Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

— Пойдём поссым на улицу! — шёпотом предложил Серёга.

— Иди и поссы, чё, очкуешь один выйти? — и Борис, перевернувшись на другой бок, снова закрыл глаза.

Серёга снова толкнул его, на что тот протестующее громко замычал. Проснулась Алёна, приподнялась на локте, оглядывая помещение из-за спины Симака. Увидев «расчехлённого» Левинца она громко засмеялась, снова улеглась в кровать.

— Вставай! — уже в голос продолжал будить Бориса Серёга.

Разговор друзей разбудил и Симака, в пол оборота он повернулся к мешающим спать товарищам, усмехнулся, увидев Левинца с тёмным отпечатком подошвы ботинка на розовой заднице:

— Чего шумите?

— Да вот, бужу товарища, для коллективного утреннего туалета! На свежий воздух охота, иначе подохну, камрад! — как бы оправдываясь, говорил Серёга.

— Чего за блажь, сортир же есть, прямо по коридору и налево! — возмутился Симак.

Серёга неуверенно затоптался на месте, как бы собираясь с мыслями. Наконец, справившись со своим смущением, он тихо сказал:

— Да тут ещё сон приснился, будто солдат меня тянет за руку, тянет по коридору к выходу, будто что-то там есть очень важное!

— Фаш или Вовчик? — спросил с виду спящий Борис.

— Бредишь уже? — спросил Серёга, глядя на продолжающего лежать с закрытыми глазами Бориса. — Но ничего, я тебя вылечу — у меня и таблетка есть, девяти граммовая!

— Такими пилюлями сам лечись, я жидкими лекарствами лечусь! — ответил тот, поясняя: — «Фаш» — в смысле фашист, а «Вовчик» — Наш.

— Солдат Наш был. А почему «Вовчик»?

— Потому что «ВОВ», Великая Отечественная война! — устало разъяснил Левинц.

— Ты ссать пойдёшь? Кстати, рот меньше открывай, чтоб от сквозняка через ливер не простыть!

Борис приподнялся на локте, и с возмущением оглядел своё голое тело.

— Кто меня оголил? — спросил он с возмущением, глядя то на Симака, то на Серёгу, будто бы это они его раздели.

— Забыл что ли? Ты же вчера нагишом тут вытанцовывал под песню «Крошка моя», чего, не помнишь? — Серёга ехидно улыбался.

Борис растерянно посмотрел на Симака:

— Камрад, что, было?

— Давай одевайся! — оборвал его Беркут. — Шнеля — шнеля, арбайтен, забака!

— Гитлер капитулирен! — отозвался Левинц, натягивая серую шинель с молниями «СС» в петлице на голое тело. Засунув ноги в немецкие ботинки, он лихо набросил на голову фуражку с черепом и орлом.

— Ты в натуре вылитый Гитлер, рука так и чешется пристрелить! — заметил Беркут.

— Если чешется рука это или к деньгам, или пора подрочить! — предположил Левинц. — В твоём случае думаю второе.

— Слышь, ты, остряк, я терплю тебя только из-за Симака, иначе давно бы тебе «капут» устроил. Так что в ноженьки ему кланься!

— Хорош ругаться, пошли Серый поглядим, что там на воздухе! — предложил Симак, от чего-то напрягшись.

Может быть от того, что его сны в последнее время носили какой-то таинственный, указательный характер.

— Стволы на случай возьмите… я автоматы имею в виду! — пояснил тот, и на лицах друзей появились улыбки.

— Не вопрос! — Борис легко подхватил готовый к бою стоящий в углу Серёгин «МР-40», передёрнул затвор, и передал автомат владельцу, оглянулся, посмотрел на укутавшуюся в одеяло Светку, подошёл, слегка поправил одеяльце, приговаривая:

— Спи, милая фройлин, Левинц скоро вернётся, и мы вместе будем делать «дастиш-фантастиш!»

