Руслан Передельский - Чугунные облака

Мочалка оглядывается по сторонам и готовиться кричать. Одно из негласных правил города – видишь свору фраеров в адидас на пустой улице – ори во всю глотку. Хорошое правило. Никогда не работало и работать не будет.

Ну, и мы это, поизмывались над ней минут пятнадцать, хоть я и таймер не ставил, мать твою. За патлы недомытые потоскали, выкрикивая грозную ругань и хохоча громко. Один из новеньких фраеров, понтов ради, видимо, решил облизнуть ей щеку. Сделал страстное лицо, от которого вырвать тянуло, привалился к ней и шепча «Иди ко мне, цыпочка», высунул свой влажный дрянной язык и облизал мочалку. А мочалка, недотрога эдакая, мину скорчила, будто её в жизнь ещё хоть кто-то поцелует. Разве что в мечтах.

Короче, когда веселье её подорванные крики перестали приносить мы схватили её под пухленькие ручки, вылитые филейные сосиски, и потащили к басику.

Стало быть, бассейну – старой вонючей свалке, нашему пунктику. Если встречаем там непрошенных гостей, в виде сопливой школоты, зашедшей вовнутрь снять поганое видео на свои низкопробные руфер-каналы, раздеваем их и устраиваем небольшой прочухон. Забираем их позорные кнопочные мыльницы, пердунскую камеру и отпускаем зарёванных сопляков с кровью из носа в свои жалкие крошечные домики, к своим жалким жирным мамкам.

Эти мамки и вовсе какая-то хохма, ей богу. Видят нас на улице и с важным видом начинают отчитывать. Полицией, мать твою, коровы угрожают. Слюной своей мерзкой в разные стороны брызжат, пальцами в грудь тычут, «я же мать!» кричат. А мы в ответ лишь смеёмся да хохочем, на телефоны их отвратные рожи снимаем, коляски их дешёвые ломаем, и на том отпускаем. Пусть ещё, стервы эдакие, спасибо скажут.

Одна мамка толкнула в грудь Тоху, распоясалась, птица старая. Ну и Тоха ей врезал в нос. Мы, конечно, отругали его, вот так и эдак, бабень обижать нельзя, но ей-богу, она же первая полезла. Когда видишь в парке компанию фраеров в чёрных костюмах не самое умное решение подходить и права свои качать, правильно?

Короче, и на этот раз без случайно проходившей мимо мамки не обошлось. Мы, значит, несём мочалку к басику, хохочем, патлы её треплем, личико рассматриваем, и из-за угла с коляской выкатывает чувиха. Глаза напуганные и безумные, будто мета вколола, щеки красные. Мочалка ревёт как корова на забое, вся в слезах своих поганых, орёт «Помогите, пожалуйста!» голосом своим мерзопакостным, а мамка шуг за дерево, сделала вид будто не видела, и была такова.

Вот такие мамки заслуживают уважения. Оказывается, не у всех их мозги состоят лишь из натянутой заботы и липовой доброты.

Завели мы, значит, мочалку в басик. Внутри, Тоха, гнида такая, вылил на эту кису шейк. Ржёт, красный и бухой, сам не понимает что целую бутылку «Шейка» просрал. Ну а меня уже бесить начинает что они над мочалкой этой так измываются.

Вы не подумаете, я не сукин сноб или чёртов зазнайка, просто она же нам для дела нужна. Пусть хоть свои последние пять минут проведёт в сухой одежде, справедливо?

– Тоха, заебал. Харэ над тёлкой измываться.

Ну, как я и говорил, Тоха норм парень, просто когда выпьет невыносимым становится. Заткнул пасть поганую и молчал в тряпочку, красный весь. Меня он послушал из-за Валентина, начавшего свои взгляды томные, чёрт бы их побрал, бросать. Если ему что-то не понравится, знайте, легче сдохнуть от мучительно медленного адского пожара, чем с ним в драку ввязаться.

В самом бассейне нас уже поджидал новичок – прыщавый хрен, утверждавший что тоже голос слышет – и наш верзила, охранял его на случай если передумать соберётся. Сидели они, парочка сладкая, на краю осушенного чумазого бассейна. На дне не вонючая хлорка и водичка прохладная, а камни и дерьмо, кошачье, собачье и бомжацкое. Кошек и собак мы зачастую выпускаем, а вот грязным омерзительным бомжарам не везёт. Стоит лишь на их пропитые опухшие рожи взглянуть, как тело дрожь пробирает, и хочется лупить их ногами, хлебальники раскрашивать, пока эти вонючие лентяи не осознают как жить надо, и что не нужно в наше логово залазить и срать в нём своим дерьмом отвратным.

Валентин подвёл мочалку к краю бассейна и пинком столкнул её в низ. Она, корова неловкая, на колени упала и как бабка закряхтела. Ох да ах, колени в кровь, в глазах жалкие слёзы. Неужели эти сучки безмозглые не понимают, что своим мерзотным воем только всё усугубляют?

Девка вскинула рожу вверх и по сторонам осмотрелась. Её тупые глаза оценили яркие граффити и разноцветные члены на стенах, булыжники и громадные дырки в стенах. Ну и ничего умнее не придумала, как завопит во всю глотку.

– Помогите, кто нибудь! – кричит, значит, и воет одновременно. У-у-у, а-а-а, эхом по развалинам её голос гнусавый разлетается, надежду ей дарит. Думает, набегут с парка мамки и на костре нас спалят, как чародеев средневековых. Ору, но старперы не избавились бы от нас даже такими методами. Голос в голове ведь у многих пацанов местных зарождается, это как вирус. Играешь, значит, в десятый «Мортал Комбат» на плойке, жрешь мамкину фирменную Пеперони, проводишь свои беззаботные двенадцать лет валяясь на просиженном диване, и вдруг слышишь мерзкий такой писклявый смех. Хрен, мины которого рассмотреть тебе не удастся начинает диктовать что делать и как жить, и сначала это конкретно бесит. А потом… Потом он частью тебя становится, короче.

Тёлка повыла воем сирен полицейского авто и угомонилась, видимо наконец решила мыслить здраво и взять ситуацию в свои немощные костлявые ручёнки. Кулаком вытерла слёзы со своего жирного подбородка и полным непонимания голосом спросила:

– Что вы от меня хотите? – эти глупые девки никогда не понимали, что от них хотят.

– Закрой свой рот! – оборвал мочалку Валентин, подойдя сзади и толкнув её в горбатую спину. Она как лужа дерьма распласталась по заваленному калом дну бассейна и решила ждать участи молча, поглатывая собственные липкие сопли. Тем временем пацаны развлекались с её глупыми бессмысленными вещичками – ручки разбрасывали, блестящий как срань единорога личный дневник читали и хохотали, рюкзак ногами пинали, превращая его в пыльный кусок китайской ткани, заказанной на алиэкспрес.

– Обряд посвящения начинается, новичок – со своей фирменной кривоватой ухмылкой на лице объявил Тоха, привлекая внимание всех наших оболтусов. Эти громкие дебильные обезьяны угомонились не сразу, лишь после заявления Валентина, что засунуть те ручки им в жопы ему не составит труда. Поверьте, не составило бы. Тоха повернулся к нашему забитому блеклому новичку. Его мерзкие сальные патлы, чёрт бы их побрал, колыхались из стороны в сторону как ветви какой-нибудь ивы. Сквозь чёрный костюм просматривалась дрожь, будто передо мной намокшая псина стоит, а не пацан. И запах такой же – всё что нужно, чтобы стать одним из нас – залить женской кровью свои руки.