Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

Серёга зажмурился и влил в себя жидкость. Затем подошла очередь Симака, который тоже не без труда, осушил ёмкость. Борис же легко проглотил шнапс, не поморщившись, предварительно стукнувшись стопкой со стальным стволом пулемёта.

— Видно давно тренируется, небось и медалька золотая по литр-болу имеется? — предположил Беркут.

— Завидовать вот только не нужно! — оборвал его Борис. — Пить сам не умеешь, так стой молча, не мешай дяде!

— Дядя Гитлер решил пить много шнапс! Это не есть гут! — попытался подделать немецкий акцент Беркут, который после выпитой стопки сразу порозовел и повеселел.

— Я я, дастиш фантастиш!

— Майн фюрер, даст их би зингер оф шпрингер? — импровизировал Серёга.

— Зи дринк ви ан швайн [60] Ты пьёшь как свинья !

Серёга засмеялся, но смех его в какой-то миг резко угас, лицо сделалось серьёзным, жёстким:

— «Швайн»? — с вызовом спросил он Бориса. — Это я-то «швайн»? — видимо, перевод этого слова с немецкого языка был известен Серёге.

— Найн швайн! — засмеялся Борис, отгораживаясь от наступающего на него Серёги своим пулемётом, ствол которого смотрел куда-то в сторону леса.

— Я швайн?! — разошёлся не на шутку Серёга, лицо которого побагровело.

— Найн! Их капитулирен, камрад, нихт чизен!

Серёга резко оттолкнул пулемёт, который не давал ему подойти к Борису, в сторону.

— Я тепе покажу, швайн!

И в тот момент, когда Беркут отталкивал пулемёт с зенитным кольцевым прицелом в сторону, палец Левинца зацепился за курок. Пулемёт дёрнулся, хлопнуло несколько выстрелов, и оружие вылетело из его рук.

Мишин словно бы очнулся — всё произошедшие с ним некоторое время назад события, на долю секунды показались ему бредовым сном: сейчас же он стоял совершенно один, среди деревьев. Солдата, за которым он бежал, не было — он исчез, растворился так же, как и появился. По земле стелился плотный туман, словно покрывало, расстеленное между частыми стволами деревьев. Он ощутил тяжесть решетки от «УАЗа», которая теперь вновь висела на его плече. «Где я?» — пронеслось у него в голове. Окружающий его мир вновь наполнился непроницаемой стеной тишины, ему казалось, что он попал в другое измерение, в другой мир. Тишину нарушил какой-то железный лязг. Он прислушался, и услышал человеческую речь. Голоса доносились из-за деревьев. Медленно, ощупывая перед каждым шагом почву ногой, — чтобы не наступить на ветку, — он шёл в направлении, откуда доносилась речь. Слов было не разобрать, но слышалось, что голоса разговаривающих людей не наполнены злобой, агрессией. И тут перед ним резко предстало старое строение, словно выросшее из утреннего тумана. Перед бетонным квадратом с ржавой дверью стояли три человека. Мишин находился в нескольких десятках метров от них. Они не видели его, зато он видел, и слышал их. Люди были вооружены. Один был одет в камуфлированный костюм, на его плече висел немецкий автомат. Другой был одет в одни немецкие офицерские брюки, у него на плече висел автомат, похожий на автомат Калашникова. Третий был голым, если не считать немецкого кителя, с какими-то наградами, фуражки на голове, трусов и ботинок. На земле стояла полупустая бутылка, на горлышко которой была надета стеклянная стопка. Парень в камуфляже, и полуголый офицер спорили, и Мишин мог поклясться — они говорили на немецком! Офицер закрывался от камуфлированного пулемётом с огромным, нелепым прицелом, и с круглыми, коробчатыми магазинами, поставив оружие поперёк своего живота — как палку. По лицу курсанта скатывались крупные капли пота. Его тело трясло — он не понимал, где он, и что происходит перед ним. И тут камуфлированный резко оттолкнул в сторону пулемёт, ствол которого как раз смотрел в сторону Мишина. Грохнули выстрелы. Пули упали точно под ноги Курсанта, из тумана под ногами в лицо брызнули земляные комья. Он посмотрел себе под ноги, затем медленно поднял голову, и увидел, что все трое как-то растерянно смотрят на него.

