Питер Страуб - История с привидениями [litres]

– Нет. Это было не то, что вы имеете в виду. Он не был женат, а я не была влюблена в него.

Даже тогда я начал понимать, что лжет она с легкостью. Это не оттолкнуло меня; наоборот, доказывало, какими легкими были прикосновения судьбы в ее жизни, и было частью всего того, что я уже мечтал изменить в ней.

– Значит, он был влюблен в вас, – сказал я. – Вы из-за этого уехали из Чикаго?

– Нет, к этому времени все закончилось. Алан так ни на что и не решился. И сам себя поставил в глупое положение. Вот и все.

– Алан?

– Алан Маккични. Он был очень сентиментален.

– Сентиментальный дурак.

– А вы что, хорошо знаете его? – спросила она, с присущей только ей особенностью привносить мягкую, почти неуловимую иронию, которая делала любой вопрос не важным.

– Нет, просто интересно.

– Что ж… – Ее глаза встретились с моими. – Особенно рассказывать нечего. Он… серьезно увлекся. Я ходила к нему на консультации. Нас было всего четверо в группе. Три парня и я. Консультации проводились дважды в неделю. Я заметила, что он обратил на меня внимание, но он был очень застенчив. И очень неопытен с женщинами. – И вновь легкое несоответствие выражения ее глаз и интонации. – Несколько раз он увозил меня пообедать куда-нибудь. Он не хотел, чтоб нас видели вместе, и мы встречались в местах, не похожих на Гайд-парк.

– Например?

– Например, в барах отелей. В кафе, что по кольцевой дороге. Мне кажется, это был его первый опыт общения со студенткой, и он очень нервничал. Я не думаю, что жизнь его была веселой. В итоге я стала очень много значить для него. А я поняла, что такой он мне не нужен. Я догадываюсь, о чем вы хотите спросить, поэтому скажу сразу. Да, я спала с ним. Недолго. Нам не было хорошо. Алан был… не очень хорош… физически. Я даже начала думать, что он скорее переспал бы с мужчиной, хотя, разумеется, это только догадки. Вряд ли он был на это способен.

– Как долго это продолжалось?

– Год. – Она закончила есть и уронила салфетку рядом с тарелкой. – Не понимаю, зачем мы говорим об этом.

– Что вы больше всего любите?

– Дайте подумать… – Альма сделала вид, что всерьез отнеслась к вопросу. – Если честно… Лето. Фильмы. Английские романы. Вставать в шесть утра и смотреть в окно, как рождается утро: все такое чистое, всюду так пусто… Чай с лимоном. Что еще? Париж. И Ниццу. Я так люблю Ниццу! Когда я была маленькой, мы ездили туда на все лето четыре или пять раз. А еще люблю вкусно поесть – вот как сейчас.

– Похоже, студенческая жизнь не для вас, – сказал я. Она словно рассказала мне все и ничего.

– Не похоже, правда? – она рассмеялась. – Мне кажется, все, что мне нужно, – это Большая Любовь.

Такой она была – принцесса, заточенная в башню чувством собственного достоинства.

– Пойдемте завтра вечером в кино, – предложил я, и она согласилась.

На следующий день я уговорил Рекса Лесли, чья преподавательская была этажом ниже, поменяться со мной столами.

В кинотеатре шла «Великая иллюзия» Ренуара, которую Альма никогда не смотрела. Потом мы пошли в кафе, всегда забитое студентами, и обрывки их разговоров долетали до нашего столика. Как только мы уселись, я вдруг ощутил мимолетный стыд и чувство вины и секундой позже понял: я боялся, что нас увидит Хелен Кайон. Однако это местечко было не в ее духе, она наверняка сейчас сидит в библиотеке, как обычно.

– Какой красивый фильм, – сказала Альма. – Я все еще живу в нем.

– Вы очень глубоко воспринимаете фильмы.

– Конечно, – удивилась она.

– А литературу?

– Конечно. – Она вновь взглянула на меня. – Вообще-то… не знаю. Люблю читать – вот и все.

Бородатый парень за соседним столиком говорил соседу:

– Веннер наивен, как и его журнал. Я начну опять покупать его, только когда увижу на обложке фото Джерри Брауна.

Его приятель ответил:

– Веннер это и есть Джерри Браун.

– Это Беркли, – сказал я.

– Кто такой Веннер?

– Странно, что вы не знаете Ианна Веннера.

– Кто он?

– Выпускник Беркли. Он был создателем «Rolling Stone».

– Это такой журнал?

– В вас столько сюрпризов! – сказал я. – Неужели никогда не слышали?

– Большинство журналов мне совершенно неинтересны. Я их никогда не читаю. Что это за журнал? Его название как-то связано с названием рок-группы?

Я кивнул. О них-то, по крайней мере, она слыхала.

– Какую музыку вы любите?

– Я не очень интересуюсь музыкой.

– Ну хорошо, попробуем несколько имен. Вы знаете, кто такой Том Сивер?

– Нет.

– Вы слышали о Вилли Мэйсе?

– Он, кажется, спортсмен? Спортом я тоже не интересуюсь.

– Чувствуется.

Она хихикнула.

– Вы меня все больше интригуете. Как насчет Барбры Стрейзанд?

Она очаровательно надула губки:

– Разумеется!

– Джон Форд?

– Нет.

– Артур Фонцарелли?

– Грейс Бамбри?

– Нет.

– Дези Арназ?

– Нет.

– Джонни Карсон?

– Нет.

– Андре Превин?

– Нет.

– Джон Дин?

– Нет… Остановитесь! Или я начну отвечать «да».

– Чем вообще вы занимаетесь? – спросил я. – Вы уверены, что живете в этой стране?

– Давайте-ка я попытаю вас. Говорят ли вам что-нибудь имена: Энтони Пауэлл, Джин Рис, Айви Комптон-Барнетт, Элизабет Джейн Ховард, Пол Скотт, Маргарет Дрэббл и…

– Это английские романисты, и я слышал обо всех, – прервал ее я. – Но я вас понял. Вы не интересуетесь тем, что вам не интересно.

– Вот именно.

– И вы никогда не читаете газет.

– Не читаю. И никогда не смотрю телевизор, – она улыбнулась. – Вы думаете, меня надо поставить к стенке и расстрелять?

– Мне просто интересно, с чем и с кем вы дружите.

– С вами. Вы же друг мне, правда? – За этим вопросом, как и за всем разговором, была та же видимость безучастной иронии. На мгновение мне подумалось, что она была существом из другого мира: ее почти полное невежество в области популярной культуры больше, чем любое заявление, демонстрировало, как мало ее заботило, что люди о ней думали. И еще я подумал о том, что ее чистота и неосведомленность намного шире, чем я мог себе представить. Возможно, шестая часть студентов аспирантур в Калифорнии и не слыхала о таком атлете, как Сивер; однако вряд ли нашелся бы во всей Америке человек, ничего не знавший о Фонце.

– Но у вас наверняка есть друзья. Мы же только на днях познакомились.

– О, конечно есть.

– На английском факультете? – Это было возможно: насколько я знал, среди моих временных коллег имелось несколько знатоков Вирджинии Вулф, и они тоже не читали газет. Однако в их кругу подобная отрешенность от всего остального показалась бы жеманством; для Альмы же она была в порядке вещей.

– Нет. Я не многих там знаю. Но я знакома с людьми, интересующимися оккультизмом.

– Оккультизмом? – Я не представлял себе, что она имела в виду. – Сеансы? Мадам Блаватски?