Ирина Тигиева - (Не) читайте, это – для ёжиков! [СИ]

— Куда мне! — насмешливо хмыкнула белёсая девица.

А я во все глаза смотрела на кокетливо выставленные из-под подола… копытца. Покрытые светлой шёрсткой "стройные" ножки "херувимчика" как будто принадлежали оленёнку Бэмби! Я-то думала дева-альбинос зло пошутила, назвав её ноги "копытами"!

— Не знаю, как принцепс, а хомос от твоих ног точно в восторге, Луайне! — альбинос ехидно захихикала, обнажив заострённые зубы.

— Ты что, — вампир?! — выпалила я.

Тихое бормотание невест, не участвовавших в перепалке между "Бэмби" и альбиносом, смолкло. Все личики повернулись ко мне.

— Кажется, она только что назвала тебя низшей формой жизни, Субира, — раздался томный голос откуда-то сбоку. — В их мире так именуют паразитов.

Говорившая могла запросто оказаться с планеты Пандора из фильма "Аватар". Гибкое тело, правда, покрытое не синей кожей, а короткой коричневой шёрсткой, открытое платье из золотых пластин, длинные тёмные волосы, собранные в хвост, и в довершение образа — мохнатые ушки, зелёные глаза и кошачья мордочка. Всё больше забавляясь внешним видом претенденток, я весело махнула рукой.

— Ничего подобного! Сразу видно, что ты не смотрела ни "Интервью с вампиром", ни "Сумерки"!

— Я бы и не обиделась, — названная Субирой снова обнажила резцы в улыбке. — Скорее тебе следует извиниться за гибель придворных из моей свиты.

— Каких ещё… придворных? — опешила я.

И когда успела стать виной чьей-то гибели? Хотя, может, раздавила парочку муравьев или какой-нибудь другой живности, пока носилась по коридорам в компании ши? И альбиносу тут же донесли…

— Придворные! — дева-кошка грациозно махнула покрытой шёрсткой рукой. — Подумаешь, несколько десмодов [16] Десмод (лат. desmodus rotundus) — подсемейство летучих мышей, питающихся кровью. утонули в бассейне! Никто не заставлял их изображать из себя рыб!

— "Подумаешь"? "Несколько десмодов"? Да как ты смеешь, плотоядная! — дрожащий от негодования голосок принадлежал девушке с длинными качающимися над головой усиками и крыльями бабочки. — Считаешь себя высшей формой жизни?

— Разумеется, насекомое, — хмыкнула та. — Пищевую цепочку в природе возглавляют хищники. Пора бы тебе стряхнуть с усиков пыльцу и принять это, как данность.

— Твоя заносчивость отвратительна, Векеса, — проронила другая претендентка в чёрном наряде с жёлтыми пятнами. — Даже самый свирепый хищник бежит от огня!

За исключением странного лоснящегося костюма, облегавшего её тело, словно вторая кожа, она казалась вполне нормальной на вид. Векеса заливисто рассмеялась, обнажив кошачьи зубки.

— Любое создание бежит от огня, если только в его венах течёт кровь, а не слизь, как у тебя, рептилия.

Девица в костюме сузила глаза, в которых внезапно прорезался вертикальный зрачок. Украшения из крупных драгоценных камней на её лбу и руках вспыхнули пламенем, а изо рта вырвался раздвоённый язык. Я разочарованно вздохнула — ещё одна "химера". Хотя пора бы уже смириться, что я здесь — единственное человеческое существо, и не искать во всей этой живности антропоморфные черты.

— А ты с чего вздыхаешь, homo sapiens?

Я подняла глаза на существо, сидевшее напротив меня. Тяжёлый парчовый плащ, четырёхпалые руки с длинными когтями, на голове — массивное сооруженние, наподобие убора из павлиньих перьев, скрывающее верхнюю часть лица.

— Ты это мне? — вежливо уточнила я.

— Видишь поблизости ещё одного хомоса?

— К сожалению, нет, — снова вздохнула я. — Будто попала в зоопарк.

Что тут началось! Узоры в виде глаз на перьях головного убора девицы… ожили и заморгали. Оказалось это — глаза, не меньше дюжины! Когти царапнули столешницу.

— Как ты смеешь, ничтожное насекомое! — выпалила она.

— Как ты смеешь называть хомоса насекомым, злобный земляной червь! — возмущённо пискнула девушка с крыльями бабочки.