Все повернули головы в сторону, куда ушла короткая очередь. Под тенистыми деревьями стоял человек. Серёга тот час вскинул автомат, направив его ствол в сторону грязного, перепачканного кровью, человека, под ноги которого угодила случайно выпущенная Борисом очередь. Симак слегка присел, вскинув автомат, занял удобное для прицельной стрельбы положение. Борис направил огромный прицел своего пулемёта на стоящего перед ними человека. Все молча наблюдали за странным гостем.

— Ханде хох! — крикнул Левинц.

— Э, дурило! — крикнул Серёга. — Жить надоело, мы ж тебя изрешетим, дурья твоя башка! Грабли к небу задрал, быстро!

При этом он оглянулся на Левинца, увидев направленный в нужную сторону пулемёт, он довольно хмыкнул, и вновь повернулся к приближающемуся человеку.

— Серый, а ну его, вали к ебеням собачим! — крикнул Левинц, не выдержавший долгого ожидания.

— Гитлер, ты чего тут раскомандовался? Пусть поближе подойдёт, посмотрим, кто такой! Слыхал, ночью стреляли? Может это контуженный или раненный, «язык», — а ты его под землю матушку решил загнать, да ещё и моими руками!

Между тем человек не шевельнулся — на плече у него висел кусок автомобильного «кенгурятника». В руках он сжимал полусгнивший «ППД», направив неработающее оружие на ребят. Пистолет-пулемёт был сильно сгнившим, и по одному его виду можно было с уверенностью сказать, что он не работает, и уже никогда не заработает. Симак сразу определил, опытным взглядом, что из этого автомата не сделаешь даже муляжа. Но сам вид этого человека, его взгляд, придавал грозность этому оружию, будто в руках у него был не кусок ржавчины, а хорошо смазанный и снаряжённый пистолет-пулемёт. По тёмной одежде, тёмной от воды, перемазанной грязью, и во многих местах рваной — угадывалась милицейская форма. Невыразительные глаза человека были слегка прозрачными, чуть блестели, — они сильно контрастировали на фоне перемазанного грязью, израненного, в синяках и крови бледного лица. От этого контраста глаза казались стеклянными, не настоящими.

— Хэндехох! — заорал Левинц громче прежнего.

Человек бросил не него безразличный взгляд, затем медленно перевёл его на ствол пулемёта, который был направлен на него. Потом посмотрел на Серёгу, оглядел его одежду, и после этого перевёл взгляд на Симака. Неспешно оглядев собравшихся, незваный гость словно подломился — колени его резко согнулись, под весом тела, и он плюхнулся лицом в землю. Стукнула металлом часть «кенгурятника», шлёпнувшегося на землю вместе со своим хозяином. Весь вид этого человека говорил о том, что жизнь, в последние дни, преподносила ему только неприятные сюрпризы. Они перевернули на спину бесчувственное тело. Лицо его было бледным, синеватым, отёкшим. Сквозь синяки и царапины, из которых стекала смешанная с росой кровь, прорастала редкая щетина — было видно, что парень молод. Хотя сейчас его лицо больше походило на лицо мертвеца; ожившего и вылезшего из-под земли трупа, мужчины лет сорока. На голове алела свежая рана. Всклокоченные и слипшиеся жиденькие волосы, вырванные местами, держали на себе несколько пожелтевших листочков. Беркут заметил седую прядь среди слипшихся волос. При обыске они нашли у него в кармане размокшее удостоверение курсанта милиции на имя Алексея Мишина. «ППД» вырвать из белых, исцарапанных и распухших от воды рук, им не удалось. Они дружно подняли оказавшееся неожиданно лёгким тело, и потащили его в каземат. Друзья притащили тело курсанта сразу в помещение лазарета, положили на операционный стол. Ещё раз безуспешно попытавшись выдернуть «ППД» из окостеневших рук, Борис предложил: