Руслан Передельский - Чугунные облака

Зачем ты сидел в нашем логове и с глазами, отыгрывающими чистые намерения, пиздел, что сделаешь всё ради нас? Зачем ты говорил что голос внутри твоей пустой черепной коробки изменил тебя, превратил в монстра? Чтоб при одной лишь перспективе крови разреветься? Ты омерзителен! К тому же, знаешь слишком много.

– Можешь орать сколько хочешь, ты посреди Дубового, парень – подошёл к нему Валентин, проверяя крепкость петли на шее. Всё круто, чёрт возьми. Показал нашим «свежакам» знак «ок», оценивая немного озадаченные физиономии. Ведь каких-то полгода назад в крепкой петле могла оказаться их шея.

Девять теней, совсем лишённых чувств, жалости и сострадания застыли вокруг высокого зелёного дерева. В центре тёмного круга возвышался силуэт, если присмотреться можно увидеть мешок на голове и алую кровь на спортивном костюме. Пустые взгляды устремились на него в предвкушении исполнения традиции: новичок, не прошедший испытания должен быть повешен на дереве. Честно говоря, не многих настигала эта участь.

Чё-ё-ёрт, не зря маман говорила, что мне стоит в писательский кружок заделаться. Иногда как начну по клавиатуре тарабанить, и слова из меня выходят незнакомые, аж жутко. Книг вроде как не читаю, не моё это. Опять же, пусть этим занимаются глупцы, не находящие себе места в реальности.

Реальность принадлежит нам.

А реальность этого задрота останется жалкой даже после его бессмысленной гибели. Его найдут повешенным на дереве и где-то месяц другой будут гадать, почему этот заморыш решил с жизнью счёты свести. Вот чёрт, разбитое лицо может нас спалить.

Но у Валентина всегда получается всё правдоподобно подстраивать.

Напишут о нём в местных низкопробных газетёнках и пыльных забытых сайтах, нам бонус: меньше людей в «Дубовом», меньше свидетелей. Никто не хочет взять своих сопляков на прогулку в парк, и обнаруживать висящие как груши трупы задротов. Это стрёмно.

И скажут нашему безвольному стаду, местным жителям дебильным – самоубийство, они разом кивнут и повторят: самоубийство так самоубийство. Никто и не подумает что за дохлым дрыщём стоят девять парней, что на самом деле его повесили как нарушителя в средневековье, казнили считай.

– Можно? – прошептали свежаки, держа канат в своих красных ладонях, готовясь к началу шоу. Валентин кивнул, и дальше всё пошло как по маслу, честное слова.

Трио свежаков начали отходить назад, разламывая белыми кедами опавшие шишки, палки и гниющую листву. Хитрая система, которая полагала в том что канат свободно скользил по дереву и спокойно передвигался, сработала: дёргая ногами, как муравей зажатый между пальцами ребёнка, кашляя, задрот взмыл в воздух. Белые кеды оторвались от земли, канат заскользил вверх, петля перетянула шею. Чем дальше свежаки держа канат в лапах отходили от дерева, тем выше он поднимался.

Думаю, Валентину не потребовалось много времени на передумываете этой схемки. Подобное я в фильмецах разных видел раз сто.

А задрот всё дрыгал ножками своими тощими, будто рассчитывая под ними опору обнаружить. Извивался, прогибался, кряхтел, но всё тщетно: верёвки туго стянуты, последние глотки кислорода на исходе. Потом ножки обмякли, повисли как бельё влажное на верёвке. Пацан, может быть, смерился. Подумал: да ну нафиг, всё равно нифига из этого не выйдет! Или просто задохнулся. Фини де ла комедия. Вот и всё шоу, три мимолётных секунды и конец.

Чао, задрот. Недолгое знакомство с тобой было не из приятных.

Краем глаза я поглядывал на свежаков: они съежились и глазами-фонарями вверх смотрели. Чересчур они неокрепшие, чтоб к подобному привыкнуть. Мы их не осуждаем, сами такие были.

Кроме Валентина. Он, кажется, с детства никаких чувств не испытывал. Стоит, высокий, безмолвных, смотрит холодными глазами вверх, работу оценивает. Это создание способно любить? Сострадать?

Таким и должен быть наш вожак. Уважуха, бро.

Тоха вообще от этой картины оргазмировал: стоял и ухмылялся, психопат чёртов. Неужели он не знает что на обрядах нужно вести себя серьёзнее, ведь общение с грёбанным дьяволом – не шутки?

Свежаки в себя не приходили: если кто-то из них проявит слабинку, повиснет на дереве рядом с задротом. У них рты на замке, да вот только глаза выдают.

Ну а чё поделать? В этом мире ничего просто так не бывает. Им сила не человеческая, безумная, они – свою душу. Теперь они монстры, приспешники дьявола. Они окропили свои руки чужой кровью, они пустили тьму в себя.

В свои головы.

– Слава Даниилу Тришаковичу. Слава Сатане. – как молитву произнёс Валентин.

– Мило с твоей стороны что ты решил встретить меня после тренировки, но не стоило – Каролина порой поглядывала на идущего рядом Валентина. Его лицо освещали редко стоящие на тёмной улице оранжевые фонари. Они были абсолютно одни – лишь иногда мимо проезжали машины, сломя голову стремившиеся попасть домой. А как иначе? Никто не хочет задержатся на улицах, по которым бродит психопат-убийце.

Но эта милая парочка не ищет лёгких путей.

Каролина даже и не волновалась. Выйдя из школы, первые минуты нервно оглядывалась назад, словно рассчитывая увидеть злого преследователя, мужчину с ножом, силуэт в маске. Страх рисовал самые разные образы. Затем фонарь освещал его лицо, и дыхание восстанавливалось, надобность оглядываться пропадала. С ним она была уверена, в первую очередь – в его силе. На Валентина никто не решится напасть, разве что слабоумный. Не один арбалет, кастет или нож не поможет.

Он и нёс себя так, будто его не сразит выстрел из пистолета самого мощного калибра: уверенный шаг, белые кроссы наступая на асфальт выбивают ритм, напряжённый взгляд, прямая осанка, руки в карманах. Он – хозяин этих улиц. И днём, и ночью.

– Я правда волнуюсь за тебя – ответил он, продолжая держать её руку не отпуская ни на долю секунды. Отпустит– и она уплывет, скроется из виду, затерявшись в темноте, где столько опасностей, где каждый шаг грозит встречей с собственным страхом. Этот городок давно утратил звания места, где можно прогуливаться без страха за собственную жизнь. Крайне странно, что почти все местные не понимают этого, живут как и жили, хоть на месте властей следовало бы ввести чрезвычайное положение.

Никаких прогулок после девяти, например. Пришлось бы удержатся от поздних сеансов и посиделок в гостях до рассвета, но детишки бы пережили. А для Валентина приятный бонус – вымерший город после заката, где только он, голос

И она.

Плевать на гибнущих как мухи горожан – думал Валентин. Эти лицемерные уроды заслужили. Самый огромный страх, что этот чокнутый психопат может причинить боль Кэр. Он добрался до её подруги, превратил жизнь Алины в мучение, и возможно сейчас поджидает его девчонку за каждым поворотом.