Валентина Хайруддинова - Нина. Таинственный Ник

Нина произнесла эту горькую правду, но, к удивлению, такой щемящей острой боли в сердце, как вчера, не ощутила.

– Но в глубине души я понимаю: история с красоткой – не про Сашу. Не потому, что я такая хорошая, вовсе нет. Просто он не такой.

– А какой? – спросил Соколовский, присаживаясь рядом на краешек лавочки.

Нина пожала плечами. В самом деле, чужому человеку трудно объяснить, почему ты не веришь в измену мужа, хотя она очевидна.

– Саша – чудесный муж. Знаете, он очень хорошо ко мне относится, жалеет меня.

– Счастливый человек ваш супруг: жалеет – и уже чудесный, – язвительно заметил историк.

– Он помогал по хозяйству, – упрямо продолжала Нина, стараясь не обращать внимания на ехидство собеседника.

– Да? – оглядывая маленький дворик, с сомнением в голосе проговорил Соколовский, – что же он делал?

Двор выглядел уныло: старый колодец, ветхий серый штакетник, деревянная уборная под старым тополем, низкий, накренившийся сарайчик, где хранились дрова. Единственным ярким пятном являлась клумба, на которой еще цвели розовые хризантемы.

– Дрова рубил, воду носил, – перечисляла Нина, – к маме со мной ездил. Там, в деревне, дел тоже немало: огород, ремонт. Дом у мамы совсем старый.

– Так он и у мамы вашей может находиться?

– Не может: у нас так не принято, чтобы без меня ездить. Да и с чего бы вдруг в рабочее время он отправится куда-то? Хотя он же на завод не ходит…

– А скажите, вы накануне не ссорились? – поинтересовался Соколовский.

– Мы вообще не ссорились. То есть не ссоримся.

– Это хорошо. Просто замечательно, когда в семье все прекрасно.

Почему-то эта оптимистичная фраза прозвучала совсем не радостно. Нина взглянула на собеседника: тот продолжал осмотр двора. Девушка вздохнула: наверное, ужасно выглядит ее быт со стороны. Однако Нина раньше этого не замечала – убогим дворик показался ей только сейчас.

– Ладно, Нина Петровна, я вас покину, – Михаил Владиславович поднялся, – вы отдыхайте.

Нина вернулась в комнату и, усевшись на кровать, уставилась на комод в напряженном внимании, словно надеясь получить ответы на свои вопросы от старой облезлой мебели. Куда делся кисет из коричневой кожи, украшенный цветком: тоненькая проволочка-стебель из чистого золота, три серебряных серых листочка, а в середине – красно-коричневая медная пуговица? В детстве Нина играла с отцовским подарком, рассматривала красивый цветок, вышитый серебряными и золотой проволочками, крутила выпуклую пуговицу. Постепенно кисет стал хранилищем для «сокровищ»: бусинок, фантиков, монеток. Петр Миронов не дожил до пятидесяти лет: умер от последствий тяжелых ранений, когда Нине исполнилось десять. Кисет остался у младшей дочери в память об отце, которого она так мало знала.

Теперь Нина страшно расстроилась, непонятно, из-за чего больше: что осталась без денег или что кисет исчез.

О пропаже она продолжала думать, пока ела, не чувствуя вкуса, угощенья Соколовского, и потом, улегшись на кровать и закутавшись в одеяло, попыталась вспомнить разговор с мужем о кисете. Саша тогда заметил, рассматривая кисет: «Знатная вещица». Неужели все-таки забрал?!

Нина задавала себе один вопрос: как же случилось, что близкий человек так поступил? Если до пропажи кисета она еще воображала некие ужасы, произошедшие с Сашей, то сейчас получалось: он ушел сам, по своей воле бросил ее, ничего не объясняя, да еще и памятную, дорогую сердцу жены вещь прихватил.

Ни до чего не додумавшись, Нина незаметно забылась тревожным сном.

Проснулась она уже в сумерках и не сразу поняла, какое сейчас время суток и почему она одетая лежит в постели. Потом действительность навалилась на нее с беспощадной прямотой: Саша пропал! Тут Нина вспомнила: Соколовский обещал отвезти ее к Наде. Но ведь уже совсем темно! Где же он?

Не успела Нина подняться с кровати, как услышала стук двери. Сердце замерло: «А вдруг Саша?!» Однако это явилась, как и обещала утром, Маруся.

Сестра принесла с собой свежесть осеннего вечера, суету и записку.

– Вот держи, соня! Чего дверь-то не запираешь?

Она протянула листок Нине. Та дрожащими руками приняла его и в первое мгновение не могла прочесть ни строчки.

– Михаил пишет – не стал тебя будить. А куда это вы собирались?

Маруся, конечно, прочла записку, которая оказалась от Соколовского. «Уважаемая Нина Петровна, – писал он размашистым почерком, – не стал Вас будить, так как мой друг Иваныч говорит, что сон – лучшее лекарство от всех болезней и бед. Поэтому восстанавливайте силы, а поездку нашу предпримем завтра. Также извещаю Вас, что мой «товарищ» из милиции сообщил: ни в больницах (дальше зачеркнуто), ни в других местах Миронов Александр не обнаружен. До завтра» (опять зачеркнуто).

– Он стучал, а я не слышала, что ли? – недоуменно спросила у самой себя Нина, рассматривая бумажный листок, словно надеясь прочесть там что-то еще.

– Нин! Что, Сашка не приходил? А откуда у тебя такие мисочки? Ой, пюре! А я голодная – ужас! – кричала из-за перегородки Маруся.

Однако, когда Нина со всей возможной небрежностью заметила, что еду привез товарищ Соколовский, сестра о голоде забыла: усевшись, приказала: «Рассказывай!»

– Маня, ты сходи, воды накачай, – отмахнулась от нее Нина, – а рассказывать нечего.

Маруся послушно поднялась. Но после ужина, за чаем, принялась рассуждать о жизни, поглядывая на сестру невинными глазами.

– Как ты умудрилась раньше меня и Нади замуж выйти? Ведь парней ни в грош не ставила. Вот научи, где найти мужчину? Тот вроде и ничего, а как выпьет – дурак, а другой и не пьет, а все одно – дурак. Жизнь проходит – работа, деревня, когда-никогда на танцы или в кино сходишь… Никакого просвета!

– Так ведь ты знакомилась летом с парнем, Пашей, кажется, – напомнила Нина.

Маруся со смехом перебила:

– Такой увалень деревенский! Говорил мне: «Какая ты, Маруся, здоровая!» Комплимент! Ха-ха-ха! Здоровая!

– Он симпатичный, – возразила Нина, – добрый, мне кажется. А комплименты – не главное.

– Не главное, – согласилась сестра, – а все же приятно. Вот Михаил… м-м… Владиславович…

– Начинается!

– Вот ты сердишься, а мне он очень понравился. И интеллигентный, и красавец, и умный. Мечта! И на меня он смотрит так…

Маруся изобразила, как смотрит на нее Соколовский.

– Когда ты успела его узнать? И когда это он на тебя смотрел? – ощущая, как где-то в глубине зарождается раздражение, осведомилась Нина.

– Да с первого взгляда видно, каков мужчина. А с первого слова – и подавно. Одно удивляет: чего он не женат?

– Он… это… пьет, – неожиданно для себя сказала Нина и покраснела.

– Вот я так и знала: что-то тут не то! Не может такой человек – и вдруг один, а оно вон как, – разочарованно воскликнула Маруся, всплеснув руками от огорчения.