Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

– В таком случае мне очень жаль, что я тебя расстроил.

Ее сердце застучало громче, его ритм вдруг стал отрывистым. Глаза раскрылись, сделались громадными. Она выглядела пораженной.

Ограничившись полуулыбкой, я пришел к выводу, что попытка удалась. Само собой, и мне было нелегко отвести от нее взгляд. Я сам был так же ослеплен. Хорошо, что я знал дорогу как свои пять пальцев.

– В субботу чуть свет буду у тебя на пороге, – добавил я, завершая сделку.

Она заморгала, встряхнула головой, словно чтобы в ней прояснилось.

– А что я скажу Чарли, – отозвалась она, – если возле дома откуда ни возьмись появится чужой «вольво»?

Как же все-таки она мало знала обо мне.

– А я и не собирался приезжать на машине.

– Но как?.. – начала было она.

Я перебил ее. Честный ответ вызвал бы только новую череду вопросов.

– Об этом не думай. Я буду на месте, но без машины.

Она склонила голову набок, некоторое время казалось, что она намерена продолжать расспросы, но потом, кажется, передумала.

– Это уже другой раз? – спросила она, напомнив о сегодняшнем незаконченном разговоре в кафетерии.

Надо было ответить на тот, предыдущий вопрос. Вот он был гораздо неприятнее.

– Видимо, да, – нехотя согласился я.

Я остановил машину перед ее домом, напряженно прикидывая, как объясниться – так, чтобы чудовищная сторона моей натуры не стала слишком очевидной и не напугала ее опять. Или же напрасно я преуменьшаю то зло, которое есть во мне?

Она ждала, сохраняя на лице ту же маску вежливого интереса, что и за обедом. Будь я не так взволнован, меня насмешило бы ее нелепое спокойствие.

– Ты все еще хочешь знать, почему тебе нельзя видеть, как я охочусь? – спросил я.

– Вообще-то больше всего удивила твоя реакция, – ответила она.

– Я тебя напугал?

Я был уверен, что она станет отрицать это.

– Нет.

Явная ложь.

Я пытался не улыбнуться, но не смог.

– Прости, что напугал, – и моя улыбка улетучилась вместе с минутным приступом веселья. – Как подумал, что ты окажешься рядом… пока мы охотимся…

– Это настолько плохо?

Мелькающие в голове образы были почти невыносимы: Белла, такая беспомощная в пустом мраке, я сам, потерявший контроль над собой… Я попытался отогнать видения.

– Очень.

– А почему?

Я сделал глубокий вдох и на миг сосредоточился на жгучей жажде. Ощущал ее, управлял ею, утверждал над ней свою власть. Больше она никогда не одержит надо мной верх – как бы я хотел, чтобы это было правдой. Я буду безопасен для Беллы. Засмотревшись на спасительные тучи, но, в сущности, не видя их, я страстно желал поверить, что моя решимость будет означать хоть что-нибудь, если вдруг во время охоты мне доведется учуять ее запах.

– На охоте… мы подчиняемся разуму в гораздо меньшей степени, чем чувствам, – объяснил я, обдумывая и тщательно выбирая каждое слово. – Особенно чувству запаха. Если ты окажешься где-нибудь поблизости в такой момент, когда я не в силах владеть собой…

Я покачал головой, испытывая адские муки при мысли о том, что тогда произойдет – не может произойти, а произойдет наверняка .

Прислушавшись к учащенному ритму ее сердца, я с беспокойством посмотрел ей в глаза.

Лицо Беллы оставалось спокойным, глаза серьезными. Губы слегка поджались – как мне показалось, с озабоченностью. Но чем? Собственной безопасностью? Неужели наконец-то появилась надежда на то, что мне удалось дать ей четкое представление о реальности? Я не сводил с нее глаз, пытаясь сделать окончательные выводы из неопределенного выражения ее лица.

Она смотрела на меня в ответ. Спустя некоторое время ее глаза округлились, зрачки расширились, хотя освещение осталось прежним.

У меня участилось дыхание, в тишине машины вдруг послышалось гудение, как сегодня днем на биологии, когда погасили свет. Пространство между нами вновь стало наэлектризованным, и на краткое время мое желание прикоснуться к ней стало сильнее потребностей моей жажды.

Из-за пульсации электричества стало казаться, что у меня снова бьется сердце. От этого словно запело все тело. Как будто я человек. Больше всего на свете мне хотелось ощутить губами тепло ее губ. Бесконечную секунду я отчаянно боролся, искал в себе силы, чтобы полностью владеть собой и наконец отважиться приблизить к ней лицо.

Она прерывисто втянула ртом воздух, и только тогда я заметил, что начал дышать быстрее, а она перестала дышать вообще.

Я закрыл глаза, пытаясь разорвать связь между нами.

Больше никаких ошибок.

Существование Беллы связано с тысячами точно сбалансированных химических процессов, любой из которых так легко нарушить, – с ритмичным расширением легких, с поступлением кислорода, означающим для нее жизнь или смерть. С размеренным трепетанием ее непрочного сердца, которое может остановиться от множества дурацких случайностей, болезней или… из-за меня.

Мне не верилось, чтобы кто-нибудь из моей семьи – кроме разве что Эмметта – стал бы долго раздумывать, если бы ему или ей предложили снова променять бессмертие на жизнь смертного человека. И я, и Розали, да и Карлайл шагнули бы ради этого в огонь. И горели бы в нем днями или веками, если понадобится.

Большинство нам подобных ценили бессмертие превыше всего. Находились даже люди, вожделевшие его, – они искали во мраке тех, кто мог преподнести им этот самый черный из даров.

Но только не мы. Не наша семья. Мы отдали бы что угодно, чтобы стать людьми.

И никто из нас, даже Розали, никогда не испытывал такого отчаянного желания стать человеком, как я в эту минуту.

Я открыл глаза и пристально всмотрелся в микроскопические выбоинки и неровности ветрового стекла, будто где-то там, в их несовершенстве, скрывался выход. Воздух в машине по-прежнему был наэлектризован, и мне пришлось сосредоточиться, чтобы не снять руки с руля.

В правой руке вновь ощущалось безболезненное покалывание, как после прикосновений к ней.

– Белла, по-моему, тебе пора домой.

Она сразу послушалась, не сказав ни слова, вышла из машины и захлопнула за собой дверцу. Неужели вероятность катастрофы она ощущала так же отчетливо, как и я?

Больно ли ей было уходить так же, как мне – больно видеть, как она уходит? Одно утешение – скоро я снова увижу ее. Раньше, чем она меня. Я улыбнулся, вспомнив об этом, опустил стекло и придвинулся к ее дверце, чтобы еще раз поговорить с ней. Теперь это было уже не так опасно: жар ее тела распространялся вне машины.

Она с любопытством обернулась, чтобы выяснить, чего я хочу.

Все такая же любопытная, хоть я и отвечал почти на все ее многочисленные вопросы. А мое любопытство осталось неудовлетворенным. Нечестно.

– И кстати, Белла…

– Что?