Они шли по коридору, шлёпая армейскими ботинками по мутной воде. Левинц нёс пулемёт, барабанный магазин которого, имеющий вместимость в семьдесят патронов, был закреплён слева. Пулемёт имел специальную съёмную ручку, для стрельбы с рук. На ствол пулемёта был нацеплен зенитный кольцевой прицел: большой круг со скрещенной прицельной сеткой в виде креста.

— А это ещё что? — спросил Симак, ткнув пальцем на выглядевший нелепо прицел.

— Да это я тут на складе нашёл! — ответил Борис. — Пусть будет, на удачу!

Шли молча. Наконец они дошли до конца коридора, упёршегося в металлическую лестницу, ведущую в первый «ДОТ».

— Серый, — шёпотом обратился Симак другу, — Ты стой тут, на лестнице, если что — дверь изнутри закроешь!

— Не, Симак, давай ты будешь дверь держать, а мы с Борисом выйдем. У меня автомат и граната — у Бориса пулемёт, а у тебя нога ранена! Ты на двери, Борис прикрывает, я выхожу! — сказал Беркут.

— Лады, ну что, раз, два? — и тут же дверь заскрипела, отворяясь и наполняя помещение свежим воздухом.

Серёга открыл дверь и вышел на улицу, следом пошёл Борис, осторожно водя стволом пулемёта из стороны в сторону. Через несколько минут Левинц сказал:

— Порядок, камрад, всё чисто!

Симак поднялся по лестнице, только сейчас почувствовав тупую боль в ноге, которая под землёй совсем не чувствовалась. Вышел и огляделся вокруг. Было уже почти светло, словно пасмурным днём. Между деревьев молоком белел туман, плотно закрывая от взора пространство дальше двадцати-тридцати метров. Симак вдохнул полной грудью — шумно набрал воздух в лёгкие, и медленно, смакуя, выдохнул его.

— Серый, — обратился он к Беркуту, справляющему нужду. — Тебе не кажется, что пахнет порохом и пожаром?

Беркут, застегнув штаны, закрыв глаза, вдохнул, выдохнул, посмотрел и на друга:

— Да, ты прав! Я смутно помню, — может и вовсе мне приснилось, — будто всю ночь грохотала канонада, послышалось даже, будто летает вертолёт!

— Да? Я тоже это слышал! Двоим не кажется, так говорят?

— Ну да, если эти двое трезвы! А мы насвинячились из-за этого! — и Серёга пренебрежительно ткнул стволом автомата в сторону мочившегося на дерево Левинца.

Левинц обернулся:

— Ты стволом в людей не тычь! А то я своим «стволом» тебя тыкну — мало не покажется, насквозь вдоль проткну — изо рта торчать будет!

Серёга засмеялся:

— Слышь, Гитлер, я вот сейчас спущусь с Симаком в каземат, и дверку закрою, и тыкай на здоровье своим стволом зайцев и кабанов, пока тебя олень на рог не нашпилит!

— Ты че меня всё Гитлером погоняешь?

— А чего, похож — один в один, ус только приклеить вообще копия будет!

— Тебе мозг если в голову вставить, то ты тоже на человека станешь похож! — разошёлся Левинц.

— Слышь, тебе «капитулирен» в натуре устроить?

Борис, наконец, закончил своё занятие и, подхватив прислонённый к соседнему дереву пулемёт, одёрнув шинель и выпрямившись, направился к «ДОТу».

— Это можно, но только после того, как похмелимся! — сказал Левинц, доставая из кармана шинели бутыль.

— Опять этот шнапс, меня от одного названия уже мутит! — признался Серёга.

— Ничего, дружище, немцы его пили, не просыхая — и ничего!

— Только войну проебали — а так да, ничё! — вставил Сергей, принимая наполненную до краёв стопку. — Эх, Борис, споишь ты нас!

— Давай — давай, не грей стакан, и тару быстрее освобождай — я с собой только одну стопку взял! Пей: с похмела и жизнь не мила — а нам воевать ещё! — наставлял Левинц.