Генри Олди - Рассказы ночной стражи

Судя по следам на снегу, тут успел побывать не один дознаватель. Но к тому моменту, как во двор вбежал я, здесь оставался только господин Сэки. Мрачней тучи, он кружил вокруг покойницы, будто хищная птица над добычей.

«Никто в управе не хочет заниматься делом убитых каонай , — вспомнил я слова старшего дознавателя. — Я и сам не хочу, но вынужден. Уведомляю вас: лучше откажитесь сразу, если вам омерзительна вся эта история. Саботажа я не потерплю. В случае вашего отказа к вам не будет применено никакого наказания».

Ты согласился, Торюмон Рэйден.

Принимай убытки.

— Действуйте, — бросил мне Сэки Осаму, не останавливаясь. — Действуйте так, словно меня здесь нет.

Легко сказать! Ладно, будем действовать.

Жестом я подозвал одного из кандидатов. Не выбирал, какого именно, просто махнул безликим рукой, и кто-то побежал ко мне. Высокий, широкоплечий. Когда он приблизился, я вспомнил: этого я допрашивал первым, выбирая себе слугу. При жизни — Йошиюки, гончар. Грамотой не владеет.

— Кто её убил?

— Не знаю, господин.

— Кто-нибудь знает?

— Никто не знает, господин. Мы спали, когда она вышла на двор. Думали, по нужде. Она даже не вскрикнула, господин. Мы увидели тело позже.

— И сразу сообщили в управу?

— Да, господин.

— Переверни её.

— Господин…

— Я сказал, переверни!

Он подчинился. Я шагнул ближе: да, у покойной был вспорот живот.

— Подними её руку. Левую.

Он поднял. Гончара трясло, но возражать он не смел.

— Теперь правую. Держи ниже, у локтя.

Запястья целые, без порезов. У неё не было маски, чтобы защищаться. Я вспомнил демонстрацию Ясухиро. Полоснуть по животу; когда жертва упадёт на колени, отрубить ей голову. «Если голова не была отрублена полностью, убийца скорее всего поскользнулся».

Этой ночью убийца стоял на ногах крепко.

— Та же манера, — уведомил я старшего дознавателя. — Это он, наш убийца безликих.

— Кто это? Есть хотя бы предположения?!

Я не успел ответить. Сэки Осаму сгорбился, прекратил кружение. Вид у него был несчастней несчастного.

— Молчите, Рэйден-сан. Какая разница, кто это? Хорошо, мы выяснили: это Мацуо Басё, бродячий поэт. Забрёл в Акаяму, составляет сборник «Соломенный плащ обезьяны». В перерывах между стихосложением рубит безликих. Зарубит и пишет на снегу очередной шедевр.

Машинально я оглядел двор. Никаких стихов рядом с безголовым телом не было. А может, их затоптали к моему приходу. Спросить господина Сэки? Нет, не стоит.

— В чём мы обвиним уважаемого господина Басё? Безликие — не люди, они ничтожества. Все, даже слуги при дознавателях. Господину Басё в худшем случае сделают выговор. А он объяснит своё поведение расстройством желудка и лютой ненавистью к выкидышам кармы. Есть указ, запрещающий убивать бродячих собак. Нет указа, запрещающего убивать каонай .

— Подать доклад? — предположил я. — Отослать в столицу?

— Лезть с такими вопросами к правительственным инспекторам? Это значит самим потерять лицо. И всё-таки дело надо заканчивать. Мы не можем стоять и смотреть, как рубят служебных каонай ! Не охрану же к безликим приставлять? Вы в состоянии что-нибудь предложить, Рэйден-сан?

— Да, — сказал я. — Если позволите.

И добавил:

— Не здесь.

Ночью разыгралась метель.

Люди жались друг к другу под одеялами, слыша, как ветер воет за стеной. Зажигались очаги и жаровни. Дым поднимался над трубами только для того, чтобы достаться в добычу бурной мгле, быть разорванным в клочья. Как сказал бы поэт:

Снежные смерчи вились вокруг пожарных вышек. Буран-мятежник стучался в ворота правительственного квартала. Ночная стража шла вслепую, не понимая, куда идёт. Кто поумнее, коротал время в лавках, где торговали саке. Торговля шла днём, но какой лавочник ради жалких минут сна откажет знакомому стражнику?

Дрожали фонари над дверями. Дрожали тени на стенах.

В колодцах выше срубов росли шапки из пушистого зимнего меха. Корабли в порту убрали все паруса ещё с вечера. Усадьбы знати, трущобы ремесленников, бараки бессемейных самураев, квартал трупожогов, харчевни и лапшичные, храмы и общинные школы, мосты и деревья в садах — всех уравняла, всех пожрала ненасытная вьюга.

Одно хорошо — сточные каналы по холоду воняли меньше, чем летом, а сейчас запах и вовсе исчез.

Никому не было дела до тени, скользившей по городу. Никому не было дела, и это огорчало тень.

Мигеру замёрз, но это чепуха. Устал, но это тоже пустяк. Лицо его, замотанное тряпкой так, что оставались лишь узкие щёлочки для глаз, секло ветром и снегом. Казалось, нет никакой тряпки, лишь голая беззащитная кожа. Ещё казалось, что Dios misericordioso , который для Мигеру давно был Dios de la ira [21] Dios misericordioso — Господь Милосердный. Dios de la ira — Господь Гнева. , вернул дону Мигелю настоящее лицо с одной-единственной целью — ради адских мучений. Впрочем, мучения тоже утратили смысл. Всё бессмысленно, если молодой господин ошибся в расчётах — и Мигеру продолжит свой путь в одиночестве, до самого утра.

Обманывая стражу, избегая запертых ворот, отыскивая дыры и лазейки, повторяя маршрут, будь он проклят, каким выбирался к хижине друзей, рисовавших себе лица, и сходя с этого маршрута, он кружил, кружил и кружил.

Ветер усилился. Временами Мигеру был вынужден останавливаться и пережидать, крепко упёршись клюкой в землю. Вторую, короткую клюку он сунул за пояс. Глупости, думал Мигеру. Чепуха. Ошибка.

Кто найдёт меня в этакой пурге?

Перед тем, как швырнуть Мигеру в буран, нет, даже перед тем, как объяснить Мигеру, зачем он это делает, молодой господин крепко ухватил безликого за плечо. Он редко прикасался к Мигеру, и никогда — по своей воле. Обычно это была случайность, но сейчас о случае речь не шла.

«Ты, — сказал молодой господин, хмурясь. — Ты сообщил мне про убийство Ни в бараке кандидатов. Ты позвал меня в барачный двор. Я справился у других дознавателей: тех, что побывали во дворе до меня. Курода, Исибаси, господин Сэки — все твердили одно: их позвали слуги. Я подал запрос секретарю Окаде. Никто не отправлял посыльных в дома дознавателей. Откуда вы, слуги, узнали про убийство? Да ещё ночью, перед рассветом?! Курода заявил, что ему это не интересно. Исибаси отмахнулся, его это не волнует. Секретарь Окада попросил меня не усложнять ситуацию, которая и без того сложна. Мне это интересно, меня это волнует. Я готов к сложностям».