Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Все ли ясно? Поняла ли она, что я имел в виду?

Она ничего не сказала и лежала не шевелясь.

– Спишь? – шепнул я еле слышно, чтобы не разбудить ее, если она и впрямь уснула.

– Нет, – сразу же откликнулась она. Но ничего не добавила.

Как же досадно и вместе с тем уморительно было сознавать, что, изменившись чуть ли не до неузнаваемости, все тем не менее осталось по-прежнему. Как всегда, безмолвие ее мыслей сводило меня с ума.

– Это все, что тебя интересует? – уточнил я.

– Вообще-то нет.

Ее лица я не видел, но знал, что она улыбается.

– Что еще ты хочешь узнать?

– Почему ты умеешь читать мысли и почему только ты один? – спросила она. – А Элис – видеть будущее? Почему так происходит?

Жаль, что исчерпывающего ответа у меня не было. Я пожал плечами и признался:

– На самом деле мы не знаем. У Карлайла есть предположение… он считает, что все мы приносим с собой в следующую жизнь самые выраженные качества, которыми мы обладали, будучи людьми, и в итоге они усиливаются – как наш разум и наши чувства. Он полагает, что я и раньше отличался необычной чувствительностью к мыслям окружающих. А Элис пользовалась неким смутным чувством предвидения, где бы она ни жила.

– А что же принес в следующую жизнь сам Карлайл и остальные?

На этот раз ответить было легко – я уже не раз обдумывал тот же вопрос.

– Карлайл – сострадание. Эсме – способность любить пылко и беззаветно. Эмметт – силу, а Розали… – ну, Розали принесла красоту. Но если вспомнить о нашем недавнем разговоре, упоминание о ней выглядело бестактным. Если ревность Беллы хотя бы на толику так же мучительна, как моя, лучше, чтобы у нее не было причин испытывать это чувство, – упорство. Или, пожалуй, ослиное упрямство. – Что, безусловно, тоже чистая правда. Я тихонько засмеялся, представляя, какой человеческой девушкой она была. – С Джаспером дело обстоит особенно интересно. Он и в первой жизни был весьма харизматичной личностью, способной влиять на окружающих так, чтобы добиться своего. А теперь он может манипулировать эмоциями всех, кто находится вокруг, успокоить полный зал рассерженных людей, к примеру, или наоборот, взбудоражить апатичную толпу. Это коварный и редкий дар.

Она снова притихла. И неудивительно: здесь было о чем подумать.

– Так с чего же все началось? – наконец спросила она. – Я вот о чем: Карлайл создал тебя, его самого тоже кто-то создал, и так далее.

И еще один ответ, основанный лишь на предположениях.

– Ну а как появилась ты? В результате эволюции? Сотворения? Почему бы тогда и нам не эволюционировать, как другим видам, хищникам и тем, на кого они охотятся? Или же… – хоть я и не всегда соглашался с непоколебимой верой Карлайла, его ответы были не менее вероятны, чем любые другие. А порой, может быть, из-за его уверенности, казались самыми вероятными из возможных, – если тебе не верится, что весь этот мир мог просто взять и возникнуть сам собой – кстати, и мне тоже в это верится с трудом, – неужели не возможно представить, что та же самая сила, которая сотворила нежную скалярию и акулу, белька и косатку, способна сотворить оба наших вида, твой и мой?

– Давайка разберемся. – Она пыталась говорить прежним серьезным тоном, но я уже слышал, что она готовится пошутить: – Белёк – это я, да?

– Точно, – согласился я и рассмеялся. Закрыв глаза, я прижался к ее макушке губами.

Она поерзала, иначе распределяя вес тела. Ей неудобно? Я готовился отпустить ее, но она уже успокоилась, притулилась к моей груди. Ее дыхание казалось лишь чуть более глубоким, чем прежде. Сердце билось ровно и спокойно.

– Теперь спать? – спросил я шепотом. – Или у тебя остались еще вопросы?

– Всего миллион-другой.

– У нас будет завтра, и послезавтра, и так далее… – Мысль, пришедшая ко мне еще в кухне – о веренице вечеров в ее обществе, – произвела глубокое впечатление. И казалась особенно значительной теперь, когда мы лежали обнявшись в темноте. Стоило Белле только пожелать, и нам вообще почти не пришлось бы расставаться. Мы могли бы проводить порознь гораздо меньше времени, чем вместе. Неужели ту же ошеломляющую радость чувствует и она?

– А ты уверен, что утром не исчезнешь? Ты же как-никак вымышленное существо, – судя по тону, она не шутила, кажется, волновалась всерьез.

– Я тебя не оставлю, – пообещал я. Мои слова прозвучали как клятва, как завет. Хорошо бы она это поняла.

– Тогда еще один вопрос на сегодня…

Я ждал вопроса, но она молчала. Только ее сердечный ритм снова стал сбивчивым, и это меня заинтриговало. Сам воздух вокруг меня словно нагревался от пульсации ее крови.

– Какой?

– Нет, забудь, – поспешно ответила она. – Я передумала.

– Белла, ты можешь спрашивать меня о чем угодно.

Она молчала. Я представить себе не мог, о чем ей так боязно спросить после всего, что уже было. Ее сердце забилось еще быстрее, и я невольно застонал.

– Я все надеюсь, что со временем перестану раздражаться оттого, что не слышу твои мысли. Но с каждым разом злюсь все сильнее .

– А я рада, что ты хотя бы мои мысли не читаешь, – живо откликнулась она. – Хватит и того, что ты подслушиваешь мой сонный бред.

Странно, что этим единственным возражением против моей слежки она и ограничилась, но сейчас думать об этом было недосуг: меня слишком волновал ее незаданный вопрос, тот самый, от которого ускорило бег ее сердце.

– Ну пожалуйста! – взмолился я.

Она помотала головой, так что ее волосы скользнули туда-сюда по моей груди.

– Если не скажешь, мне останется лишь предположить худшее. – Я ждал, но она не купилась на эту уловку. Вообще-то у меня даже предположений не было – ни банальных, ни мрачных. И я попробовал уговорить ее вновь: – Пожалуйста!

– Ну хорошо… – Она колебалась, но по крайней мере больше не молчала. Или нет. Умолкла вновь.

– Итак?.. – поторопил я.

– Ты сказал, что Розали и Эмметт скоро поженятся… – Белла как будто не закончила мысль, и я озадачился, не понимая, к чему она ведет. Хочет получить приглашение? – Этот брак… он такой же, как у людей?

Как бы стремительно ни работал мой мозг, мне понадобилась секунда, чтобы сообразить, о чем речь. Но ведь это же очевидно. Надо накрепко запомнить, что в девяти случаях из десяти – по крайней мере, по моему опыту, – когда ее сердце начинает колотиться, страх тут ни при чем. Как правило, все дело во влечении. И что удивительного в направлении, которое приняли ее мысли, если я только что влез к ней в постель ?

Я рассмеялся над собственной непонятливостью.

– Так вот к чему ты клонишь!

Слова прозвучали легко, но я невольно отреагировал на тему. По телу заметались электрические разряды, пришлось подавлять в себе желание лечь так, чтобы наши губы встретились. Ответ верным не был. И не мог быть. Потому что из первого вопроса вытекал очевидный второй.