Джон Хорнор Джейкобс - Живой роскошный ад [сборник litres]

– Уйди со света, иначе не видно ничего, – казалось, он хочет нецензурно выругаться, но сдерживается. Голос казался мне знакомым. Включив фонари, пассажиры фургона принялись методично просматривать северную сторону дороги.

До тех пор я отвлечённо понимала, что у них должны быть фонари, но, когда тьму внезапно разрезали лучи, это всё равно стало неожиданностью. Лучи заскользили по осыпи, подрагивая и прыгая.

«Импровизируй, – сказала я себе голосом Авенданьо, каким он говорил: – Но из пистолета-то стреляла?.. Значит, из лука. Как Артемида».

Я подняла второй камень, оттолкнулась от земли, встала на корточки и забросила камень в темноту на другой стороне дороги так далеко, как могла. Раздался слабый стук.

Один из пассажиров вскрикнул, и оба отошли от фургона, мотор которого по-прежнему работал. Я, полусогнувшись, побежала к нему вдоль канавы так, чтобы он находился между мной и двумя пассажирами (согласно с моими представлениями о том, где они были). Заставив себя пересечь открытую площадку, я заглянула внутрь фургона – в зелёном свете приборной панели виднелись ключи в замке зажигания. Да, я знала, что могу угнать фургон, но что-то меня останавливало: могу объяснить это только тем, что просто не сумела оставить мотоцикл в канаве. Эта безмозглая конструкция из металла, пластика и резины славно мне послужила, так что я даже в некотором смысле её полюбила.

Я могла и просто взять ключи, но тогда заглохнет двигатель, и пассажиры немедленно это заметят.

Я вынула корво из ботинка, встала перед фургоном, взялась за рукоятку ножа обеими руками и вонзила в шину, но корво вывернулся из моей руки и с громом упал на землю: я недооценила, какой твёрдой окажется чёрная резиновая кожа.

В темноте раздался мужской крик, и ему ответил второй пассажир. У меня были секунды.

Снова схватив обеими руками нож, я вонзила его в яростно зашипевшую шину и крутила его, пока он, разрезав резину, не вышел свободно. Потом бросилась к заду фургона и сделала то же самое с другой шиной, после чего сбежала в темноту по другую сторону дороги. Десять метров, двадцать, тридцать… Вокруг фургона появились и запрыгали огни фонарей. Сорок метров… Лучи начали прочёсывать насыпь. Найдя нишу между скал, я втиснулась туда; выглянув из-за камней, огни заскользили надо мной, вокруг меня, и пошли дальше. Я ждала.

– Сеньорита Серта, – громко заговорил чей-то голос на хорошем испанском… но с жёстким произношением, выдающим американца. В памяти заискрились химические реакции: «это он хотел вызвать мне в аэропорту такси» – и он же сдерживался, чтобы не выругаться на иностранном языке. – Прекрасная работа.

Его спутник начал говорить, но американец шикнул, чтобы он замолчал. На некоторое время стало тихо – по-видимому, они перешёптывались. Фонарь спутника американца погас, и я напряглась – значит, он собирался охотиться на меня во тьме.

– Выходи на свет, Исабель, – сказал американец, помахивая фонарём в такт своим словам. – Игра затянулась. У меня есть… – тут он замолчал и свистнул, подавая своему спутнику знак, но я не знала какой.

Я встала на корточки, удивившись, что моя затянутая в перчатку рука по-прежнему сжимает корво, и прокралась ещё двадцать метров на юго-запад, оставаясь лицом к фургону. Ещё немного, и я оставлю их позади, пройду вдоль шоссе на запад, снова перейду его и воссоединюсь со своим мотоциклом-внедорожником. А пока – нельзя, чтобы меня увидели. Упав обратно на землю, я старалась тише дышать.

– Один мой коллега очень хочет с тобой познакомиться. У тебя есть кое-что, принадлежащее ему, – продолжал американец – теперь его голос стал тише из-за расстояния. Луч фонаря прыгнул в мою сторону – и скользнул мимо. – Он – очень влиятельный человек. Способен возвести короля на трон… – американец хохотнул и негромко добавил что-то ещё. Я не разобрала, что именно, но мне показалось, он сказал: – …и погубить королевство.

Я уже была достаточно далеко и приближалась к шоссе, но тут американец произнёс что-то, что я расслышала прекрасно:

– …ответит на вопросы. Я могу отвезти тебя к Авенданьо – нет, он хочет, чтобы я тебя к нему отвёз. Иначе откуда бы мы знали, что ты здесь?

Сколько самоконтроля мне потребовалось, чтобы не заорать: «Но кто прислал координаты? Ты? А почему?!» Но я этого не сделала. Я не должна была верить ему насчёт Авенданьо.

Я пристально наблюдала за лучом от его фонаря. Наконец он повернулся к кустарникам и насыпи в направлении, противоположном моему, и я сорвалась с места, бросилась через шоссе и по пологому склону к плоской белой равнине. Удалившись на тридцать метров, я остановилась и стала прислушиваться и смотреть.

Теперь фонарей нигде не было видно – только красные фары фургона. Я стала двигаться параллельно шоссе, чуть-чуть отходя от него боком, и наконец нашла канаву – потому что соскользнула вниз по её краю, вызвав камнепад. Затем всё случилось быстро.

Я услышала тяжёлое, как у собаки, дыхание, мужской голос закряхтел, а за этим послышался очередной маленький камнепад. Чёрный силуэт выпрямился и стал увеличиваться. В слабом свете я различала очертания спутника американца: он вертел в темноте головой туда-сюда, а ненормальной формы руки держал в воздухе… Нет. Дело было не в руках – он держал пистолет.

Я съёжилась, присела на корточки, привела тело в равновесие, глубоко вдохнула и задержала воздух – от того, что произойдёт дальше, зависела моя судьба. Надо было дать ему подойти поближе, но не спугнуть. Я попыталась заставить время замереть – об этом говорил Авенданьо, и это же испытала я, стремительно мчась на мотоцикле: фермата, обрушившееся время – казалось, я могу его пронзить. Тут пассажир фургона сделал шаг вперёд, приблизившись ко мне, я бросилась навстречу и ударила его по лицу кривым ножом из всех сил. Он упал на спину с бессмысленным, сдавленным, жидким, булькающим звуком. Я кинулась на него, снова нанося удар ножом-корво – сначала по поднятым рукам, потом, когда руки упали, по тусклому лицу, влажно блестящему при движении.

Он перестал булькать и издал долгий вздох.

Я приблизила своё лицо к останкам его лица – дыхания не было, в открытых неподвижных глазах скапливался лунный свет.

Сделано. Чем бы я ни успела стать, чем бы ни стала в будущем – главное, теперь я убийца.

Я целую вечность дышала в изуродованное лицо убитого, пытаясь сохранить его в памяти. «С каждой очередной утратой невинности мы убиваем часть себя», – сказал однажды Авенданьо в «Кафе де Сото» после лучадоров, вампиров и девочки, превратившейся из белой розы в окровавленную клыкастую мегеру.

Отстранившись, я сняла липкие от крови перчатки и принялась обыскивать землю, пока не наткнулась на нечто твёрдое с прямыми краями – металл. Найдя пальцем спусковой крючок, поднялась, сунула перчатки за пояс и направилась от трупа пассажира туда, где, как думала, оставался мотоцикл.