Екатерина Люмьер - Любовь и Смерть

В Волошских землях я научился многому, особенно не доверять никому, кроме своего господаря. Я всегда был настороже: держал под подушкой кинжал, следил за яствами, взяв на себя обязанности, так сказать, кравчего, чтобы никто не мог отравить Иона, сам травил тех, кто был уличен в злом умысле. В этих краях жили ведьмы, к которым я наведывался несколько раз в месяц, чтобы постичь таинство проклятий и оберегов. Ведьмы хоть и были поначалу несговорчивы, но золото кому угодно развязывает язык. Одной колдунье я отдал свои серьги, а потом пришлось объясняться с Ионом, что ненароком сорвал одну, потерял, а вторую отдал нуждающемуся старику. Не мог признаться ему, что занимался подобными вещами, ведь мой князь всячески отрицал мою причастность к колдовству, если меня в нем обвиняли. Мне было абсолютно плевать на свою душу, чтобы только быть сильным и способным на то, что недосягаемо для других при дворе, кто может лишь капать яд в кубки с винами, но чье слово не рушит судьбу и не лишает жизни.

Несколько дней назад, когда я встретился со знакомой колдуньей, она увидела мою скорую смерть. Она не сказала, но я понял это по ее жестам, по тому, как расширились ее глаза и задрожали губы, и как она сжимала в пальцах розмариновые ветви. Цветок свадеб и похорон. Я чувствую. Я знаю, что скоро что-то произойдет. И надеюсь, что только со мной. Слишком быстро близится час несчастья.

Об Ионе будут помнить всегда, я в этом уверен, и не имеет значения сколько он будет княжить. Обо мне же не вспомнит никто. Колдун, княжеская шлюха и дьяволово отродье. Честно говоря, это чертовски лестно, потому что ни тем, ни другим я не был, если не считать мое увлечение травничеством, ядами, проклятиями и заговорами, как я уже упомянул выше. Скучал ли я когда-нибудь по Московии? Не думаю. Ну, возможно, по ее полевым цветам и закатам. Хочешь не хочешь, а легкая тоска на любого нападет, коли родину ты покинул, но в Волошских землях мне не было времени предаваться мыслям и тоске по Русскому государству, поскольку те волнения и раздор, что творились здесь, пожалуй, были бедой насущной.

Думаю, стоит уже заканчивать разглагольствование ни о чем. Близится раннее утро, а я еще не смыкал глаз, и вряд ли усну теперь, поскольку тревога, что зародилась во мне после пророчества колдуньи, не дает мне расслабиться ни на мгновение. Глядь! и нож у тебя в груди, капля яда в кубке с вином. Я ввязался в дела сильных мира сего, и это опасная игра. Ты не ведаешь, с какой стороны тебя предадут, кто готовит тебе виселицу, а кто потирает руки, надеясь прибрать к рукам твои пожитки после похорон. Я могу только надеяться, что все закончится хорошо. Но я знаю, что не закончится. И я уповаю на то, что беда придет только за мной.

Я, Вильгельм Хованский, князь без княжества, колдун, любовник Иона I и внебрачный ребенок княгини Старицкой, хочу, чтобы тот, кто читает эти строчки, знал: я был .

Через десять минут я пришел в себя: тошнота отступила, как и головокружение. Стучащая в висках боль ослабла, и я наконец-то смог вздохнуть с облегчением. Только этого мне не хватало – терять сознание не бог весть где и не бог весть когда! А что, если граф заподозрит, что я вторгся в чужую комнату и столь бесцеремонно все изучил? Полагаю, что он уже заподозрил, но не сказал и слова, а может быть всего лишь держал паузу перед возможным выговором о моем неуважении. Я спустился в столовую, где меня ожидал фон Штауффенберг, и увидел накрытый к ужину стол. Замечу, что за время моего пребывания в замке я так и не увидел ни одного слуги! Я сделал только один вывод – граф не пользуется ничьей помощью. Неужели он сам заправляет себе постель и готовит ужины? Довольно-таки необычно. Чертовски необычно!

В паре километров от замка находится деревня, откуда доставляют продовольствие, в этом я точно уверен, а иные возможные поручения графа исполняются наемными цыганами – я как раз видел странствующий неподалеку табор. В общем, приступил я к ужину под его пристальным взглядом. Он практически никогда не переставал на меня смотреть и это начинало вызывать нервную дрожь, особенно спустя полчаса беспрерывного разглядывания.

– Надеюсь чорба, наш традиционный суп, и висината помогут вам прийти в себя окончательно. Вы плохо выглядите, Уильям, и я бы советовал вам не задерживаться после ужина и отправляться спать. Утро, как говорится, вечера мудренее, верно?

Он был столь вежлив, чертовски услужлив, и мне казалось это странным. Почему я пирую ежедневно, словно великий гость, посол зарубежной страны при королевском дворе? Я притворяюсь обыкновенным юристом, а со мной обращаются как с герцогом. Неужели у румын так принято принимать гостей? Занятно. Граф зовет меня Уильямом, и какого черта имя, произносимое этим человеком, кажется правильным и первородным, словно бы он всегда так звал меня, словно бы я ему не незнакомец и гость? Слишком много вопросов, на которые я не могу найти ответы, посещают мою голову, покуда я нахожусь в замке. Погода ухудшается, а потому мне кажется, что времени на подумать у меня будет с лихвой. У меня чертовски ноет затылок – вероятно, я приложился о каменный пол.

Черт бы побрал этот розмарин!

По окончании трапезы, хотя я ни разу не видел, чтобы граф ел, он осведомился о моем самочувствии, и, получив удовлетворительный ответ, предложил провести процедуру подписания бумаг, для чего я сюда в конце концов и явился.

Поднявшись в отведенную мне спальню, я взял папку с документами, карту, на которой были обозначены участки, где находилась будущая собственность графа. Я рассказал ему о каждом из них, предоставил бумаги и спустя полчаса беседы и различного рода формальностей, перевязал папку лентой. Дело было сделано.

Несмотря на вторую половину сентября, пошел снег. Я написал письмо в Лондон, по настоянию графа, о том, что задержусь в замке на некоторое время, пока погода не улучшится, поскольку заметало столь сильно, что на расстоянии вытянутой руки было белым-бело. Непроглядная холодная стена. В Англии я был свидетелем разве что столь же густых туманов.

Граф сказал, что все так же будет занят целыми днями, а потому я могу свободно передвигаться по замку: читать книги в библиотеке, гулять по галереям и рассматривать гобелены, посещать незапертые комнаты, и строго запретил пытаться проникнуть в иные помещения. Снегопад стал сильнее на следующий день. Какое сегодня число? Я что-то даже потерялся среди дней и ночей в замке. Кажется, будто время вовсе остановилось и вечные сумерки за окном из-за непроглядной метели этому только способствовали. В замке значительно похолодало, а потому я передвигался по коридорам, одетый в теплое пальто, поскольку сквозняки были до той степени сильными, что меня буквально продувало насквозь, а мне ведь предстояла обратная дорога в Англию.