Екатерина Люмьер - Любовь и Смерть

Первый день своего случайного заточения я провел в библиотеке: перебирал словари, художественную литературу, чьи-то мемуары, кажется, какого-то князя века так тринадцатого, судя по датам на страницах. Здесь можно было найти книги на любой вкус! На латыни, греческом, старославянском и церковнославянском, английском, французском. Даже на русском! Интересно, кто-нибудь вообще читал все, что хранилось в этом месте? Я выбрал себе легкое чтение: труд по ядам. Ничего не мог с собой поделать, меня эта тема так привлекает! Вы только представьте – отравить лишь каплей, столь малой и незаметной. Я углубился в чтение и забылся на добрых четыре часа, пока за огромными арочными окнами не наступила непроглядная тьма.

Не дочитав книгу, я взял ее с собой и отправился в спальню, поскольку откровенно замерз и совершенно точно у меня заболела спина от сидения за деревянным столом. Я забрался на постель в пальто, накрылся тканым одеялом и шкурой, поплотнее запахнулся и, углубившись в чтение, совершенно потерял счет времени. Книга оказалась познавательной, полной интересных фактов, о которых я не знал и даже не слышал за всю свою жизнь, хотя прочитал достаточное количество трудов на интересующую меня тему. Шея затекла и заболели глаза, а потому я только отложил книгу, взглянул на часы – восемь вечера! – и прилег ненадолго отдохнуть. Но заснул самым отвратительным образом.

Лес вокруг был тих, молчалив, словно все живое погрузилось в глубокий, глухой сон. Мрак вокруг застилал глаза, проникал в тело, струясь как дымка, стелился туманом, обволакивал черным плащом. Я ступал по сухим веткам, бредя в темноте среди вековых деревьев, озирался по сторонам и пытался найти дорогу, но перед собою не видел ничего, кроме пустоты и ночи. Я шел вперед, словно бы знал, куда. Словно бы уже бывал здесь. На небе не было ни луны, ни звезд. Абсолютная тишина наполняла уши, я слышал биение собственного сердца. Вдали замелькал оранжево-золотистый свет.

Костер.

Я остановился за стволом одного из деревьев, наблюдая за тем, что предстало перед моими глазами: человек, одетый в черные струящиеся одежды, с головой, покрытой платком из тончайшего полотнища, черного, но прозрачного, медленно ступал вокруг костра, тихо что-то приговаривая. Его речь была нетороплива, совершенно непонятна, на неизвестном мне языке, а руки извивались над огнем, пропуская его через пальцы. Его ладони были унизаны кольцами, что в свете костра казались золотыми, но я заметил серебристый отблеск.

– Ты наблюдаешь за мною, но знаешь ли ты, что ты видишь? – вдруг произнес человек, не поворачивая головы, запрокинув ее, смотря в черноту безлунной ночи. – Горный хрусталь, морион и обсидиан.

Не придав значения этим словам (я подумал, что он обращался к кому-то еще), хотя внутри меня поселилась настоящая тревога и даже страх, я заметил, что его руки были буквально по локоть в крови. Руки черные, словно бы обожженные пламенем. Но нет. Кровь капала с его пальцев на отсыревшую траву.

– Ночь до скончания времен будет длиться вечно, но не вечен ты. Времени все меньше, и он слабеет, и меня нет рядом, чтобы разделить его ношу, но есть ты, и теперь это твоя забота. Уильям, помни об этом.

– Кто ты? Откуда знаешь меня? И чья ноша – теперь моя? – я вопрошал тихо, боясь нарушить царившую тишину, покуда он закончил свою речь. Он действительно обращался ко мне.

– Я не более, чем тень того, кто давно умер. Тень, которая не имеет голоса, плоти и крови. Розмарин для памяти, Уильям. Цветок свадеб и похорон. Вспомни, Уильям. Вспомни! – он обратился ко мне. Все, что я мог видеть, пока он говорил – движущиеся губы.

– Что я должен вспомнить, черт возьми?

– Смерть!

Я проснулся в холодном поту. Тяжело дыша, буквально задыхаясь. Вскочив с постели, я принялся судорожно пить воду из кувшина, стоявшего на столе. Это был сон, конечно, но столь реалистичный, что мне стало дурно. Я ощущал тревогу, отвратительную пустоту и холод в животе. Розмарин. Слишком много розмарина. Я буквально почувствовал его вкус и запах. Человек в черной вуали говорил о камнях. Я не вспомнил сразу, о каких, но как только в памяти возникли все три названия, записал их на обрывке бумаги и осел на стул. Из меня словно ушли все силы. Что со мной происходит?

Я проспал не больше пятнадцати минут, а устал так, словно не смыкал глаз уже неделю. У меня заболели кости, все тело заныло, словно бы меня продуло. Надеюсь, я не захворал из-за неугомонного ветра, что трепал гобелены в коридорах и галереях. Я отправился сначала в библиотеку, но потом свернул и попал в ту самую комнату, где висел портрет. Я вошел и, сразу же направившись к столу, где лежали книги, перебрал каждую, изучив вдоль и поперек, и выбрал ту, на которой золочеными буквами было написано «Roci și minerale». Я пошел в библиотеку, чтобы найти словарь.

Больше нескольких часов я переводил, сгорбившись за столом, чтобы только понять, о чем шла речь. И почему я только не принял видение за вечерний сонный бред? Я прочитал следующее:

Горный хрусталь – камень ясновидящих, магов и колдунов, необходимый для предсказания будущего. Обсидиан – концентрирует астральные силы. Морион – облегчает связь с потусторонним миром.

Чью смерть я должен был вспомнить?

Что же, черт возьми, все это значит?

Я сидел, озадаченно глядя в книгу и поджав губы, а внутри меня билась тревога, холодом сковывая внутренности.

Единственным занятием, доступным мне в полной мере, было разглядывание гобеленов во время прогулок по продуваемым коридорам старого замка. Казалось бы, что меня должна была одолеть невероятная скука, но предчувствие чего-то нехорошего и непреходящее ощущение, что за мной наблюдают, избавили меня от хандры. Я прихватил словарь и книгу в свою спальню, чтобы получше с ней ознакомиться, и то, что с каждой прочитанной и переведенной страницей все прочнее становилось осознание мной того, что все это я уже знал, хотя никогда в жизни не интересовался магией – труд о камнях и минералах содержал информацию именно подобного рода – и даже презирал все подобное, вызывало беспокойство. Что-то в этом всем было не так: граф, что взирал на меня стеклянными, светящимися во тьме голубыми, слишком молодыми глазами, его постоянное отсутствие, спальня, вечно теплая и убранная, хотя кроме графа фон Штауффенберга в замке никто не жил, разбушевавшаяся в сентябре страшная метель и дурные, абсолютно непонятные мне сны.

Несколько дней я провел в тишине наедине с завываниями ветра за окном, поскольку граф так и не почтил меня своим присутствием после того вечернего разговора и подписания договора на покупку имущества в Лондоне. Я мог бы уже быть на пути в Англию, но непогода совершенно испортила все мои планы, и мне уже начало казаться, словно бы это – не более, чем глумление со стороны жизни, но, быть может, я просто преувеличивал. Так же, как и то, что за мною постоянно кто-то наблюдал. Я надеялся, что у меня не развилась отвратительная мания преследования.