Руслан Передельский - Чугунные облака

– Я…я..– испуганно заикался новичок. Дрожь усилилась, глаза так вообще орали визгом напуганной стервы – Я не думал что вы заставите меня убивать человека!

Он отступил на шаг, и мне показалось, будто бы вляпался в дерьмо.

– А что ты думал вступая в братство сатанистов, поклоняющихся грёбанному дьяволу? – агрессивно выпалил Валентин, подходя к задроту. Мне показалось, за те несколько шагов он вырос на сантиметров десять. Или то задрот резко в росте просел – Что вступительным заданием будет избить пятиклассника и украсть пончик из Волмарта?

– Я не буду этого делать! – голос этого омерзительного петуха сорвался на мерзкий скрип, как у козы надоенной. В грустных глазах показались мелкие, жалкие как и он сам слёзы. Плакать на глазах у всей своей, типа, братвы – не круто чуваки, ой как не круто – Вы тут все поехавшие!

Ах, обидно было, заморыш ты остроязычный. В самое сердце ранил.

Оболтусы наши молча смотрели на ноющего чмошников посреди бассейна. Сальные патлы, блестящие белым гноем прыщи на лице, зубы прогнившие, пасть куревом несёт, хнычет да и ещё в дерьмо наступил. Но жалеть эту сволочь безвольную совсем не хотелось.

– Да успокойся, шучу я! – с лёгкой и странной для нашего холодного принца улыбкой сказал Валентин, после чего захохотал. Захохотали все. Это такой принцип нашей чёртовой шайки – хохочет Валентин, хохочи и ты. Валентин пинает старуху в тёмной переулке, пинай и ты. Валентин курит траву и говорит что это круто, все непременно курят. Так и живём – безвольные и одинаковые ублюдки, из которых лишь Тоха и Валентин своими причёсками броскими выделяются. Один рыжий, другой лысый как орешек грецкий.

– Серьёзно? – с надеждой в голосе переспросил заморыш. Сам заулыбался, захохотал. Вот-вот диско нам спляшет, сальто сделает. Эти мудаки пошутили! Как же смешно, чёрт их дери! Ха-ха!

– Ну конечно… – протянул Валя (ни за что не говорите ему, что я так его назвал), тем временем зажав тяжёлый камень в своей крепкой ладони. Он подошёл к парню ближе, не заканчивая предложения, словно забыл как аутист поганый – Нет – без каких-либо эмоций оборвал он и стукнул пацана по прыщавой роже, в миг превратив её в кровавую томатную пасту. Пару гнилых жёлтых зубов выбиты, горбатый нос сломан, губы, никогда не видавшие поцелуев, смешались с кровякой. Красота да и только. А гнойники блестели даже сквозь всё это.

Этот ублюдочный хрен повалился на пол со звуком мяса, шлёпнувшегося на доску для разделки.

– О Боже мой! – заорала мочалка и вновь завыла. У-у-у! Отпустите! Помогите! Фантазия на том заканчивалась.

– Господи, заткните ей кто-нибудь наконец рот – раздражительно выпалил Валентин, пафосно разминая костяшки пальцев. Вообще, он не часто так делал. Но этот ходячий гной заслужил.

Все, слышавшие голос Тришаковича и не прошедшие испытания должны сдохнуть. Правило такое, вроде как негласное. Хотя, задрот мог и притворятся.

Антон наклонился к мочалке и грубо взял её за руку, на что та ещё громче заверещала. У-у-у! Отпусти меня! Тоха глупо хихикнул, забавно мол.

– Взгляни в глаза – прошептал он. Отчётливо. Настойчиво. Уверенно. Умеет он общаться красиво, гадёныш – Просто загляни в них.

Девчонка усердно смотрела в другую сторону, после чего Тоха истратил свой запас любезности и обхватил её пухлые, влажные от слёз щеки, грубо развернув мерзкое сопливое рыльце к себе.