Можно подумать, "капустница" за меня заступается — если бы не презрение исказившее её личико, когда она произносила слово "хомос".

— Кого ты называешь земляным червем, личинка!

— Перестаньте оскорблять друг друга, — невинно вставила я. — Личинка и червь должны быть лучшими друзьями!

Сквозь гвалт возмущения обрушившийся со всех сторон — хомосов тут явно недолюбливают — до меня донёсся томный голос девушки-кошки:

— "Личинка и червь", — она хихикнула. — Пожалуй, ты мне нравишься, хомос.

— Недаром твои родичи служат утехой таким, как она, в их мире! — хмыкнула девица с глазами рептилии.

Кошка зашипела и замахнулась на неё, та пыхнула огнём из камней… Дева, сидевшая между ними, попыталась послужить миротворцем, но обожгла одну из зелёных веточек, кустившихся вокруг её плеч, о камень на плече девы-рептилии. За обожжённую вступилась другая девица, покрытая перьями — хлестнула рептилевидную по лицу. Та не стала терпеть такого произвола и попросту набросилась на деву-птицу… И в мгновение ока из разряженных манерных девиц, ловко орудующих деревянными ложечками, "невесты" превратились в озверевшую толпу дикарей. И тут будто кто-то запустил спрятанную под полом карусельку — наши сидения крутанулись вокруг стола на сто восемьдесят градусов. Теперь я оказалась сидящей лицом к королевской семье, подняла глаза на возвышение…

Странным образом, первым, кого увидела, был нe принцепс, нe сам "август", а Ээрикки. Он сидел через одно место от крайнего с золотым балдахином. Унизанные браслетами лапки напряжённо упёрты в стол. Мордочка повёрнута в сторону стола невест, а очень далёкий от одобрения взгляд устремлён на меня. Как будто в потасовке виновата я, и в том, что так случится, он ничуть не сомневался с самого начала. Увернувшись от чьего-то хвоста — метили не в меня, а в крылатое чудо с ногами гиппогрифа — я всё же скользнула взглядом по сидящим под золотыми балдахинами. Один — крупный мрачного вида ёж, наверное, правитель. Рядом — ёжик помельче со светлыми, почти белыми колючками. Неужели ежиха, да ещё и блондинка? Третьим сидел… принцепс. Со светлыми колючками и светлой шёрсткой — видимо, в мать, кругленький, пухленький, со вздёрнутым розовым носом и розовыми ушками… Я даже растерялась — неужели за его сердце и унизанную драгоценностями лапку мы здесь боремся?.. А где же брутальный самец, как в драконовской книжице, при виде которого у героини "поджимались пальцы на ногах" — мысленно хихикнула, вспомнив это идиотское выражение. Принцепс, не считая того, что был ёжиком, на самца, да ещё и брутального совсем не тянул. Но, самое обескураживающее — его розовая мордочка была повёрнута именно ко мне. Может, потому что я была единственной, кто не катался по полу, пытаясь выдернуть клок шерсти или перьев из загривка соперницы? А, может, тоже не сомневался, что во всём виновата я… Тем временем несколько ушастых ёжиков разняли передравшихся невест, ёжик в зелёном жилетике попросил прощения неизвестно у кого и объявил, что завтрак продолжается. Невесты, слегка помятые, обменивались взглядами, каким бы позавидовал любой маньяк, а некоторые очень недобро косились на меня — особенно когтистая дева в многоглазой маске. Поймав мой взгляд, она очертила остриём когтя окружность на столе и вонзила в неё коготь по самое основание. Я не привыкла игнорировать оскорбления. Приложив ко рту кулак, шумно "выдула" из пятерни средний палец. А потом, чтобы у заносчивой мерзавки не осталось никаких сомнений в серьёзности моего оскорбления, ещё и "выкрутила" его из пятерни на левой руке, поворачивая правой ручку воображаемой шарманки. Откуда-то сбоку донеслось сдержанное хихиканье девы-кошки. Зато глаза оскорблённого мною "земляного червя" закачались на "перьях", как трава в поле. Зашипев, девица раскрошила когтями край стола и едва не полоснула по мордочке подскочившего к ней ушастика, видимо, намеревавшегося просить её удержаться от порчи казёного имущества. Ёжик явно растерялся, когда когтистая лапа "красотки" метнулась к нему и, описав кривую дугу, резко опустилась, но тут же снова принял невозмутимый вид.