вестей.