– Смотри в них – задумчиво шептал он, глядя в заплаканные красные глаза. Глупая девка всё вырывалась и билась, как птица об стенки клетки. Потом наконец угомонилась: расслабилась, обмякла, даже пасть открыла, глупо так, безвольно – Ты ничего не вспомнишь из того что тут произошло. Мы уйдём, и ты не вспомнишь события этого вечера. Поняла?

Мочалка кивнула, после чего рыжий грубо отбросил её на пол. Та повалилась в груду камней, шприцов, порванных презиков и дерьма, использованный ненужный мусор. Пусть лежит тут и в себя приходит, а после до конца жизни будет гадать: что же случилось в ту ночь у бассейна? Групповушка? Может она просто впервые в жизни кололась, решив хоть как-то скрасить свои унылые будни?

– Мы можем идти отсюда – уверенно произнёс Валентин, посматривая на тёлку – Забирайте тело новичка и уходим.

Заморыш очнулся, я это понял по тому, что чёрный мешок из стороны в стороны заболтался, как матрёшка русская. Стоя посреди холодного «Дубового», в темноте, я даже попытался представить какого ему сейчас. Хоть я и представлять совсем не люблю. Воображение для таких задротов, как этот вонючий хрен, для таких парней как мы и создана суровая реальность. Мы короли реальности, и никакое воображение нам не надо. Что захотим, то и получим. Что захотим, то и услышим. Нам и в реальном мире прекрасно, пацанам реальным.

Но в тот момент меня восторг изнутри переполнял, когда я пытался представить что за животный страх сейчас ощущает это чмо. Благодаря тёмному мешку ничего не видит, и дышать ему тяжело. Потом обливается, кряхтит, мычит, о пощаде бессвязно молит. Пытается дрыгать своими тощими ножками и ручками, да вот только они связаны.

Что за зрелище!

Даже если мы и не приведём в действие супер коварный и офигительно продуманный план, лох задохнётся через минут десять.

Думаю, простофиля (что за старомодное, блин, слово?) изрядно удивился в первые три секунды после пробуждения. Такие преданные друг другу чуваки не станут калечить члена своей же шайки! Потом пришло осознание: воспоминание о тяжёлом камне в руке нашего вожака, понимание, что на его жирной шее обмотана петля и скоро он, гнида трусливая, сдохнет. На самом деле, все эти пацанские принципы и прочее дерьмо – сказки для умолишенных. Никаких принципов в нашей шайке не было. Конечно, что-то типа ощущения связи было, но это лишь общее несчастье. Как в новостях показывали: беженцы из Афганистана делают коммуны в соседних пыльных арабских странах с названиями как из старых дрянных сказок. Не думаю что они все так друг друга любят. Вокруг ведь те же люди, обычаи и всё такое. Чувство общего несчастья их вроде как сближает. У нас то же самое.

Но этот мерзотник общего с нами ничего не имел. Трусливая жалкая блоха. Сейчас, кстати говоря, опять воет. До него дошло, в какой глубокой жопе он оказался. В настолько глубокой, что даже свет надежды в эту дырку не просочится. Единственное, что он может делать – выть. Орать как можно громче. Издавать невнятные звуки, в надежде что какой-то зевака алкаш с блевотой на бороде прийдёт его спасать.

Но на самом деле его крик никто тут не услышит.

Хочется крикнуть: задрот, неужели не ясно?! Мы в центре чёртового Дубового, стоим на краю глубокого яра, чёрт бы его побрал, где-то у черта на выселках. В час ночи тут ни одна шавка не пройдёт, духу не хватит. Птица не пролетит, ведь каждое живое существо в этом городе знает, кому принадлежит это место. Чьё тут каждое грёбанное деревце и упавшая с дуба ветвь. Это наше тёмное царство, и все в курсе, никто не сунется. Поэтому твой предсмертный вой для нас – забавный концерт, шутка, развлечение. Гляди, как Тоха хохочет. А мы ведь в моменты казни всегда серьёзными стараемся быть. Но с тобой, щенок, удержатся ох как не просто.